Рассчитывая на то, что скоро появится Спиллер, они съели остаток яйца. Они все равно не наелись и горестно смотрели через входную дыру, как поток пронес мимо них полбуханки хлеба.

Наконец совсем стемнело; они закрыли вход пробкой и приготовились ложиться.

— Во всяком случае, сказал Под, — здесь сухо и тепло. И, конечно же, скоро прояснится…

Но на следующий день по-прежнему шел дождь. И на следующий…

— Он не сможет вернуться в такую погоду, — стонала Хомили.

— Для Спиллера нет невозможного, — сказал Под. — Этот ящик вполне надежное судно, и навес у него крепкий. Течение здесь, под куманикой, идет у самого берега. Вот почему он выбрал этот уголок. Помяни мои слова, Хомили, он может появиться в любой момент. Спиллер не из тех, кто пугается капли дождя.

Разговор этот был в их «банановый» день. Под отправился на разведку по скользкой корке грязи под куманикой. Таща вперед ее свисающие ветви, вода ровным и сильным потоком шла через укрытие, где Спиллер держал свою барку. В ветвях застряла наполовину пустая пачка промокших насквозь сигарет, мокрый лоскут и перезревший банан.

Когда Под принялся через входную дверь протискивать его дюйм за дюймом в чайник, Хомили отчаянно завизжала. Она не поняла сперва, что это такое, а когда узнала банан, стала смеяться и плакать одновременно.

— Успокойся, Хомили, — печально глядя на нее, сказал Под; втолкнув наконец весь банан, он заглянул внутрь. — Возьми себя в руки.

Что она и сделала… почти что сразу.

— Ты должен был нас предупредить, — протестующе сказала она, все еще тихонько всхлипывая и вытирая фартуком глаза.

— Я звал вас, — сказал Под, — но дождь так грохочет…

Они досыта наелись бананом — все равно он перезрел, и долго хранить его было нельзя. Под нарезал его поперек вместе со шкуркой, чтобы удобнее было держать. Дождь так барабанил по крышке, что вести беседу было трудно.

— Льет еще сильней, — сказал Под.

Хомили наклонилась к нему.

— Ты не думаешь, что с ним случилась беда? — спросила она, стараясь говорить как можно громче.

Под покачал головой.

— Он вернется, когда перестанет лить. Надо запастись терпением, — добавил он.

— Чем запастись? — крикнула Хомили, перекрывая шум ливня.

— Терпением, — повторил Под.

— Я тебя не слышу…

— Терпением! — во все горло заорал Под.

Дождь стал попадать в носик чайника. Пришлось пожертвовать одеялом. Хомили забила его в носик, и в чайнике вскоре стало очень душно.

— Может, и через месяц не перестанет, — проворчала Хомили.

— Что? — крикнул Под.

— И через месяц, — повторила Хомили.

— Что — через месяц?

— Дождь не перестанет! — крикнула Хомили.

Разговаривать было невозможно, и они замолчали: игра не стоила свеч. Все трое зарылись в сено и попробовали уснуть. Так как животы у них были полны, а в чайнике было тепло и душно, они вскоре задремали. Арриэтте снилось, будто она вышла в море на барке Спиллера — ее слегка покачивало; сперва это нравилось Арриэтте, но затем барка стала вращаться. Она вращалась все быстрей и быстрей, вот она превратилась в колесо, оно вертелось… вертелось… Арриэтта ухватилась за спицы, но они обернулись соломинами и сломались у нее в руках. Она ухватилась за обод, но он с разгона отбросил ее. Арриэтта услышала, как чей-то голос вновь и вновь повторяет:

— Проснись, Дочка, проснись…

Арриэтта открыла глаза; голова у нее кружилась, в мерцании полусвета кружилось и все вокруг. «Утро», — догадалась Арриэтта; и кто-то вытащил из носика одеяло. У себя за спиной она разглядела отца; вид у него был странный: казалось, каким-то необъяснимым образом он приклеился к стенке чайника. Напротив она увидела мать, раскинув руки в стороны, словно фея с подмятыми крыльями, она стояла так же плотно прижавшись к стенке. Сама Арриэтта, пытаясь подняться с пола, почувствовала, что ее крепко держит какая-то таинственная сила.

— Мы на плаву, — крикнул Под, — и нас вертит!

И Арриэтта заметила, что их не только вращает, но и раскачивает из стороны в сторону.

— Мы дрейфуем, плывем по воле волн, — продолжал Под, — нас несет вниз по течению.

— О господи! — простонала Хомили, поднимая глаза; это было единственное движение, которой она могла сделать, ведь она пристала к стенке чайника, как муха к липкой бумаге.

Но она еще не закончила, как скорость, с какой несся вперед чайник, замедлилась, он стал не так быстро кружиться, и на глазах у Арриэтты мать медленно соскользнула вниз, с хлюпаньем села на пропитанное водой сено.

— О господи! — снова проговорила Хомили.

Арриэтта заметила, что без труда слышит ее; дождь наконец затих.

— Хочу поднять крышку, — сказал Под.

Когда чайник перестал вращаться, он, упав сперва на колени, медленно поднялся, держась за стенку, так как их все еще качало.

— Помоги мне, Арриэтта.

Они вместе уцепились за веревку. Через вход, несмотря на пробку, просочилась вода и по дну плавало мокрое сено. Ноги у них скользили, но постепенно, рывок за рывком, они подняли крышку и увидели над соловой круг ярко-голубого неба.

— О господи! — не переставая стонала Хомили иногда добавляя: — Боже мой!

Но она помогла им собрать в кучу узлы.

— Нам надо подняться, так сказать, на палубу, — настойчиво повторял Под, — . здесь, внутри, мы пропадем.

Выкарабкаться наружу оказалось нелегко. Все было пущено в ход; веревка от крышки, шпилька, остатки банана, узлы, и наконец, сами не зная, как, они выбрались наверх круто накренившегося чайника — навстречу жаркому солнцу и безоблачному небу. Сев на край отверстия, Хомили изо всех сил уцепилась за ручку чайника; ноги ее свисали внутрь; Арриэтта сидела рядом с ней, держась за ободок. Чтобы убрать лишний вес. Под разрезал веревку и столкнул крышку за борт, и теперь они смотрели, как она удаляется от них.

— …Зря пропадет, — сказала Хомили.

Чайник не спеша плыл вниз по течению, медленно поворачиваясь вокруг своей оси. Солнце стояло высоко на сияющем голубизной небе — было позднее, чем они думали. Вода после недавней бури казалась желтой и мутной и кое-где заливала берега. Справа от них лежали открытые поля, слева склон порос ивняком и возвышавшейся над ним лещиной. Трепетали на фоне неба сережки орешника, ровными рядами шли в воду полчища камыша.

— С минуты на минуту мы уткнемся в берег, — с надеждой сказал Под, глядя вниз. — Одним боком или другим, — добавил он. — Чайник не может до бесконечности плыть по течению.

— Надеюсь, что нет, — сказала Хомили.

Она уже не так крепко держалась за ручку и, вопреки собственному желанию, с любопытством озиралась вокруг.

Вдруг они услышали велосипедный звонок и через несколько секунд над кустами проплыл шлем полисмена.

— О боже! — шепнула Хомили. — Значит, там пешеходная тропа…

— Спокойно, — ответил Под.

Но, бросив быстрый взгляд на отца, Арриэтта увидела, что он тоже встревожен.

— А если бы он посмотрел в нашу сторону… — прошептала Хомили.

— Все в порядке, — сказал Под. — Он укатил. А «если» не считается.

— А как быть со Спиллером? — продолжала Хомили.

— Со Спиллером?

— Ну да, он же теперь не найдет нас.

— Почему не найдет? — сказал Под. — Он увидит, что чайник исчез. Насчет Спиллера можешь не волноваться. Нам надо одно: запастись терпением и спокойно ждать, когда мы окажемся на суше.

— А если чайник не остановится и нас пронесет мимо Литл-Фордэма?

— Спиллер тоже проплывет мимо него и разыщет нас.

— А если чайник остановится среди всех этих человеков?

— Каких? — спросил Под устало. — Из гипса?

— Нет, среди человеков, которые ходят там стадами по дорожкам.

— Право, Хомили, хватит. Что толку терзаться раньше времени.

— Раньше времени?! — воскликнула Хомили. — А когда, по-твоему, когда мы попадем в беду?

Она посмотрела на дно чайника, на пропитанное водой сено.

— Еще немного, и чайник будет полон.

— Нет… ведь пробка разбухла, — сказал Под. — Чем она мокрей, тем плотнее закрывает дыру. Все, что тебе надо делать Хомили, это сидеть и крепко держаться, а когда подойдем к суше — быть готовой спрыгнуть на берег.

Говоря это, Под не переставал ладить «кошку» из шляпной булавки и обвязывать куском веревки ее головку.

Все это время Арриэтта лежала плашмя на краю чайника и смотрела в воду. Она была счастлива; потрескавшаяся эмаль нагрелась от солнца, а обхватив рукой ручку чайника, она чувствовала себя в полной безопасности. Один раз Арриэтта различила в воде неясные очертания огромной рыбы она шевелила чуть видными плавниками, стоя против течения.

Иногда им попадались небольшие леса из водорослей, где шныряли темные рыбешки, а один раз мимо чайника, чуть не перед носом у Арриэтты, быстро проплыла водяная крыса; девочка закричала от восторга, словно увидела кита. Даже Хомили едва не свернула шею, глядя на крысу и восхищаясь пузырьками воздуха, которые, точно лунные камушки, поблескивали на ее влажной шкурке. Добывайки все трое встали на ноги, чтобы разглядеть, как крыса выбирается на берег и поспешно отряхивается, подняв облако брызг, прежде чем убежать в траву.