Икара не подниматься слишком высоко, но Икар его не послушал и полетел прямо к солнцу. Солнце растопило воск на его крыльях...
— А дальше всё было почти так же, как с поросёнком, да? — сказал Рррр.
— Почти.
— И как это поросёнок догадался склеить крылья воском, вот чудо! — Рррр всегда этому удивлялся.
— Наверное, потому,— заметил Дональд,— что поросёнку ОЧЕНЬ захотелось летать. А когда чего-нибудь очень хочется...
— Знаю, знаю,— перебил Рррр.— А теперь, пожалуйста, расскажи две новых сказки и одну старую. Ты обещал!
— Что значит две новые? — спросил Биссет.
— Такие, которые я ещё не слышал.
— Мм, ну что ж, у меня есть как раз две новые сказки. Я сочинил их давно, наверное, три, а может быть, даже четыре дня назад, но ещё никому не рассказывал.
Биссет достал из ящика стола несколько исписанных страниц и начал читать.
ЛЯГУШКА В ЗЕРКАЛЕ
Жил на свете щенок. Звали его Роджер. Почти весь день он проводил перед зеркалом.
— Роджер, перестань, пожалуйста, смотреться в зеркало! — говорила ему мама.
Но Роджер её не слушался.
«Красивый я пёс!» — думал Роджер, глядя в зеркало, и вилял хвостом.
В один прекрасный день, когда Роджер убежал играть на улицу, мама сняла со стены зеркало и повесила вместо него пустую раму. А потом позвала из пруда лягушку и попросила её посидеть в раме, как в зеркале.
Как только Роджер вернулся домой, он первым делом бросился к зеркалу.
Но что он увидел?!
«Нет, нет, не может быть, чтобы это был я!» — подумал Роджер и ещё раз глянул в зеркало. О-о, какие противные
у него лапы! Совсем как у лягушки. Но он-то не лягушка, он самый красивый пёс на свете!
Роджер зажмурился, потом — раз! — и открыл глаза. И опять увидел в зеркале лягушку.
Бедный Роджер!
«Если я лягушка,— подумал он,— я должен пойти на пруд. Буду сидеть на листьях кувшинок и ловить комаров. Конечно, мне бы лучше косточку. Но раз я лягушка...»
И он побежал по садовой дорожке прямо к пруду, сел на зелёный лист кувшинки и стал ждать. Но он был тяжёлый, много тяжелее лягушки, и лист кувшинки стал погружаться вместе с ним в воду. Роджер опускался всё глубже и глубже, пока от него не остался один чёрный носик.
Тут к пруду прискакала лягушка.
— Что ты там делаешь, глупый маленький щенок,— спросила его лягушка.
— Разве я похож на щенка? — удивился Роджер и высунул из воды голову.— На всамделишного щенка?
— А на кого же ещё? Вылезай скорей и посмотри на своё отражение в воде.
Роджер выбрался на берег и глянул на себя в воду.
— Ура! Я щенок! — И от счастья он завилял хвостом.
Больше он никогда не смотрелся в зеркало.
— Ррррррррр...
— Что такое, Рррр? — спросил Дональд Биссет.
— У меня нет головы,— сказал Рррр: оказывается, он подошёл к зеркалу, но себя не увидел.
— Глупышка, просто зеркало висит слишком низко. Встань на стол!
Рррр послушался.
— А теперь нет ног! Бууууу...
— Отойди чуть подальше, а я наклоню зеркало. Ну, видишь себя?
— Вижу, вижу! И хвост. И голову. И начало следующей сказки.
— Как же она называется?
— Не пойму. По-чудному как-то написано.
— Не по-чудному, а вверх ногами. Ну, а теперь можешь прочитать?
— Могу.’ «Британские львы».
БРИТАНСКИЕ ЛЬВЫ
В Лондоне перед входом в Британский музей стоят два каменных льва. Очень больших.
Один лев добрый и послушный. Он весь день лежит не шелохнувшись и смотрит, сколько прошло в музей посетителей.
А другой лев шалун. Взял однажды и лизнул человека, выходившего из музея. Человек удивился.
— За кого ты меня принимаешь? — спросил он льва.— За мороженое? — Он очень рассердился и ушёл рассерженный.
Но лев не успокоился. Он лизнул ещё одного посетителя, потом ешё одного. Наконец кто-то пожаловался на него смотрителю музея.
— Думаете, это приятно? Вовсе нет, это щекотно и противно. У настоящего льва язык мягкий, а у каменного жёсткий и шершавый.
Смотритель Британского музея извинился за льва и обещал отучить его от этой скверной привычки.
Вечером он спросил у своей жены:
— Как ты думаешь, что любят львы больше всего?
— Больше всего? Свиные отбивные и сахарные кости, это всем известно.
— А что они любят меньше всего?
— Хм, меньше всего? Право, не знаю.
— По-моему, шоколад! Видела ты когда-нибудь льва, жующего шоколад?
— Нет, никогда!
— Ну вот, значит, меньше всего они любят шоколад.
На другой день по дороге в Британский музей смотритель купил плитку шоколада и помазал себе шоколадом щёку. Лев лизнул его и сказал:
— Фу, шоколад!
С тех пор он больше никого не лизал.
— Фи,— сказал Рррр, когда Дональд Биссет кончил читать.— Мне не очень понравилась эта сказка. Она неправильная.
— Почему же? — удивился Биссет.
— От шоколада не отказываются, я очень люблю шоколад. Очень, очень...
— Я тоже, но вкусы бывают разные.
— Всё равно неправильная. Расскажи мне лучше другую сказку, знаешь, какую... про Эннабель.
ЭННАБЕЛЬ
Жила-была на свете корова. Звали её Эннабель. У неё часто болел живот. Но однажды она спасла корабль от кораблекрушения.
Как-то в туманный день Эннабель паслась на лугу в Корнуолле, у самого берега моря. Туман был такой густой, что она не видела даже своего носа и нечаянно проглотила колючий чертополох.
Ой-ой-ой! Как заболел у неё живот! Эннабель громко замычала.
А в это самое время по морю плыл большой корабль.
Капитан поднёс к глазам подзорную трубу, но не увидел ничего, кроме тумана.
— Где мы сейчас находимся? — спросил он старшего помощника.
— Точно не знаю, сэр! Где-то возле берегов Корнуолла.
— Дайте сигнал,— сказал капитан.
Старший помощник капитана дал сигнал.
У-У-У-У-У'У-У! — загудела сирена.
Эннабель услышала сирену и подумала:
«Наверное, ещё одна корова съела чертополох и у неё тоже заболел живот. Надо позвать доктора». И она замычала в ответ.
— Прислушайтесь! — сказал капитан.
Старший помощник остановил сирену и прислушался. Сквозь волны и туман до них донеслось:
— М-у-у-у-у-у-у!
— Это мычит Эннабель,— сказал капитан.— Значит, мы где-то рядом с её лужайкой.— И он, не теряя времени, отдал приказание: — Моп, сташина! Ах, нет: стоп, машина!
— Полный назад!
— Бросить якорь!
— Дать сигнал!
Якорь ударился о дно, корабль остановился, а сирена опять загудела: у-у-у-у-у-у-у!
Капитан посмотрел за борт. Тут выглянуло солнце, и он увидел, что как раз вовремя остановил корабль: ещё минута, и они разбились бы об острые скалы.
Ему удалось спасти корабль только потому, что он услышал, как мычит Эннабель.
Вдруг он снова услышал:
— М-у-у-у-у-у-у! М-у-у-у-у-у-у!
«Странно,— подумал он.— Эннабель всё ещё мычит, может быть, у неё болит ^кивот?»
И он послал на берег корабельного доктора с пилюлями, лечить Эннабель.
— Передайте ей ещё вот что! — сказал он и вручил доктору маленькую коробочку с большой серебряной медалью.
Когда доктор сошёл на берег, Эннабель всё ещё мычала, но доктор посоветовал ей принять пилюли, и живот сразу перестал болеть.
— Капитан просил меня передать тебе ещё вот это,— сказал доктор.
Он достал коробочку, которую капитан вручил ему, и показал Эннабель. На коробочке было написано:
Эннабель от капитана — за спасение корабля.
А в коробочке лежала настоящая серебряная медаль. Доктор повесил медаль Эннабель на шею. Эннабель была очень горда.
— Твоё мычание спасло наш корабль,— сказал доктор.— А теперь я должен спешить, так как нам надо плыть дальше, в Америку.
И он вернулся на корабль. Солнце светило ярко, туман рассеялся.
Эннабель поглядела на море.
— М-у-уту! — сказала она.
У-у-у! — ответил корабль.
Корабль отплывал всё дальше, и «У-у-у» делались всё тише. Но капитан ещё мог разглядеть в подзорную трубу Эннабель с медалью на шее.
— М-у-у-у! — говорила Эннабель, глядя на море.— М-у-у-у!
И с большого корабля в открытом море в ответ раздавалось: у-у-у!
Эннабель чувствовала себя очень счастливой, она щипала травку, а её медаль так и горела на ярком утреннем солнце.
Дональд Биссет кончил сказку про Эннабель, и тут зазвонил телефон. Он снял трубку:
— Слушаю.
— Говорит ваше Воо-Бра-Жение. Всё придумано! Постройте лодку и отправляйтесь в путь по Реке Времени до конца радуги.
— Ура! Путешествовать! — закричал Рррр.
Дональд сделал тигру знак рукой: «Тише, я слушаю».
— Да-да, я вас слушаю,— сказал он в трубку.
— По дороге навестите мистера Крококота и носорога Сэми, передайте привет Мэри, а когда будете в Лондоне, поговорите с адмиралом Нельсоном.
— Вы д-д-думаете, мне это удастся? — спросил запинаясь Дональд.
— Да-да, на Трафальгарской площади. Он стоит на высокой колонне, на самой середине.