В эту секунду большое животное мягко приземлилось на околице Кордона. Небесное кругопланетное путешествие завершилось.

— Ближе доставить не могу, — извинился Единорог, когда ветеринары покинули свой отсек и вступили на мокрую от росы землю. — Как пить дать, усекут! Тогда надо свозить по орбите всю деревню, а у меня жесткий распорядок вечности. Прощайте, друзья животных! Я расскажу собратьям по космосу о чудесном исцелителе. Как-нибудь мы назовем самую новую, самую сверхмощную звезду звездой доктора Донникова, а новое созвездие — созвездием Ветеринара!

— Может быть, носится там еще какая безымянная планетка? — запросила огорченная муха. — Не буду спорить, если назовете ее Фая!

Единорог уже завис над Луной, маскируясь в теневой ее части.

Он торопился в мировое сообщество звезд, в пространство, еще не ставшее человеческим общежитием, но населенное небесными телами с человеческими именами.

На другое утро Саше не удалось пойти с приятелями за чудо-корнем.

С рассветом прискакал на взмыленной лошади Конец.

— Беда, Дмитрий Сергеевич! Коровы третьего гурта отравились! Пастух думал, что соль каменная, а то — супер-в-корень его-фосфат окаянный!

— Собирайся, живо! — приказал дядя Митя. — Надо спасать животных.

Обстановка складывалась боевая, сложная. Дядя Митя не просил — приказывал. Однако Саша не обижался. Сказать по правде, даже обрадовался — брали-то его на настоящее дело. В считанные секунды мальчик был готов. Поднимая тучи пыли, ветеринарный «газик» помчался к озеру. Там с вечера стоял гурт дойных коров.

Картина, представшая перед ветеринаром, не казалась ужасной, как о том вещал гонец. Саша просто видел стадо, самое грустное на всем белом свете. Печальный пастух суетился близ грустных коров и грустно хлопал себя по печальному брезентовому плащу.

Не слушая объяснений, дядя Митя крикнул:

— Где-нибудь поблизости есть ведра?

— Как не быть! — с грустной готовностью ответил виноватый специалист кнута. — Которые для дойки — под навесом сложены.

— Саша, гони коров в воду! — распорядился доктор. — Потом давай за ведрами — неси на берег!

Мальчик вместе с пастухом сбил в кучу больное стадо. Потом таскали на песчаную отмель большие оцинкованные ведра. Потом дружно наполняли ведра озерной водой. Дядя Митя бросал в ведра антиотравин — готовил специальный раствор для коров, Саша, по приказанию доктора, размешивал в ведрах по горсти обычной поваренной соли. Это для того, чтобы пойло было вкуснее, иначе коровы пить не станут.

Пока напоили весь гурт, умаялись. Но не прошло и четырех часов, а многие животные уже щипали траву, как будто ничего не произошло. А одна пестрая, как подсолнух, корова ринулась, выставив рога, к пустым ведрам и с великим грохотом покидала их в воду.

Опасность массового отравления миновала. Животным, которые наелись минерального удобрения до отвала и отравились сильнее других, дядя Митя сделал уколы. И на этом операция по спасению гурта закончилась.

Дядя Митя после работы пил в вагончике студеную воду, а пастух тем временем прикрыл бесхозное удобрение листами толя.

— Волка губит жадность, — объяснил Айболит. — А коров — отсутствие чутья на отраву.

— У животных нет чутья на яды? — сильно удивился Саша.

— Есть, но не на всякие, — ответил Дмитрий Сергеевич Донников. — Животные, Саша, особенно коровы, привыкли верить человеку за тысячелетия совместной жизни. Вот не отогнал пастух гурта от минеральной подкормки — стали его лизать. А минеральное удобрение крепко на соль каменную смахивает. Коровы, особенно дойные, соль на земле ищут.

Только пошли от вагончика доярок к селу, догнала лекарей заведующая молочнотоварной фермой; Очень озабоченная.

— По вас, Дмитрий Сергеевич! — зачастила тетя Никитина. — Майка разродиться не может! Мучается, бедная, страдает!

Майка — лучшая корова колхоза. Майка — общая любимица селян и художников. Художникам она нравилась за красивые формы и тихий нрав: корову можно было рисовать и в жару на солнцепеке — она терпела.

Крестьяне любили Майку просто за то, что она полезное, нужное животное, но гордились тем, что она была чемпионом породы.

Среди животных — немало чемпионов. Среди рысистых лошадей есть чемпионы по резвости. С выдающегося барана настригают столько «золотого руна», что его разом хватит на двадцать костюмов, двадцать рубашек и двадцать пар варежек.

Разумеется, солидная Майка не носилась с ураганной скоростью по полям и с нее не состригали шерсть. Майка была чемпионкой по молочным удоям. Вот почему дядя Митя следил за ней с особым вниманием.

Корова черно-пестрой породы родом с Урала давала каждый день сто двадцать литров молока. Морем этого молока можно было бы напоить роту молодых солдат. Если разлить дневной удой по стаканам и поставить на общий стол — какой крик тотчас поднялся бы! Ведь за тем столом уместилось бы шестьсот мальчишек и девчонок — два детских сада или одна городская школа!

Летом селяне ожидали большого события. Майка-чемпионка должна была отелиться. Народ хотел, чтобы корова родила сразу две телочки. И чтобы те пошли в маму и тоже со временем стали молочными чемпионами.

Селяне ждали события — и вдруг такая новость!

Дядя Митя тотчас побежал за тетей Никитиной. Саша помчался за ними.

Майка страдала в густом березовом подлеске, куда можно было пробраться с трудом. Когда приходит срок рожать, коровы забираются в глухие места — привычка, сохранившаяся, верно, от далеких предков.

Первой обнаружил Майку пастух Мефодьев. Старик оставил стадо и пошел к Майке, чтобы забрать новорожденного и отнести на ферму к доктору. Но корова лишь тяжело вздыхала, стонала, и в потемневших ее глазах дрожал перевернутый от боли зеленый и синий летний мир.

Дядя Митя мельком поглядел на животное и засучил рукава. А Саша скинул рубашку и отгонял насекомых, облепивших корову. Наконец Майка громко промычала, бока ее разом опали, а мир в глазах еще разок перекувырнулся и встал на ноги — как надо.

Около коровы на мягкой травяной подстилке появились, два большеголовых малыша. Они глядели, на мир и соображали, что теперь делать. Земля так уж устроена, что на ней все живое что-нибудь делает.

Теперь Саша не дожидался приглашения. По примеру доктора он придвинул теленка и дал корове облизать его. Потом насухо вытер своего малыша полотенцем, которое подала тетя Никитина. Потом напоил телят сцеженным молозивом — первым и очень целебным коровьим молоком.

Тетя Никитина суетилась около коровы и радостно восклицала:

— Скажите, пожалуйста, как по заказу: двойня! И какие славные!

А пастух дед Мефодьев, чтобы скрыть волнение от присутствия новой жизни, задымил цигарку и приговаривал со слезой:

— Провались я на ровном месте — станут малые чемпионами породы, раз доктор Донников принял их на свет. Провались я на месте!

На этом самом месте он вдруг и провалился. Там; где он только что топтался, зияла дыра, а из ямы валил едкий табачный дым.

Селяне кинулись спасать деда, разумеется, с шутками и смехом, а он отряхнулся от земли и вспомнил:

— Помнится, здесь шурфы до Отечественной били — золотишко, искали!

И все торжественно пошли к ферме. Дядя Митя нес первого теленка, а тетя Никитина и Саша — второго. За людьми шла гордая Майка. Она была совершенно спокойна за малышей, которых опекал колхозный ветеринар дядя Митя.

— Берем на всякий случай походную аптечку! — заявил Саша приятелям.

После хорошей ветеринарной практики мальчик действовал неспешно, уверенно, повторяя в жестах дядю Митю и чувствуя большое уважение к животному миру.

Милорд гонял по двору обиженного петуха. Фаина, прислонившись к стене, задумчиво перебирала ножками — прикидывала маршрут поиска.

Все трое отправлялись на поиски рубидиевого корня. Об этом пронюхала Клеопатра. Настырная коза напросилась в сообщники, якобы для того, чтобы в охотку полакомиться лыком.

— Сань! — гаркнула муха свежим походным голосом. — Не забыл йод захватить?

— Все тут есть в нашей аптечке! — мальчик стукнул по тугой сумке. — Бинты, резиновые жгуты для того, кто ногу в пути сломает или будет ранен, нашатырный спирт — если кто сознание потеряет или отравится.

— С ума сойти! — испугалась муха. — Мы что, ребята, в бой идем?

— Витаминов захвати побольше! — оставив наконец петуха, крикнул сладкоежка Милорд. — Вдруг заплутаем, и без витаминов никак нельзя!

Солнце привычно поднималось над Кордоном. Из леса надвигались на ходоков запахи березового разомлевшего листа, сосновой смолы и липового меда.