Он кивнул своему адъютанту, схватил кусочек бумаги и взволнованно нацарапал.

Мы, Король Пипин XIII, явились с нашей армией, чтобы наказать вас за все то, что вы причинили Лилипутии. Мы требуем от вас в возмещение убытков область Самоцветье, которая, в сущности, уже давно-должна была бы принадлежать Лилипутии. Складывайте оружие и сдавайтесь, — в противном случае, вы все поголовно будете в течение одного часа уничтожены нашим великаном.

Адъютант прицепил белый флажок к рогам своего скакуна и галопом помчался с королевским посланием.

Но Муц перехватил всадника не далеко от окопов, прочел записку, кивнул с серьезным видом, и приписал под королевской подписью:.

Правильно: Я откушу вам головы! Великан Муц Шмеркенштейн, Трипстрильская улица, № 51.

Затем, продолжая бренчать и позвякивать, он направился к своей палатке, которая отличалась от палаток лилипутов так, как башня отличается от собачьей будки.

У входа в палатку стоял Буц, вертел дубинкой, подбрасывал ее вверх и ловил.

— Брось дубинку! Сейчас начинается сражение, — предупредил его Муц, — вели дать себе саблю.

— У кого в руках такая дубинка, тот не нуждается в сабле. — И Буц снова стал играть своей дубинкой.

— Вели дать себе саблю! — настаивал Муц, вращая глазами и звякая своей саблей. — Дерево, ведь, ломается!

— Она — как сталь и бьет за троих, и сломается только, когда мы будем свободны.

И Буц снова завертел свою дубинку.

Тогда Муц принялся за двурогих, стал состязаться с ними в блеяньи и щипать их за бородки. Увлеченный этим занятием, он не заметил всадника, который мчался обратно из неприятельского лагеря. На рогах его животного развевался белый флажок. То королевский адъютант возвращался с ответом из Страны Чудес.

Муц снова перехватил всадника и крикнул ему:

— Начнется ли, наконец, война? Что там говорят? Что они там говорят?.

Всадник безмолвно разжал правый кулак: в нем лежало несколько клочков изорванной бумаги.

Жители Страны Чудес разорвали послание короля и отослали его обратно. А на верхнем клочке стояла следующая приписка:.

Такая же участь постигнет вашего хвастунишку — великана.

Муц прочел раз, прочел еще раз, покраснел и сделал такие яростные глаза, что Буц, с любопытством вскарабкался ему на плечо, чтобы посмотреть на записку. Муц в пятый раз прочел оскорбительные строки и красный, как рак, забормотал:

— Меня — разорвать? Меня — разорвать? И к тому же называть хвастунишкой?!

Двурогое адъютанта испуганно захрапело, а Муц принялся читать шестой раз, точно считал невероятным, чтобы какие-то карлики могли относиться к нему без уважения. После седьмого раза он дико расхохотался.

— Ха-ха-ха! Разорвать — меня?!

Тут произошло нечто такое, чего не ожидал ни один, лилипут и чего никогда не могли впоследствии забыть очевидцы. Муц несколько мгновений топтал ногами лоскутки бумаги и, вдруг, — как прыгнет через окопы лилипутов! Буцу показалось, что он летит прямо в облака. Он хотел-было ухватиться за воротник панцыря, но не удержался на плече, скатился вниз, уцепился за застежку лат и остался там висеть. А Муц уже мчался через луг, на бегу надвигая на лицо козырек шлема. Он добрался до окопов неприятелей, прежде, чем они успели выпустить пулю; одним прыжком он очутился в неприятельском лагере и взмахнул наудачу саблей, ничего почти не видя перед собой.

Лишь мельком он заметил живую лаву нападающих карликов, в широкополых шляпах с оружием в руках; слышал, как прогремели сотни выстрелов из малюсеньких ружей и как маленькие, величиной с горошину, пули бились о его панцырь, увидел, как на него устремлялись все новые толпы, ловко увертываясь от его сабли, заметил, как они у самых его ног колют и стреляют, и так бешено заработал саблей и ногами, что на дерне осталась дюжина вражеских солдат. Затем… он уже не мог больше ходить и топать, а только рубить вокруг себя. Его ноги были как бы парализованы, как бы скованы цепями. Карлики рядами вскарабкались по его туловищу, выбили у него несколькими быстрыми ударами прикладов саблю из рук, свалились от удара его руки на землю, вскочили на ноги, с безрассудной отвагой вцепились в него, боролись против отбивавшихся рук великана и дубинки маленького Буца, который наносил им проворные удары из-за спины Муца. Десять, двадцать, тридцать рухнуло на землю и падая призывали:

— Вперед, братья! Вперед!

— Дьявольское отродье! — взбесился Муц и стал отчаянно тузить кулаками вокруг себя, но вдруг почувствовал, что враги карабкаются по его спине; увидел у самого своего плеча одного врага, с широким багрово-красным шрамом на лбу, тот быстрым взмахом сабли сбросил Буца на землю. Муц заскрежетал зубами, стряхнул с себя несколько рядов неприятелей, хотел схватить карлика с багрово-красным шрамом на лбу, но тот срывал уже с него шлем, Муц только почувствовал боль в затылке, перед глазами у него запрыгали туманные звезды — и все кончилось. Он не слышал пронзительных сигналов рожка; не видел, как войско лилипутов бросилось на неприятельские окопы; не слышал треска малюсеньких винтовок и предсмертного хрипа умирающих; не видел, как отступили лилипуты, как поднялись в воздух сотни вражеских солдат с бело-красными крыльями и сверху напали на лилипутов…

Короче говоря, Муц снова потерял зрение, осязание, обоняние вкус и слух, и свалился наземь, рядом с Буцом. Их кровь окрасила зеленый дерн…

— Мама! пить — прошептал Муц, приходя в сознание.

Кто сидел около него?

Буц!

Кто держал чашку с водой у его сухих губ?

Буц!

— Что это? — Муц посмотрел на белый холст палатки над своей головой.

— А это? — он тронул рукой одеяло.

— А это? — и он нащупал компресс на своей голове.

— Не двигайся! — шепнул ему Буц. — Мы ранены. Мы в плену. Мы в неприятельском лагере.

— Каким образом? — спросил Муц. — Почему?

— Потому, что ты свалился!

— А ты?

— Я получил удар в голову и рухнул наземь.

Муц, видимо, стал что-то соображать. По крайней мере, глаза его начали яснее видеть. Так, например, он увидел, что и у Буца рана в голове, что рядом с его ложем стоит множество маленьких кроваток, с которых слышатся стоны раненых; он заметил, что крохотные женщины и девушки, одетые во все белое, обходят раненых с бутылочками для лекарств и мисками для умыванья. Его же кровать окружена вооруженной стражей.

У солдат висели через плечо маленькие винтовки и маленькие сабли у пояса. На головах у них были широкополые шляпы, а на спинах у некоторых бело-красные крылья. Все они были стройны и мускулисты. Они с строгим видом посматривали на постель великана, перешептывались, и видно было, что они ничего не знают о Шмеркенштейне и никогда не видывали великанов.

«Теперь они меня разорвут на части, как письмо Пипина» — подумал Муц, но все равно не смог бы сопротивляться, так как всю ночь пролежал в обмороке и был очень слаб.

«Или сведут меня с ума, как Бидибуци» — пронеслось у него в голове. И стал вспоминать все страшные истории, которые ему пришлось слышать…

Короче говоря, он немного струхнул. А Буц тот молчаливо и храбро сидел на краю кровати. Он держал раненую голову прямо, как свечку, зажал в обеих руках дубинку и мрачно смотрел на собравшихся жителей Страны Чудес. А те лишь улыбались, глядя на его худое личико.

Молодая девушка, с длинными белокурыми волосами, промывавшая простреленную руку у одного солдата, указала бутылочкой на Буца и спросила:

— А этот собрался на войну с дубинкой? что ли?

Буц не пошевельнулся сам и не пошевелил дубинкой.

Все женщины и девушки рассмеялись; захихикали даже некоторые раненые. Тогда у Муца внезапно прошел весь страх, как всегда, когда он слышал смех. Он неожиданно перестал понимать, чего ему, собственно, нужно было бояться. А когда белокурая девушка вскарабкалась на его постель и переменила ему компресс на голове, в нем пробудилась старая отвага шмеркенштейновских мальчуганов. Он раскрыл рот и выкрикнул только два слова:

— Голоден! Кушать!

Его громкий голос немного напугал женщин, а затем самая старшая, с высокой прической, сказала:

— Принесите ему чего-нибудь легкого: Рису! Ничего, кроме риса.

«Рис?» — Муц его и дома не особенно любил. Он возразил:

— Что? Рис? Ведь я же болен. Тут полагается только жареное и печеное.

Но он тотчас же убедился, как слабо действуют его крики в Стране Чудес. Две девушки принесли со двора миску, наполненную рисом.

Муц опорожнил её единым духом. Вторая порция — опять рис. Третья порция — рис. Четвертая порция — рис. Шестая — рис… Муц ел так, что собравшиеся солдаты потеряли счет и, ошеломленные этим зрелищем, вышли из госпиталя.