Устав от боевых упражнений, они вернулись к словесным доводам.

— Послушай! — сказал Музыкант. — Даже если твоя любовь сильнее моей, что вообще-то маловероятно, то подумай, сможешь ли ты сделать свою возлюбленную счастливой? Ты не слишком богат. Да и как ты собираешься выражать свои чувства? Повторять, подобно кукушке, свое «люблю, люблю»? В отличие от тебя я окружу ее роскошью и искусством. Мои чувства будут изливаться на нее водопадом волшебных звуков. Среди зимы я сумею пробудить весну и лето!

Кавалер задумался, и, будто назло, из рощи раздался голос кукушки. Доводы Музыканта казались неоспоримыми. Вложив шпагу в ножны, Кавалер поклонился и, не разбирая дороги, двинулся в глубь леса.

Был вечер, когда Кавалер вышел к большому круглому озеру. В оправе гранитных берегов, смягченных песчаными отмелями, оно казалось древним вином, застывшим в кованом кубке великана. Красноватые отблески закатного солнца реяли над водой, а на противоположном берегу стоял причудливый дом, напоминавший маленький замок. Резные башенки, стрельчатые окна, сияющие нестерпимым огнем. Чудесный сад с кустами роз и лилий.

Ветер донес до него далекие звуки музыки. О, что это была за мелодия! Нежнейшие на свете пальцы касались его души и исторгали из нее целительные слезы. Уж не сама ли любовь его обрела свой голос и звучала в тишине этого вечера!

Очарованный Кавалер поспешил к нездешнему видению. Ночь уже кончалась, когда он наконец остановился. Оглядевшись, он понял, что находится на прежнем месте. Сомнений не было, он трижды, если не более, обошел вокруг озера, но пригрезившаяся усадьба не попалась на его пути.

Расстроенный, он решил возвратиться домой. По дороге он расспрашивал окрестных жителей о доме у озера. Никто не мог ему ничего ответить, и лишь один нищий старик, которого считали выжившим из ума, рассказал, что слышал об этой усадьбе. Никто не знает, когда и кто ее построил. Немногие видели ее, однако для всех них это было грозным предзнаменованием, ибо вскоре они умирали. Были, конечно, и такие, что, любопытствуя, пытались проникнуть в дом, но они безвозвратно исчезали.

Кавалер предался раздумьям: «Что мне теперь жизнь без любви? Знать, что моя Дама счастлива без меня — слабое утешение. Не лучше ли пойти навстречу судьбе, которая уже поманила меня в иной мир?»

И снова он очутился у озера и стал искать свой мираж, но только в ночь полнолуния, когда он переплыл озеро, не спуская глаз с видения, он натолкнулся на гранитные валуны, окружавшие дом. Оглянувшись последний раз на озеро, он отметил, что усадьба не отражается в застывшей воде. Лунный свет мерцал, вторя его дыханию. Кавалер вошел.

Тишина, царствовавшая снаружи усадьбы, вдруг рухнула, как разбитое стекло. В прекрасно убранных залах горели канделябры и звучала музыка. Как и прежде, она задевала самые потаенные уголки души. Он прошел по причудливым галереям и в последней комнате увидел хозяйку. Прелестная девушка встала от клавесина ему навстречу. Может, фантазия Кавалера подыграла ему, но показалось, что она так похожа на его возлюбленную Даму. И конечно же, он произнес слова любви, а она ответила ему.

Счастью Кавалера, думалось, не будет конца. Его новая возлюбленная словно подхватывала его чувства и превращала их в музыку. День проходил за днем, ночь за ночью. «Как восхитительна смерть, если я умер!» — думал Кавалер и боялся, что сон его кончится. Но он не кончался. И это состояние полнейшего блаженства стало надоедать ему. Он устал от своих чувств, от музыки, ибо мелодии повторялись. Он не мог упрекать хозяйку, ибо понимал, что он сам тот источник, из которого она черпает вдохновение. Однако неприятная мысль, что его возлюбленная лишена собственной души и лишь отражает его душу, отравляла его блаженство.

Все реже звучала музыка в доме, и наконец Кавалер решил вырваться из усадьбы, чего бы это ему ни стоило. Улучив момент, он подошел к дверям и попробовал открыть их. Заперто. Он готов был разрушить весь этот дом, чтобы только вырваться наружу.

Тонкая, прозрачная рука протянулась из-за его спины и коснулась дверей — они легко открылись. Он оглянулся. Перед ним стояла хозяйка дома. С той же улыбкой, что встретила его, она протянула ему серебряную флейту. Как лепестки цветка, скользнули по его лицу ее губы, и Кавалер очутился на другом берегу озера.

Был вечер, только он не знал, какого года, ибо ему казалось, что он прожил в доме не меньше половины своей жизни. Любопытство повело его к знакомым местам. И первый человек, к которому он отправился, конечно, была его Дама.

Она ничуть не изменилась и не выказала никакого удивления по поводу столь долгого его отсутствия. То же самое повторилось и с Музыкантом. Осторожно выбирая слова, Кавалер невзначай справился о времени их последней встречи.

— Не изволите ли вы шутить? Мы расстались с вами три дня назад.

«За три дня мир так изменился, что я едва верю себе, — подумал Кавалер. — Уж не сошел ли я с ума?»

Музыкант сел к инструменту и подарил Даме изящный менуэт, сочиненный в ее честь.

— Прошу прощения, — обратился Кавалер, — но я хотел бы также выразить свои чувства с помощью благородного искусства музыки.

Он поднял серебряную флейту из дома на озере и стал играть. Вся память о чувствах, что он испытывал к Даме, излилась в его игре. Он и сам не знал, как это его пальцы находят нужные ноты. Но самое удивительное, что эта мелодия преображала его самого. Его переживания, выражаемые в звуках, достигали апогея и исчезали. Он освобождался от своих чувств, не жалея о них и не привязываясь к той, что вызвала их. Эта музыка, эта звучащая любовь делала его свободным.

Кавалер опустил флейту. Его возлюбленная Дама едва держалась на ногах, и восхищенные глаза ее были полны слез. Зато соперник его трясся от ярости.

— Не может быть! — закричал он. — Это игра дьявола! Ты колдун!

Выхватив шпагу, он требовал, чтобы Кавалер немедленно защищался. Тот стоял неподвижно. Любовь Дамы звала его к себе. Ненависть противника угрожала его жизни. Но он был свободен и от того и от другого! Мудрость открыла в нем иные глаза и иные уши, и, боясь искушения, он отбросил волшебную флейту, но тишина его души хранила тысячи новых мелодий. Соперник с яростным криком вонзил в него шпагу, но не убил его. Даже следа от раны не осталось на теле Кавалера. Тихо улыбнувшись, он повернулся и двинулся по пути, ведомому лишь ему одному. От него исходил свет. Следом за ним, забыв обо всем, отправилась Дама. Музыкант, опустив голову, также поспешил за тем, кому в одно мгновение открылась истина.

У короля Догрэна заболело сердце. Лучшие лекари немедленно собрались к властителю, готовые приложить все свои знания и опыт, чтобы исцелить его, но после осмотра только растерянно развели руками. Королевское сердце билось совершенно четко и ровно. Его Величество король Догрэн мог считать себя абсолютно здоровым. Встревоженные придворные перевели дух, в храмах отслужили благодарственные молебны.

В самом деле, мало кто в истории страны правил столь славно и мог гордиться собой, как нынешний владыка. Он не насаждал новых законов, сквозь пальцы смотрел на несоблюдение старых, противоречащих здравому смыслу. Он был всегда доволен тем, что имел, и не ввязывался в войны с соседями, чтобы под благовидными предлогами расширить свою территорию и обогатиться. Он не вмешивался в дела своих подданных. Наконец, рядом с королем не было многочисленной родни и наследников, которые бы, в угоду своим интересам, пытались вовлечь его в тайные игры и посеять смуту и хаос в жизни страны.

Итак, Догрэн не мог сомневаться в преданности своих подданных, но сердце у него продолжало болеть, и по ночам королю казалось, что оно останавливается. Он просыпался в холодном поту, не зная, что делать и как успокоиться. На него наплывал целый поток мыслей и воспоминаний, и он старался понять, правильно ли он жил и живет, не говорит ли с ним совесть языком его сердца. Высокая оценка, одобрение и похвалы окружающих не могли рассеять его сомнения. Разве мог кто-нибудь лучше него самого знать мотивы его действий и выбора? И кто бы догадался, что король вовсе не могуч и бесстрашен, не мудр и дальновиден, а совсем наоборот…

С детских лет и всю последующую жизнь Догрэн оставался одиноким, неуверенным ребенком, который любыми способами пытался избегать лишних волнений. Судьба возвела его на престол, и король превратил его в раковину, которая позволяла ему жить своей собственной жизнью, не вовлекаясь в посторонние заботы. Обеспечив себе свободу, король предоставил ее и окружающим. Ведь наибольшее зло несут миру те, кто пытается переустроить его, хотя бы из лучших побуждений. Мало людей, имеющих доверие к своей судьбе… И король Догрэн оказался мудрецом поневоле. Не противореча придворным, выслушивая противников, откладывая разрешение острых ситуаций, почитая более всего покой и мир в стране, как и в душе, король добился всеобщего благоденствия. Жизнь при его правлении протекала спокойно и тихо, каждый мог устроить свой быт соответственно своему вкусу, а король не считал расходов, лишь бы удовлетворить недовольных и сохранить мир и благополучие. Тогда у подданных не оставалось поводов тревожить своего владыку.