– Говори, не бойся, – шепнул Малышу Фест.
Малыш глубоко вздохнул, немного задержал воздух в лёгких, и выдал:
– Я скажу о себе, что я не фей.
– Что? Ты действительно умалишённый. А кем же ты себя считаешь?
– Я гном.
Малыш посмотрел в глаза Вирта.
После нескольких секунд молчания феи согнулись от хохота. Вирт всхлипывал и вытирал слёзы.
– Вот это ты нас насмешил! Я знаю феев которые считают себя птицами, и в ответ на любой вопрос свистят и чирикают. И мы не держим их за сумасшедших, мы называем их замечтавшимися. Но чтобы фей вообразил себя гномом? Настолько потерять разум невозможно. Мы оценили твою шутку, а теперь скажи правду. Нам нужно принять решение.
Малыш поёрзал:
– Но я и правда гном.
– Шутка, повторенная дважды, не смешна. Если ты не ответишь, мы сочтём это неуважением. Ты и так появился здесь в очень сомнительной компании, подумай о своей судьбе, прежде чем ещё что-то сказать. Иначе и ты можешь лишиться крыльев.
Вирт оглянулся на своих спутников, те загомонили:
– Да, да, так его.
– Вирт, а чем, по-твоему, фей отличается от гнома? – Фест подтянул к себе ноги и начал вставать.
– Сиди! Ты не достоин разговора со мной, но раз уж я вижу тебя сегодня в последний раз, я отвечу. Чтобы расставание было приятнее. Всем известно, что фей – это разумное существо с крыльями. Это высшее существо. А эти твои мифические гномы – червяки, ползающие по земле.
– Ну что ж, крылья ты у меня отобрал, и не даёшь подняться. Я подвернул ногу, у меня болит колено. Ещё чуть-чуть, и мне придётся ползать. Как ты считаешь, я превратился в гнома?
– Если гномом называть что-то отвратительное, то ты давно им стал.
– Вирт, подумай, если ты ещё на это способен. Крыльев нет. Я на земле. Как можно понять, что я фей?
– Ну… – замялся Вирт, – я же знаю, что крылья у тебя были…
– А он? – Фест положил руку на плечо Малыша. – Если бы он пришёл сюда пешком?
– Но он прилетел!
– Вот именно! – обрадовался Фест. – Перед тобой юноша, он вполне разумен, он умеет летать. Если я докажу, что он гном, самый настоящий, а следовательно, гномы существуют, ты изменишь своё мнение о них?
– Если ты докажешь, что он гном, я подарю ему свои запасные крылья! – Витр захохотал, остальные феи тоже. – Хотя, о чём это я, зачем гному крылья!
Снова общий хохот.
– Ну что ж, – Фест начал подниматься, – надеюсь, тебе недалеко за ними идти.
* * *Толстый сидел на табуретке из оникса и, замерев, смотрел на коротышку на золотом троне. Сейчас всё откроется. И гномы в кожаных штанах, и старичок в пиджаке работали здесь на кого-то и заставляли работать других.
– Да не знаю я, кто меня нанял, – Серёжа выглядел смущённым. – Не спрашивал я. Сначала испугался, потом не до того стало. Но не гномы. А так, вроде нас, две руки, две ноги, голова одна, только чуть, может, повыше, и одёжа на них странная.
– Какая странная?
– Да поаккуратней нашей будет, непонятно как пошита. Вот, – он подёргал свой пиджак за отвороты. – Они подарили. Вроде как знак отличия. Вот, смотри, строчечки, это ж как они умудряются так мелко шить? И ровненько так!
Старичок погладил свою униформу. Пиджак был мятый и засаленный, но он явно им гордился. И носил, не снимая.
– И не спрашивай, мил гном, – продолжил он, – не знаю, кто такие, самому страсть как любопытно, но, чую, лучше у них не допытываться, добром это не обернётся. Да что мы всё о других да о других, – старичок хлопнул себя по коленям, – давай лучше выпьем, закусим, о нас с тобой поговорим. Ты наливай себе морсику, вон кувшинчик стоит. Картошечки накладывай, не стесняйся, оголодал, небось.
Толстый, который никогда в таких случаях не стеснялся, навалил себе полную тарелку.
– А что у вас тут, кстати, кормят так мерзопакостно? Баланда эта рвотная. Как будто ею кто-то уже стошнился.
– А что делать? – Серёжа пожал плечами. – Что делать, если работников столько? Не успевают харчи с поверхности подносить. Что есть, тем перебиваемся. В тесноте, как говорится, а также в темноте, но не в обиде.
– Уай, ы э иэкар?
– Чего?
Толстый проглотил горячую картошку.
– Слушай, ты же директор, главный здесь, да? Ты не знаешь, что в пещере творится? Как это не в обиде? Не знаешь, что гномы голодают? Не знаешь, как их сюда гонят насильно целыми деревнями? А чего ты, – Толстый вскочил, ему в голову пришло простое и гениальное решение проблемы, – чего ты всех не отпустишь? Ты директор, отпусти гномов – и всё!
– Ихе-хе!
Старичок Серёжа снова захихикал, болтая ножками.
– Ну, ты точно моих шибанутых не на много умнее! Ну, сам посуди, как я могу их отпустить? Нету у меня такой власти. На то и охрана, чтобы никто не ушёл. А охрана не мне подчиняется, а им. – Серёжа показал пальцем на потолок. – Меня же и самого никто не отпустит, ихе-хе!
Что смешного, в том, что его самого не отпускают, Толстый так и не понял.
– Значит, и ты здесь вроде пленника?
– Ага, вроде. Птичка в золотой клетке.
Старичок окинул взглядом блестящий драгоценными камнями зал и снова захихикал:
– Птичка я, воробушек маленький, ага.
– Ну а давай тогда вместе что-нибудь придумаем. Обманем их как-нибудь. А?
Толстый подошёл к трону и взялся за подлокотник.
– Я тут, знаешь что на кухне устроил… тебе, кстати, не рассказывали?
– А как же, рассказывали. И не один раз. Знатно ты устроил.
Толстый, довольный, опустил голову, будто бы стесняясь похвалы.
– Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить, мил гном. Ты от креслица-то моего отойди, отойди.
Старичок дрыгнул ножкой.
– Ты, в общем, прекращай это. Прекращай свои штучки. И других не подговаривай.
– Как это? – не понял Толстый. – Зачем прекращай?
– Затем, что работа стоит. А нам золото добывать надо. Понял?
Старичок Серёжа из доброго хихикающего дедушки вдруг превратился в злобного карлика. Толстый вздрогнул и отскочил от трона.
– Ты это что, ты с ними, что ли?
– Ну а с кем ещё, милок, подумай сам?
* * *Серёжа снова стал добрым дедушкой, объясняющим внуку, как устроена жизнь.
– Я там что имел? Наверху. Кузницу? Да. Маленькую да грязную. И работал, не разгибаясь. А здесь? Ну ты посмотри! Это же хоромы! И все боятся! Значит, уважают. Я тут, понимаешь, самый главный, – Серёжа наклонился вперёд. – В другом месте мне бы никогда такого не обломилось. И не обломится. И вот что. Я ж тебя по делу позвал, а не лясы точить.
Коротышка откашлялся.
– Становись-ка ты моим помощником. С рабочими, ты, я вижу, ладишь, только ладишь пока не в ту сторону. Ты их подзуживаешь не работать, а надо наоборот, чтобы за ту же еду работали в два раза больше. Понял, как тебе повезло? С предложением с моим? Раз в жизни такое бывает!
Серёжа съехал на край кресла, с трудом дотянулся до Толстого и похлопал его по плечу.
– Жить тебя здесь, рядом пристрою, в коморочке, под лестницей, маленькой, но, ничего, уютной. Еда вот такая же будет, с моей кухни, лопай от пуза. А вечерами будем этими болванами в кожаных штанах играть: твоя команда против моей, кто кого дубинками перелупит. Ну что, берёшься?
Толстый сидел, ковыряя в тарелке. Старичок-директор продолжал уговаривать его, расписывая волшебную жизнь своего заместителя. Толстый кивал, потом начал медленно подтягивать к себе всё, что было на столе. Мерно кивая, он тихо и спокойно складывал за пазуху остатки картошки, помидоры, огурцы. Грибную солянку он сунул прямо в горшке. Хорошо, что она остыла, и живот не обжигала, а грела. В отличие от холодных мокрых огурцов.
– Эй, а ты что делаешь-то там? Ты куда это тащишь?
– Ты не волнуйся, дедушка, тебе вредно, ты сиди, я пойду.
– Как пойду? Куда? Я тут, значит, соловьём заливаюсь, а он жрёт, ещё и со стола ворует! Наглец! Да я тебя, знаешь, что могу! Да я тебя в самую дальнюю, самую тёмную камеру посажу! Цепями прикую! Заживо там сгниёшь, никто не узнает, где могилка твоя. Будешь там на одной воде сидеть, пока не согласишься!
Вот до этого момента у Толстого, пожалуй, была возможность дать себя уговорить и согласиться стать помощником Серёжи. Пока он не кинул в старичка горшком с солянкой. В голову не попал, попал в спинку трона, зато облил директора, начиная с головы, заканчивая сандалиями. Пиджак промок полностью. Директор визжал, зовя охрану, а с каждого уха у него свисало по опёнку на длинной ножке.
Когда Толстого волокли в самую дальнюю, самую тёмную камеру, он вдруг пожалел, что не согласился. Можно же согласиться только для вида, а на самом деле помогать гномам, пользуясь новыми возможностями.
Но поздно. Его замуровали. Дверь камеры заперли на ключ, а ключ проглотил гном в фартуке и со зверской рожей. Теперь он никогда отсюда не выйдет.
* * *Феи хохотали, держась за животы. Кто-то свалился на землю, и дрыгал ногами, лёжа на боку.
– Можно, я всё-таки встану? – Фей поднялся. – Вирт, послушай внимательно. Давай зайдём с другой стороны. А как бы ты, встретив, узнал гнома?