— Все получалось наоборот! — повторил Мок-Тартль глубокомысленно. — Пусть она сейчас прочитает что-нибудь наизусть. Скажи, чтобы она начинала! — Он посмотрел на Грифона так, как будто был уверен, что тот имеет некоторую власть над Алисой.
— Встань и прочитай: «Это голос лентяя», — приказал Грифон.
«Как мне надоело, что все эти создания командуют другими и заставляют отвечать уроки! — подумала Алиса. — Я с таким же успехом могла бы сейчас находиться в школе!»
Это голос Омара. Он мне говорит:
«Я коричневым стал — жарко печка горит.
Вынь меня из огня, умоляю тебя,
И сахаром мелким я припудрю себя!»
Как ресницами утка, так носом Омар
С пуговиц снял печную золу и нагар.
Пояс почистил, кверху приподнял носки,
Пяткой притопнул: шаги его так легки!
Если море далёко, песок обнажен, —
Над акулой смеется презрительно он.
Но волны бегут, акулы снуют вокруг,
И в тоне его слышится сильный испуг.
— Это совершенно не то, что я привык декламировать, когда был ребенком, — сказал Грифон.
— Ну, я никогда прежде не слышал чего-нибудь похожего, — сказал Мок-Тартль, — и звучит это необычайно бессмысленно!
Алиса не сказала ничего, она села на землю, спрятав лицо в ладони и размышляя, может ли вообще хоть что-ни-будь снова произойти обыкновенным образом.
— Я хотел бы, чтобы она объяснила это, — заметил Мок-Тартль.
— Она не может ничего объяснить, — поспешно возразил Грифон. — Начинай следующее стихотворение!
— Но относительно его носков? — настаивал Мок-Тартль. — Как он, знаете ли, мог приподымать их кверху своим носом?
— Это первая позиция танца, — сказала Алиса. Вообще же она была ужасно удручена всем происшедшим и очень хотела бы переменить разговор.
— Читай следующее стихотворение, — повторил Грифон. — Оно начинается так: «Я шел мимо сада…»
Я шел мимо сада, и видеть я мог:
Сова и Пантера делили пирог.
Пантере достались — был счет тут простой —
Начинка, и тесто, и соус густой,
А блюдо пустое Сове вручено
(Хотя не пирог и не соус оно!).
Сова получила на память как гость
Столовую ложку и старую, кость.
Пантера усы облизнула: «Ну что ж!» —
И тотчас схватила и вилку и нож.
И сад огласили рычанье и вой:
Пантера закончила завтрак…
— Что за смысл читать весь этот вздор, — прервал Мок-Тартль, — раз ты не можешь его объяснить? Это безусловно самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышал!
— Да, и я думаю, что тебе лучше перестать, — сказал Грифон, и Алиса была лишь рада послушаться.
— Не попробовать ли нам еще одну фигуру Кадрили Омаров? — предложил Грифон. — Или ты предпочитаешь, чтобы Мок-Тартль спел тебе другую песню?
— О, пожалуйста, песню, если Мок-Тартль будет настолько любезен! — попросила Алиса так горячо, что Грифон сказал довольно обиженным тоном:
— Гм! О вкусах не спорят, конечно! Спой ей «Черепаховый Суп», если хочешь, старина!
Мок-Тартль — Фальшивая Черепаха глубоко вздохнул и начал петь голосом, прерываемым рыданиями:
Прекрасный суп в столовой ждет.
Из миски жирный пар идет.
Не любит супа тот, кто глуп!
Прекрасный суп, вечерний Суп!
Прекрасный суп. вечерний Суп!
Прекра-сный Су-уп!
Прекра-а-сный Су-уп!
Су-уп ве-е-черний,
Прекрасный, прекрасный Суп!
Прекрасный суп, все знают тут,
Что это — лучшее из блюд,
Что дичь и даже колбасу
Прекрасный заменяет суп.
Прекра-сный Су-уп!
Прекра-сный Су-уп!
Су-уп ве-е-черный,
Прекрасный, ПРЕКРА-А-СНЫЙ СУП!
— Снова припев! — закричал Грифон, и Мок-Тартль только хотел повторить его, как в отдалении послышался возглас:
— Суд начинается!
— Идем! — воскликнул Грифон и, взяв Алису за руку, помчался, не дожидаясь окончания песни.
— Что это за суд? — задыхаясь, спросила Алиса на бегу.
Но Грифон только ответил:
— Идем! — и побежал еще быстрее, в то время как все слабей и слабей доносились с попутным легким ветром полные меланхолии слова песни:
Су-уп ве-е-черний,
Прекрасный, прекрасный Суп!
Глава XI Кто украл кексы?
огда они прибыли к месту суда, Король и Королева Червей уже сидели на тронах. Их окружала огромная толпа — маленькие птицы и зверьки всех пород и целая колода карт. Перед ними стоял Валет, в цепях, с караульными солдатами по бокам. Возле Короля находился Белый Кролик, с трубой в одной руке и свитком пергамента в другой. В самом центре судилища бросался в глаза стол с большим блюдом кексов на нем. Они выглядели такими вкусными, что при виде их Алиса почувствовала настоящий голод. «Хорошо было бы, если бы суд закончился поскорее, — думала она, — и раздали бы угощенье». Но, кажется, надежды на это не было. Поэтому, чтобы хоть чем-нибудь занять время, она начала рассматривать все вокруг.
Алиса раньше никогда не была на суде, но она читала о судах в книгах и с большим удовольствием убедилась, что может точно назвать все, что видит здесь.
«Это судья, — сказала она себе, — потому что на нем большой парик».
Судьей, кстати, был сам Король. И так как он надел корону поверх парика (посмотрите на картинку, если хотите знать, как он это сделал), то имел очень стесненный вид, что, конечно, было неприлично.
«А вот там — скамья присяжных, — думала Алиса, — и те двенадцать созданий (она принуждена была сказать «созданий», видите ли, потому, что некоторые из них были зверьками, а некоторые — птицами), я полагаю, — присяжные».
Она повторила про себя последнее слово три раза, очень гордясь им, так как думала — и совершенно правильно, — что только очень немногим маленьким девочкам вообще знаком его смысл. Однако слово «присяжные» подходило бы к ним так же хорошо, как и «заседатели».
Все двенадцать присяжных заседателей старательно писали что-то на грифельных досках.
— Что они делают? — спросила шепотом Алиса у Грифона. — Ведь им нечего записывать, пока не начнется суд.
— Они записывают свои имена, — так же шепотом ответил Грифон, — из боязни, что могут забыть их до окончания суда.
— Глупые создания!.. — начала громко Алиса негодующим голосом, но поспешно остановилась, так как Белый Кролик закричал:
— Молчать в судебном зале!
Король надел очки и стал внимательно смотреть вокруг, чтобы увидеть, кто это разговаривает.
Алиса сумела разобрать (насколько ей позволяло то, что она смотрела через плечи присяжных заседателей), что все они написали на своих грифельных досках: «Глупые создания!» — и она успела даже заметить, что один из них не знал, как написать «глупые», и попросил соседа помочь ему.
«Ну и милая путаница будет на их грифельных досках, прежде чем закончится суд!» — подумала Алиса.
У одного присяжного заседателя грифель пронзительно скрипел.
Этого, конечно, Алиса не могла вынести. Она обошла кругом зала суда, стала за спиной присяжного и, скоро улучив удобный момент, выхватила у него грифель. Она действовала так быстро, что бедный маленький присяжный (это был Билль-Ящерица) так и не смог сообразить, что случилось с грифелем.
После того как он безуспешно обшарил все вблизи, отыскивая его, Билль-Ящерица был вынужден до конца дня писать одним из пальцев, от чего было очень мало толку, так как палец не оставлял следов на доске.
— Герольд, огласи обвинительный акт! — приказал Король.
Случилось к балу кексы печь
Червонной Королеве.
Она — к столу, и снова в печь
Глядит: печенья, где вы?
Был краток счастья сладкий миг,
И кексов жалко очень:
Валет Червонный, выкрав их,
Исчез во мраке ночи!
— Обдумайте ваше решение! — сказал Король, обращаясь к присяжным.
— Не сейчас, не сейчас! — поспешно прервал его Кролик. — Перед тем еще будет много дела!
— Вызвать первого свидетеля, — сказал Король.
Белый Кролик трижды протрубил в трубу и провозгласил:
— Первый свидетель!
Первым свидетелем был Шляпочнпк. Он вошел с чашкой чая в одной руке и с бутербродом — в другой.
— Прошу прощенья, ваше величество, — начал он, — что я принес с собой это, но я еще не кончил пить чай, когда меня вызвали.
— Ты должен был кончить, — сказал Король. — Когда ты начал?
Шляпочник посмотрел на Мартовского Зайца, который сопровождал его в суд под руку с Орешниковой Соней.