Слушали его мужики, головами качали. А что им делать ещё осталось? Вроде пора за вилы браться, да приказа нет. А кто его теперь, приказ тот, даст? Барин, что ли, сам на себя? Нет, будем ждать, когда чёрный старец на святую войну идти знак подаст. Так и решили мужики.
В округе же стали изменения происходить, да всё не к лучшему. Как лес вырубили, так речка обмелела, а потом и вовсе высохла. Колодцы опустели, родники иссякли, и настала сушь на земле Мешковой. Только ему-то что, он воды найдёт, а вот холопам совсем тяжко пришлось. Что такое пара кружек в день? Дети плачут, жёны сухомятку готовят, а какой с неё, с сухомятки, прок?
Всеслав над холопами сжалился, дождя наслал, а дождики-то, они тоже знают где поливать. Чего над пустыней литься, коли рядом нормальный лес стоит? Вот над лесами и пролились, усадьбе опять ничего не оставив.
Мешок тем временем думу думал. Нет, не о том, как усадьбу свою из беды выручить, а о том, где денег на домницы да рабов, которые на них спину гнуть будут, взять. Деньги-то в мешке у него были, чай, полон — набит до отказа, но то свои. А надо, чтобы на чужие это сделано было! Иначе какой он хазарин, если свои тратить будет?
Думал он, думал, и удумал. Собрал холопов и сказал:
— Палажьений сейчас тяжкий, сами видите! Патаму, дениг срочна нада! Патаму, кто до завтре долги не атдаст, того самого прадавать буду, или из семьи каго. А штоби не сбежаль ви, с сего дни кандалы носить будите. Кузнец вам их наденит, за работу и жьелезо, что на ваши кандалы пашло, патом расчитаитись! Я добрий — в долг дам!
Возмутились холопы, да чёрный старец на святую войну не поднимает, значит, не время ещё, делать нечего, встали в очередь к кузнецу, он им кандалы на ногах и заклепал. А на следующий день в усадьбе ор стоял и плач великий. Согнали хазары холопов на площади, и так как никто долга заплатить не смог — а как его заплатишь, коли сами в рогоже едва срам прикрывающей ходят — стали отбирать, кого на продажу вести. Само собой, девок помоложе, мужиков посильнее, даже детей старше десяти лет не пожалели. Большой караван набрали и довольные повели на торг. Оглянулись холопы вокруг, а народа-то почти половины нет!
— Что же ты, барин, делаешь, кто у тебя работать-то будет? — спросили не понимающие ничего холопы.
— Как като? — отвечал им Мешок. — Рабы. Я на каждий ваша девка десят васточных рабов куплю!
— А тогда зачем наших мужиков продаёшь? Они ведь тоже работать могут.
— Ви тута свои фсем кито вакруг жьивут. Патаму, в любой время сбежат могете. А васточный рабы не сваи тута, они ни сбегут. Патаму ви мине ни нужни сафсем. Но я доприй, патаму, фисем кито осталси, палавина долга пращаю!
Пригорюнились холопы — похоже, всем неволя предстоит. Пошли они, кандалами звеня, к старцу чёрному. Стали его вопросами донимать — чего, мол, народ на войну не поднимаешь? Почему паству свою на продажу отдал? Вот привезут тебе рабов восточных, так и тебя совсем заменят, на восточного кого, а нам тогда тоже другую веру принимать? А чёрный старец на все вопросы один ответ говорит:
— За грехи наши! Вот настанет время, и всё с помощью Божьей наладится.
Разошлись мужики, а старец чёрный к Мешку пошёл.
— Ты, барин, чего-то тут не то делаешь. Такты всю мою паству продашь с потрохами!
— Ай, не зуди, старик! Паривизу я тибе нових рабов, окрутишь их как тиби нада, и будит у тиби новия паства! Ти ошен полезиний! Ти рабов делиишь! Васточни раби на сдешних бабах женитси, другая народа будит. Ти иха на путь кароши наставишь, кароши раби будит.
Подумал-подумал чёрный старец, да и не стал дальше спорить. Какая ему разница, какие люди у него в приходе будут?
Мякишке в кандалах неудобно было. Ноги совсем, проклятые, стёрли. Но и то хорошо, что детишек его на продажу не выбрали и жену не забрали, а полдолга простили. Может, и не совсем плохой барин, может, опомнится ещё и нормальным станет? Вот ведь Вешка сейчас живёт себе и в ус не дует. Только он, Мякишка, тоже с камешком не расстаётся — за пазухой держит. Надо к Мешку пойти, и как-то полезным стать, тогда он его к себе приблизит и опять он, Мякишка, в лучших людях ходить будет. Достал он камешек, а тот чёрный совсем. Лишь одно белое пятнышко осталось. И что это значить должно? Эх, встретить бы опять того старика да расспросить, что да как!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Всеслав тем временем сокола пустил да его глазами увидел, что уходит на юг караван невольничий, караван скорбный. Уводят людей чужаки в рабство проклятое! Собрал он всех в Доменках на вече да весть эту сообщил. Решили люди своим помочь, в неволю не допустить. Стали собираться мужи и парни на бой, да Всеслав их не пустил. Сказал, что к бою они не приучены, а караван хазарские воины охраняют. Воин же пятерых ремесленников стоит. Крови много прольётся. Пойдут они с Вешем вдвоём, заодно проверят, как тот науку Всеславову разумеет да осваивает. Тут же, пока нет их, во всём Метеля и Дарёну слушаться.
Вышли они в лес, обернулись двумя громадными серыми волками да и пустились волчьим скоком караван догонять. А сокол Всеславов над караваном кружил — дорогу указывал.
Мешок недолго в усадьбе просидел — быстро собрался, бросил мешок свой с добром на заводного коня и поскакал вслед за обозом невольничьим. Как же он мог такой куш без присмотра оставить?
Караван он догнал недалеко от стольного города, остановил и стал с колдуном своим совет держать — как дальше быть да что делать?
— Караван надо сразу в Хазарию отправить, а то как бы тебе от князя за полон не досталось, — сказал колдун хазарский.
— Да, так лучше будет. В Хазарии я их гораздо дороже продам и рабов восточных дешевле куплю.
— Ай, не надо тебе самому в Хазарию ехать. Тебя там за предательство смерть ждёт. Лучше я туда поеду, невольников продам, рабов куплю да парой невольниц, поклонившись кому надо, тебе прощение выхлопочу. А потом воинов ещё наберу, ибо чую я, что скоро местные твоим планам сильно мешать будут.
— Они и так нам тем мешают, что на земле живут! Хорошо, а я тем временем к князю поеду. Буду у него Доменки судить да денег просить.
— Хорошо, господин, пусть удача тебе будет.
Решили они так, да и разъехались в разные стороны. Колдун с караваном в Хазарию, а Мешок в стольный град. И не заметили совсем, что рядом с ними ужик лежал. А тот после разговора ихнего в сторонку, за травкой да сучками прячась, отполз, крутнулся через себя да в Веша превратился. Подошёл Веш к Всеславу, разговор хазарский передал.
— Ну что же? Урок ты хорошо усвоил. А теперь о деле. Мы людей спасать идём. Мешок никуда пока не денется, а вот Доменкам твоим — беда грозит.
— Беда потом будет, а людей угонят — не вернёшь. За караваном спешим. Спасём людей — и в Доменки.
Прошло времени немного, и в караване странное да плохое твориться стало.
Сначала волки угнали всех лошадей. Только три лошади колдуна и остались. На то он и колдун. Двое хазар, что табун стерегли, говорили, что волки какие-то чудные были. Здоровенные да хитрющие, и никак с ними справиться нельзя, стрелы калёные их не берут, мечи булатные их не секут, будто бессмертные они. Выслушал их колдун и приказал на дереве повесить, чтобы другим неповадно было на посту спать. Но сам недоброе почуял. Оставил за себя старшего, посадил двух девок покраше на своих заводных коней, напихал что поценнее в мешок, и отправился со всей возможной скоростью в Хазарию.
А те, что с обозом остались, отправили двоих в ближайшее та, село, чтобы лошадей купили. День ждут, два, а нет никого. Отправили ещё двоих, да так же и не дождались. Разгрузили они тогда некоторые телеги, барахло в остальные сложили и в них как лошадей невольников впрягли да стали их кнутами подгонять. Тащат невольники телеги, надрываются. Их больше сотни, а хазар всего полтора десятка. Но некому скомандовать, некому народ поднять. Так и идут в неволю да ещё барахло чужое тащат. Ночью двое хазар пропало, что от костров отошли. Днём ещё трое в реке утонули. Вроде и неглубокая в этом месте речка, всегда переходили вброд спокойно, а тут течением сбило и кого по камням, кого по корягам растащило. Пока доставали, ещё один утонул. Встали хазары у реки, не знают что делать. Весь день стояли, ночью только придумали как быть. Но за ночь ещё двое пропали. Испугались тут хазары, бросили всё и побежали в стольный град к Мешку. Пусть он князю жалуется.