— Работу искать, — на всякий случай ответил Ибрагим, чтобы избавиться от дальнейших расспросов.
— Смотри ты! А какой ты хотел бы работы?
— Ну... может, подмастерьем.
— Вон оно что! А рука-то у тебя есть?
— А как же? — удивился Ибрагим. — Даже обе есть. У меня обе руки есть! — И он простодушно протянул вперёд свои сильные загорелые руки.
— О-хо-хо!.. — рассмеялся всадник, и всё его тучное тело так и заколыхалось в седле. — Руки у тебя хороши, да только ничего ты ими не сделаешь, если... Я тебе про другое говорю: рука — это свой человек. Понимаешь?
— Откуда у меня там свой человек?
— Ну ничего, ничего. Что-нибудь придумаем, пока доберёмся...
Поравнявшись с тенистыми ивами, всадник спрыгнул на траву возле светлого журчащего ручейка.
— Эй, ты, сними-ка с верблюда вон тот хурджин! —властно приказал он Ибрагиму, а сам стреножил коня, снял с него удила.
Снимая хурджин, Ибрагим заинтересовался надписью, которая мелкой арабской вязью была вышита на его кромке. Кое-как, по складам, он разобрал её, пока нёс хурджин хозяину. Всадник отобрал хурджин, разостлал под деревом цветастую скатерть и стал выкладывать на неё чурек, сыр, жареную курицу, мясо...
Ибрагим оживился, подсел поближе в надежде как следует подкрепиться, но попутчик его жадно ел, вовсе не думая делить с кем-нибудь трапезу.
— Понимаешь, с самого утра в седле, — говорил он, с трудом ворочая языком. — Ни крошки во рту не было.
— Я тоже второй день ничего не ем, да ещё пешком шёл всё время. Даже под ложечкой сосёт.
Путник притворился, будто не понял намёка, и продолжал жадно жевать.
— Ты, парень, из каких краёв? — спросил он наконец, немного насытившись.
— Неужто вы меня до сих пор не узнали? Я нарочно молчал, думал: пускай ага сам припомнит, — лукаво улыбнулся Ибрагим.
— Откуда ты меня знаешь? — подозрительно спросил незнакомец.
— Вы ведь дядя Мешади Гуламгусейн из Фирузабада, верно?
— Да, я Мешади Гуламгусейн, но тебя я что-то не узнаю.
— Ну как же, дядя Мешади, мы соседи с вами!
— Так, так... — Незнакомец с недоверием стал разглядывать Ибрагима. — Что-то не припоминаю... Ну да ладно, ты-то ведь меня знаешь! Так вот скажи мне: куда ты направляешься?
— Работу искать, Мешади-ага, — вздохнул Ибрагим.
— Ого, работу! Думаешь, её так легко найти? Конечно, я могу тебе помочь как земляку. Ты ведь меня знаешь, я всё могу.
— Разумеется, Мешади-ага, — на всякий случай поддакнул Ибрагим.
— Ну кем ты хочешь работать? Хочешь, пристрою тебя нукером в караван-сарай? — спросил тот с набитым ртом.
— О, Мешади-ага, всю жизнь вашим должником буду!
— Зачем оставаться должником? Мы с тобой рассчитаемся. Будешь мне отдавать каждый месяц половину своего жалованья, только и всего. Аккуратно каждый месяц. Запомни: я люблю аккуратность. Такие, как ты, у меня в каждом городе есть. Чужим людям помогал, а ты всё же земляк. Понял? Будешь на хорошей работе. А за спасибо тебе никто ничего не сделает.
— Согласен, — сказал Ибрагим, поражённый алчностью этого человека.
Тот, наевшись, завернул остатки еды, убрал в расшитый хурджин и дал Ибрагиму отнести хурджин обратно к другим тюкам, навьюченным на верблюда.
По дороге Ибрагим насмешливо разглядывал причудливую вышивку на хурджине — её-то он и прочитал втихомолку с самого начала: «Сей хурджин принадлежит Мешади Гуламгусейну из Фирузабада».
— Ты, парень, можешь на меня положиться, — благодушествовал Мешади Гуламгусейн из Фирузабада, и жирное лицо его лоснилось после сытной еды; он пришёл в отличнейшее расположение духа, вытянулся во весь рост на траве.
— Я — важный купец, могу такое, чего никто не может. Вот сейчас в одном селе подать собрал продовольствием. Проклятые крестьяне всё в землю закопали, ну да меня не проведёшь! Селение вверх дном перевернул, семь шкур с них содрал. Меня сам главный визирь ценит.
— Главный визирь? — переспросил Ибрагим, невольно подавшись вперёд.
— Да, сам главный визирь, — хвастливо повторил тот, довольный эффектом своих слов. — Вот везу ему целый караван съестного. Как видишь, меня никто не проведёт.
— А если кто-нибудь проведёт? — лукаво спросил Ибрагим.
— Нет, такой человек ещё на свет не родился, — зевнув, ответил Мешади Гуламгусейн.
— Но где же ваш караван?
— Остался позади, скоро подоспеет. Говорю тебе, верблюд отбился, потом конь. Чужая скотина, не привыкла. Хорошо, ты подоспел, вот я тебе за это и помогу работу найти. Повезло тебе...
Купец, кажется, уже решил, что чуть ли не себе в убыток собирается оказать Ибрагиму благодеяние. Ибрагим только головой покачал в удивлении.
— Ты, парень, давно из Фирузабада? — спросил купец.
— Нет, совсем недавно, Мешади-ага, — откликнулся Ибрагим. Он возился возле верблюда: похоже, покрепче привязывал к седлу хурджин.
— Раз так, ты, наверно, знаешь, как там у меня дома? Как жена, дети? Я ведь давно уехал.
— О, у вас дома всё благополучно, Мешади-ага, если не считать, что на прошлой неделе сдохла ваша кошка!
— Отчего? — с любопытством приподнялся на локте Мешади Гуламгусейн.
— Она... она объелась на поминках. Роскошные были поминки, такие бы каждому...
— Чьи поминки? — встревожился купец.
— Не могу вымолвить, Мешади-ага... Язык не поворачивается.
— Говори, чьи поминки? — Встревоженный купец вскочил на ноги.
— О Мешади-ага, да сохранит аллах вашу жизнь! Легко ли вынести такое известие!
— Чьи поминки, я тебя спрашиваю! — И Мешади-ага надвинулся на Ибрагима.
— Поминки... поминки вашей жены. Несколько дней назад эта почтенная женщина подарила жизнь свою аллаху.
— О аллах великий! — застонал Мешади-ага. — Отчего она умерла?
— Мешади-ага, не смею вымолвить. Пусть лучше отсохнет мой язык.
— Нет, пускай пока не сохнет. Говори!
— Она... она не перенесла смерти сына.
— Вай! Мой Абульфаз умер? — Путник в отчаянии ударил себя обоими кулаками по голове.
— Бедный Абульфаз, мы с ним так дружили... Вместе в чехарду играли, — начал всхлипывать Ибрагим. — Бедняжка, видно, так было угодно аллаху, остался под развалинами...
— Под какими развалинами?
— От землетрясения обрушился ваш дом.
— Как, и дом мой рухнул? — завопил Мешади-ага, хватаясь за голову.
Он подбежал к верблюду, который прилёг под деревом, попытался заставить его подняться. Но верблюд продолжал спокойно пережёвывать свою жвачку: подняться он не мог — Ибрагим спутал ему ноги. Мешади-ага кричал, дёргал его за узду, бил ногами, пока верблюд не потерял своё завидное терпение и не выплюнул в лицо ему всю свою жвачку.
Мешади-ага отскочил с проклятиями, утёрся рукавом и схватил за повод коня. На всём скаку он оглянулся, крикнул Ибрагиму:
— Оставайся тут! Скоро подойдёт караван, передай, чтобы ждали меня!
Проводив обманутого купца, Ибрагим развязал верблюду ноги. Вышитый хурджин он из предосторожности перевернул обратной стороной, чтобы уже никто не мог прочитать надпись.
— В добрый путь, Мешади-ага! — весело помахал он вслед, достал из хурджина еду, расстелил дастархан и стал с аппетитом есть...
Позванивая колокольчиками на изогнутых шеях, по караванной тропе степенно шагали тридцать девять верблюдов, навьюченных тяжёлыми тюками. Впереди, на вороном коне гарцевал предводитель каравана. По обе стороны шла вооружённая стража. Остальные всадники замыкали шествие. А навстречу каравану, покачиваясь на сороковом верблюде, важно двигался Ибрагим.
Предводитель каравана издали заметил его и вглядывался, заслонив рукой глаза от солнца. Узнав верблюда, отбившегося от каравана, он поскакал вперёд, поравнялся с Ибрагимом и схватил верблюда за узду.
— Стой, плут! Как к тебе попал этот верблюд? Хозяин повсюду ищет его! А ну-ка слезай!
— Знаю, что ищет, — спокойно отозвался Ибрагим. — Мы его вместе отыскали. Ведь ваш хозяин Мешади-ага Гуламгусейн из Фирузабада, верно? Да продлит аллах ему жизнь. Он только что расстался со мной, ускакал вперёд, а мне, новому слуге своему, велел ехать на этом верблюде вам навстречу и передать его приказание: пусть караван, не задерживаясь, идёт за ним вон по той дороге.
— Вот тебе на! А нам он велел устроить бивуак и ждать его у ручья под ивами! — в недоумении воскликнул предводитель каравана. — Странно, почему он выбрал ту дорогу? Ведь она ведёт в лес?
— Вот именно к лесу. Мой господин, пока искал верблюда, открыл через лес кратчайший путь в столицу и ускакал вперёд, чтобы окончательно всё проверить. Я вас провожу к нему. Он мне объяснил, где будет дожидаться.
Подъехали остальные всадники, начали о чём-то совещаться, с сомнением поглядывая на Ибрагима.
— Вижу, вы не доверяете мне, — обиженно произнёс Ибрагим. — Оказывается, Мешади-ага был прав, когда говорил: «Ибрагим, мои люди могут тебе не поверить — покажи им этот фирман».