У Мякишки тем временем ещё дочка родилась. Они с женой нарадоваться не могли да наглядеться на неё. Жена от того ещё похорошела.
Срубленный лес хазары весь на торг свезли. Деньги между собой поделили, Мешку само собой больше всех досталось. Мякишка, таким раскладом недовольный, к Мешку пошёл:
— Барин, ты же мне с леса долю обещал!
— Ай, слющий, правда обещаль, но сейчас денга нет софсема. Потом атдам. Ти иды, иды. Там тебя жина ждёт. Слющий, а жина твой короший, маладой сафсем. Пусть придёт ко мне в изебе уберётся. Я тебе долг и отдам сразу.
Возмутился Мякишка, да что делать-то? Барин сказал, так сполнять надо. Отправил он жену в доме барском убираться, а обратно нет её. Уже ночь прошла, второй день кончился. Пришёл Мякишка к барскому дому, стал жену требовать. Вытащили её слуги хазарские на крыльцо как куль с тряпками и бросили со ступенек со смехом. А она, бедная, избитая вся да изорванная, и на ноги встать не может. Вышел тут Мешок сам на крыльцо:
— На твой денга — холоп.
И кинул на землю мелкую медную монету…
Подобрал Мякишка деньгу — чего добру пропадать? Подхватил жену под мышки и домой повёл. А она плачет, говорит, что сожжёт себя али в речке утопится.
— Да ты чего удумала? А работа как же? Я же без тебя не справлюсь! А ну, пойдём к старцу чёрному.
Пришли они к чёрному старцу, и стал тот увещевать её. Говорил, что самоубийство есть грех великий, что Бог за то накажет, и ты, баба, в ад попадёшь, и тебя там на костре жарить будут, будешь сковородки лизать да в смоле кипеть. А тут детки твои плакать без матери будут. Опомнилась баба. Что с того позора? Детей-то растить надо, да и в ад попадать неохота.
— А как же позор мой, батюшка?
— Отмолим твой позор. Ты почаще ко мне приходи, и отмолим.
Увёл Мякишка жену домой, дал ей пару дней отлежаться, и снова за работу.
А старец чёрный к хазарину пошёл, за паству свою заступиться да блуд сей пресечь.
А в дом хазарский теперь и не войти стало — везде караулы стоят, везде воины хазарские шастают. Кроме хазар, туда никому и хода совсем нет. Вошёл чёрный старец на двор, сказал о деле своём, его к Мешку и пропустили.
Стал он жаловаться на бесчинства хазарские, да Мешок его на полуслове и остановил, как коня за удила.
— Щто ти мне тута голову морочищь? Они мне тута фсе денги должьны. Я им еда как приехаль давал! Они мне ешо ничего не отдавал. А тама процент набежал. Они мне теперя много должны. А отдавать и не собираюца. Но ти дело полезный сделал! Не дал холопке себя убить. Это очень корошо! Она баба сладкая, ешо пригодится. Ти и далше им говори, что бог их рабами сделаль, а вся власть от бога идёт. Ми теперя тута власть, значит, от бога ми. А я тебе холопив дам, они тебе харам сделают. Будете там за мене богу своему молиться. Ти хорошо подумай, харам тута толка в столица ест, а теперя и у тебе будет.
Подумал-подумал чёрный старец, и согласился. А что ему? Ничего от него против Бога не просят, а наоборот, всё как и раньше. Только ещё и храм свой будет…
В Доменках же жизнь своим чередом шла. Домницы дымили да руду в железо плавили. Люди — каждый своим делом занималися. Всеслав Веша и Метеля каждого своему учил, но они теперь многое не как все видели и намного больше, чем все, могли. Знали они заговоры и травы лесные, умели в зверей превращаться да язык их понимать. Лешие и водяные им как свои стали. А ветер им вести приносил. Люди, что с ними жили, от холопства своего почти избавились. Стали осознанно дела делать. Да и как тут, с Всеславом-волхвом, думать не научиться? Лишь Дарёнка сторонилась Волхва, потому что чувствовала — знает он мысли её. А мысли те покоя не дают. Решила она от того горя к Водяному в омут уйти. Пришла к речке, встала на бережку, да опять не то. Как же можно Метеля с Вешем оставить? А Вешка ох хорош! Всеми делами ведает, каждое дело знает! И строен, и гибок, и силушка есть! А главное — на неё, Дарёнку, надеется. Как же можно его одного оставить да в деле предать? Вот кабы ещё глядел он на неё не как на помошницу, а как на суженую… И так она задумалась, что и шагов не услышала, а лишь вздрогнула, когда рука ей на плечо опустилась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ты и есть его суженая. Только достойной его надо стать, чтобы пара ладная была.
— Так как же я, такая дурнушка, ему — красавцу достойной стану? Может, какой приворот мне на него сделаешь?
— Не-ет, внучка, приворот не то средство, коли хочешь такого молодца к себе ладно притянуть. Тут ему пара нужна, чтобы он с мужеской стороны дело делал, а ты с женской. Тогда только лад будет. Тогда вы друг без дружки не сможете и будете как одно целое.
— Так как же мне, неразумной, с ним сравняться? Он вон сколько дел разных знает! Да и девок вокруг красивей меня полно!
— Не во внешней красоте дело! Внешнюю красоту люди глазами видят. А внутренний огонь сердцем чувствуют. Глазами глянул — и отвернулся, а сердцем — это навсегда. В тебе тот огонь пока только теплится, но добро твоё пробудит его, а я помогу тебе его в пламя разжечь да управлять тем пламенем научу. Да и кто тебе сказал, что ты дурнушка? Ты на себя глянь, когда улыбаешься!
— А ты меня так же как Веша учить будешь?
— Так, да не так. Ты же девка! Тебе другие силы подвластны, другая мудрость положена. То, что он не сделает, ты добавишь. То, что ты не сможешь, ему легко дастся. Так и пойдёте вы по жизни парой ладною.
— Так давай начинать побыстрее, дедушка! Времени у меня мало. Того и гляди, Вешка другую какую полюбит!
— А я для того и пришёл.
Так и стал он Дарёнке, как и братьям, Мир раскрывать, с Силами знакомить! Учил Словом владеть, с Природой дружить, да много ещё чему, простым людям непонятному.
А меж тем в усадьбе хазары уже совсем страх потеряли и творили что хотели. Какую хошь девку возьмут, какого хошь мужика плётками исполосуют. Мешок у Мешка толстым стал, вот-вот порвётся. Оделся он в шелка да золотишко на себя навешал. Другие его хазары тоже в шелках ходят. Мякишка им и не нужен уже, своих приказчиков хватает, потому работает со всеми вместе, как простой холоп, и плётки так же как все получает. Еды у холопов как не было, так и нет. Только долги растут. Должны все Мешку уже столько, что и за всю жизнь не отдать. А придут к нему, чтобы усовестить, тот и говорит:
— Мене сюда князь поставиль, за то что я ему победа принёс! Пойдём к князю на суд! У мене двадцать свидетелей ест, а у тебе сколька?
Ясное дело, что у холопа кроме него самого свидетелей не будет. Все остальные у Мешка в долгах по уши, и коли он малую толику долга простит — любой холоп что хошь за него на суде скажет. А коли не хочешь на суд, так значит, прав барин.
Совсем Мешок холопов в бараний рог согнул. Никто ему слова не говорит, хоть что он и его люди делают. Еды только чтобы холопы с голоду не мёрли даёт, да и та — одна тухлятина. Работа от зари до зари, да не только мужиков, как оно от века положено, а и баб на работу стал гонять! Совсем дома люди бывать перестали, только на ночь без рук без ног на лавки валились. Всё больше и больше Мешок по сторонам поглядывал. Всё больше и больше на Доменки зарился. Через год леса вокруг почти совсем не осталось. Продавать скоро нечего станет. И всё больше Мешок задумывался, как руду Топлюгину заполучить. Да дело не так поставить, как у Веша да Крицы, а с размахом! Чтобы железо отсюда рекою текло! А все мастера-рудознатцы у него, Мешка, в рабах были.
Холопы, к старцу чёрному в храм приходя, всё спрашивали: как, мол, бог допустил, чтобы такие упыри власть взяли? Да как терпеть такие издевательства можно? На что старец им отвечал:
— Бог наш за вас терпел, теперь ваша очередь за грехи ваши пострадать. Да и не очень плохи нынешние хозяева, вон храм новый построили. Такого аж до самого стольного града нет. Бога нашего уважают. А что телесно вас мучают, так это для вашей же пользы! После мучений таких вы прямиком в сад небесный и отправитесь!