— Отец, я уже устал, — сказал Бухтик. — Сколько же можно придумывать? Я уже забыл, когда в последний раз был в санатории.

— Ты там был вчера, — напомнил Даваня. — Я своими глазами видел, как вы с Серёжей шушукались под елью.

— Он устал, — передразнил Барбула. — А может, я тоже хочу пойти в санаторий! Может, я тоже хочу показаться детям!

Даваня задумчиво попрыгал на коряге.

— Было бы замечательно, если бы ты стал видимым, — сказал он. — Тогда бы мы с тобой вдвоём заявились в санаторий и устроили бы там такой концерт! Я бы стал волком, а ты — самим собой. Вот бы нам обрадовались!

— И ещё как обрадовались бы! — мечтательно произнёс Барбула, вспомнив, каким красавцем он выглядит в зеркале.

Даване неожиданно пришла в голову такая блестящая мысль, что он чуть не свалился с коряги.

— Может быть, после концерта мы им так понравимся, что они попросят нас остаться с ними навсегда. И вот кем бы мы стали тогда, а? Я, например, только лесничим хочу быть. А ты, Бухтик?

— Я стал бы…

Бухтик задумался. Ему сейчас очень хотелось построить большую подводную лодку и показывать всем людям, как хорошо у них в заводи. А может, изобрести машину, которая сама бы расчищала водоросли? Или лучше — надувать спасательные круги для детей? Сиди себе на берегу и надувай. Искупался — и снова сиди надувай! А может…

— Нет, не могу придумать, — наконец признался он.

— Эх, ты, — укоризненно заметил Даваня. — У людей же столько интересного!

— Поэтому и не могу придумать… Может быть… так и останусь изобретателем.

— А я хотел бы стать водопроводом, — сказал Барбула. — И давать воду всем, кто в ней нуждается. Хочу — цветам, хочу — себе…

— Ты хотел сказать водопроводчиком, — поправил Бухтик отца.

— Нет, водопроводом, — решительно возразил Барбула. — Кто даёт воду: водопроводчик или водопровод? То-то же! — Даваня ещё раз погладил ящичек с трубками.

— Слышал? — спросил он. — Так что, Бухтик, давай не ленись, думай!

Приближалась осень. Птицы стали собираться в стаи — скоро они улетят в тёплые страны. Пожелтевшие листья неслышно срывались с веток и, покачиваясь, опускались в воду залива. Затем неспешно плыли по течению на юг — туда же, куда собирались и птичьи стаи.

Один только ящик с трубками, разбивая лиственный ковёр, упрямо плыл против течения.

— Это тренируется мой отец, — пояснил Бухтик друзьям и помахал ящику рукой. — Следующей весной он хочет побывать в санатории. Ему не терпится посмотреть на водопровод.

Из-за тяжёлых тёмных туч показалось солнце. Оно светило так же ярко, как и летом, но грело уже гораздо слабее. Через минуту оно спряталось снова.

— А почему только весной? — поёжившись от порыва холодного ветра, спросил Серёжа. — Почему не сейчас?

— Он не привык к суходыху, — ответил Бухтик. — Да и некогда ему сейчас: нужно готовиться ко сну. Осенью мы засыпаем… — Бухтик вздохнул: — Целую зиму будем спать. Целую долгую зиму.

Оля сидела рядом с Серёжей и задумчиво перебирала коричневые качалки камыша. Этот подарок маленькой русалки ей только что передал Бухтик.

— Я так и не познакомилась с Чарой, — грустно сказала она. — Мне очень жаль…

— Чара тоже об этом жалеет, — отозвался Бухтик. — Но что поделаешь…

Залив медленно пересекала большая лягушка. Движения её были такими вялыми, что казалось, она засыпала на ходу.

Лягушка остановилась неподалёку от ребят и пошевелила некрасивым широким ртом.

— Квакуша говорит, что пришла попрощаться с вами, — перевёл Бухтик. — Она тоже готовится к зиме.

— До свидания, Квакуша, — сказала Оля. — Приятных тебе зимних снов.

— И спасибо тебе за помощь, — добавил Серёжа.

Квакуша ещё немного посмотрела на них и так же медленно поплыла обратно.

…Где-то за перелеском послышались громкие голоса.

— Нас зовут, — сказала Оля и поднялась. — Пора прощаться и нам.

Бухтик вздрогнул и, не отрывая взгляда от заводи, жёлтой от опавших листьев, сказал:

— Ну вот, вы уедете, а я… Меня всё равно что и не будет на свете…

— Не надо так говорить, Бухтик, — попросила Оля. — Не надо, а то я заплачу…

— И вправду, Бухтик, не надо так говорить. Мы навсегда запомним это лето. — Серёжа крепко сжал плечо своего верного друга. — А на будущий год я обязательно приеду сюда, и мы снова будем вместе.

— И я приеду, — сказала Оля.

— Если бы ты только знал, Бухтик, как нам будет не хватать тебя, — добавил Серёжа.

Бухтик внимательно посмотрел на лица друзей, и впервые за весь день его глаза немного повеселели.

— Хорошо как, — сказал он. — Хорошо жить, когда знаешь, что ты кому-то нужен.

И это, конечно, было правдой.

…Когда мамы вместе с Николаем Владимировичем вышли к заводи, на берегу сидели только Серёжа и Оля. Николай Владимирович посмотрел на девочку и довольно улыбнулся. Она не была похожа на ту Олю Нечаеву, которая прибыла в санаторий два месяца назад. И её нынешняя грусть уже не напоминала прежнего отчаяния.

«Молодец Серёжа, молодец Бухтик, — подумал врач. — И что бы я делал без них…»

— Чего запечалились? — спросила Серёжина мама и тут же догадалась: — Понимаю. Вам не хочется расставаться со всем этим… — И она посмотрела на желтеющий лес, притихшую заводь и куда-то совсем далеко, где осеннее небо сливалось с землёю.

— Да, места здесь чудесные, — согласилась Олина мама. — Вот только я до сих пор не пойму, как это мы ухитрились заблудиться вчера.

— Мамочка, я тебе потом всё объясню, — сказала Оля и погладила маленькую лохматую игрушку, на тёмной мордашке которой светилась озорная улыбка…