Считалось, что отец Уильям благоволит к Виттингтону.
Однажды, когда Дик был еще совсем маленьким, они с Мэйбл отправились в замок. В замке Дику понравилось. Там был небольшой храм. Но Дику он показался просто огромным. Особенно поразили его храмовые колокола.
– Мэйбл, Мэйбл! Ты слышишь? Колокола!
– Дик, ну конечно, слышу. Сегодня в Англии праздник.
– Нет, Мэйбл, я не про то. Ты слышишь, они говорят?
Мэйбл не поняла:
– Что говорят?
– Слова:
Дили-дон! Дили-дон!
По всей Англии трезвон.
Дили-дили, дили-дили,
Утром короля женили.
Спустя какое-то время Мэйбл и Дик пришли в соседнюю деревушку. Деревушка была чуть побольше той, где Мэйбл и Дик родились. После чумы там воздвигли часовенку – в благодарность Господу за то, что в конце концов избавил народ от напасти, что кто-то остался жив. На часовне тоже был колокол. Совсем маленький, но и он Дику очень понравился. И в его звоне Дик тут же расслышал слова:
– Дили-дини! Дили-дини!
День святой Марии ныне.
Мэйбл почти испугалась и сказала Дику: «Пойдем, тебе нужно к отцу Уильяму».
– Святой отец, он слышит колокола.
– Все слышат колокола. Благодари Божью Матерь, что твой брат не глухой.
– Да, святой отец. То есть нет. Дик слышит совсем не так. Он слышит слова. Будто колокол говорит. Будто он… – Мэйбл запнулась, – …человек.
Отец Уильям слегка нахмурился:
– Что ты городишь, Мэйбл? А ну-ка, Дик, расскажи, что говорил тебе колокол?
Дик совсем не смутился. Ему нравилось повторять колокольную речь:
– Дили-дини! Дили-дини!
День святой Марии ныне.
Дили-дили, дили-дон —
Богородице поклон!
Отец Уильям взглянул на Дика внимательней: что это может значить? Нет ли здесь происков дьявола? Или это дар Божий? И вот он раздумывал, выбирая между Богом и дьяволом, и разговаривал с Мэйбл:
– Это сын Виттингтона? Который хотел уйти в Лондон?
Мэйбл кивнула.
– Но по дороге умер?
Мэйбл снова кивнула:
– Да, святой отец. От чумы. Все Виттингтоны умерли от чумы.
– А этот твой братец не умер? Странно: все умерли, а он выжил. Он что, в рубашке родился?
Про рубашку Мэйбл не знала. Но она сказала:
– Я тоже.
– Что «ты тоже»?
– Я тоже не умерла. Я и Дик – мы вдвоем остались.
– А-а-а… – то, что Мэйбл тоже не умерла, показалось отцу Уильяму не особенно важным.
Мэйбл забеспокоилась:
– Поверьте, святой отец, Дик – очень хороший мальчик. Он молится каждый день. Мы с ним вместе молимся Господу… Отец Уильям, это ведь ничего, что Дик слышит колокола?
– А ну, повтори, что ты слышал!
– Дили-дили, дили-дон —
Богородице поклон!
Отец Уильям подумал, что слова звучат неплохо. Очень даже неплохо. И, скорее всего, это не происки дьявола. Да, скорее всего. Вот ведь Господь уберег мальчика от чумы. Все умерли, а он выжил. (Ну, и малютка Мэйбл.) Бог оставил его сиротой, но зато наградил умением понимать колокольный звон. Отметил мальчика даром. Это знак для отца Уильяма: может, надо чему-нибудь научить сироту. Чему-нибудь богоугодному.
И отец Уильям стал часто звать Дика к себе. А по праздникам Дику позволялось прислуживать в этой самой часовенке с колоколом. И еще отец Уильям научил Дика буквам – так что он умел разбирать разные надписи.
* * *– Я тебе не отец Уильям. Это при нем работа – таращиться на облака. Может, Бога увидишь, а может, ворону. А у меня – мешки. Давай-ка, тащи в амбар.
Дик взвалил тяжелый мешок на плечи.
– Ну, что застрял? Пошевеливайся. Нужно успеть до дождя.
Дик шевелился. Пот катил с него градом, но он находил утешение в том, что и эта работа закончится. К тому же мельник обещал ему заплатить. И заплатить неплохо, по представлениям Дика. Тогда они с Мэйбл смогут купить у лесничего хворост. Вязанки четыре. А может, и пять. Осень, и хворост нужен.
Когда с последним мешком было покончено, Дик вернулся в надежде, что мельник прямо сейчас выполнит обещание. Но мельник сказал:
– Что уставился? Сегодня не заплачу.
Дик вдруг сразу почувствовал, как ноют плечи.
– Получишь свои монеты, когда соберу с должников. Мне старик Гарри должен. И Пегги еще за помол не платила. Так что иди пока. – И между прочим добавил: – Эй, ты знаешь? Малютку Мэйбл увезли.
– Увезли? Кто увез?
– Да тут приезжали двое. Люди из замка. Я думал, ты уже знаешь…
Откуда Дик мог это знать? Он же с утра на мельнице!
– Ее видели с ведрами. К речке спускалась. А ее хвать – и в седло. Видать, повезли к сэру Гриндли.
Дик почувствовал, как в животе у него бешено закружились большие мохнатые бабочки.
– Зачем? Зачем ее повезли к сэру Гриндли?
– Известно зачем, – хмыкнул мельник. – Сэр Гриндли, конечно, вправе. Но это позор для Херинга.
– Позор?
– А ты думал! Такое у нас бывало. Лет пятнадцать назад бывший сэр Гриндли, нынешнего родитель, велел вот так же, перед венчанием, увезти дочку Джона.
– Это старый такой? Живет на самом краю?
– Ну, тогда он был не так стар. Так вот. Когда дочка его вернулась от сэра Гриндли, в нее все тыкали пальцем. И вроде бы даже хихикали в церкви во время венчания. Неделя всего прошла после свадьбы, молодые ехали с ярмарки по мосту. И прямо на середине воз взял да перевернулся. А дочка Джона сидела среди поклажи. Ну, и в речку – прямо с тюком.
– Это что же ее, нарочно?..
– А кто ж знает. Но дочка Джона побывала у сэра Гриндли… А потом вдруг у сэра Гриндли сгорел новый овин. Говорят, тут без Джона не обошлось. Только не доказали. Вот какие дела. В общем, малютку твою увезли. Так что смотри…
Смотреть? Куда и на что? Дик забыл о боли в плечах. Надо к Херингу! Срочно!
Кузня стояла на полпути между деревней и замком. Всю дорогу Дик бежал, так что, когда добрался до места, слова застревали в горле – воздуха не хватало:
– Херинг, ты знаешь? Малютка Мэйбл! Ее увезли!
Хэринг, мрачный как туча, сидел, уставившись на потухшие угли в горне.
– Что разорался? Знаю.
– Что ж ты сидишь?.. Разве можно позволить? Сэр Гриндли ее опозорит!
– Заткнись, сказал! – Херинг слегка шевельнул своими огромными пальцами, которыми гнул подковы. – У сэра Гриндли есть право… Мэйбл сама виновата! – вдруг взорвался кузнец. – Нечего было любезничать с ним!
– Любезничать с сэром Гриндли? – Дик не верил своим ушам. – Ты говоришь про Мэйбл? Херинг, ты спятил…
– Катись отсюда, малец! – кузнец говорил, не глядя на Дика. – Проваливай, я сказал. А то как встану и оторву тебе уши!
Ошарашенный Дик выскочил вон из кузни. Он пойдет к отцу Уильяму. Отец Уильям всегда говорил, что Божий закон для всех – и для бедных, и для богатых. Он может сказать сэру Гриндли: «Сэр Гриндли! Господь Бог милостив. А вы, сэр Гриндли, поступаете не по-божески. У малютки Мэйбл есть законный жених. Она должна обвенчаться с ним так, как положено Богом».
– Ну, и что Херинг? Знает? – отец Уильям на этот раз избегал смотреть Дику в лицо.
– Херинг? Да… Но он меня выгнал. Он сказал, – тут Дик поперхнулся от возмущения, – у сэра Гриндли есть право…
– А… Хорошо.
– Хорошо?
– Хорошо, что Херинг знает о правах сэра Гриндли. И уважает его. Это важнее всего – уважать господина.
– Херинг сказал, что малютка Мэйбл любезничала с сэром Гриндли! Как он мог так сказать?
– Любезничала? Ну, вот видишь… Женщины склонны к греху. Их всюду подстерегают дьявольские соблазны. Я помолюсь за малютку, Бог пошлет ей прощение.
– Прощение? Я… – Дик совсем растерялся.
– А теперь уходи, мой мальчик. Уходи, я сказал. Сегодня мне не нужна твоя помощь.
По дороге домой Дик слышал, как печалился маленький колокол:
– Дили-день! Дили-день!
Ах, какой печальный день!
Дин-дон, дин-дон-дон!
Ах, какой печальный звон!
Но его голос скоро растаял вдали.
* * *Малютка Мэйбл вернулась домой через трое суток.
Она ничего не сказала. Ни слова о том, что случилось.
А Херинг как узнал о возвращении Мэйбл, так пошел в трактир и напился до полусмерти. Кто-то стал его поддевать: мол, с виду кузнец – молодец, а как прокололся с невестой! Придется ему, словно псу, подбирать объедки со стола сэра Гриндли. Херинг вмазал обидчику тяжелым своим кулаком, а потом стал кричать, что сэру Гриндли это так не пройдет…
Скоро из замка прислали за кузнецом. Херинг сплюнул, собрался, поехал. Оказалось, кузнеца позвали не для работы. Как только он появился, его скрутили и приволокли к сэру Гриндли.
– Угрожал моей жизни? – Пингль Гриндли прищурился. – Хочешь суда? Знаешь, что тебе будет? Тебе отрубят твою воровскую руку – чтоб ты не мог и подумать поднять ее на сэра Гриндли.
Кто рассказал сэру Гриндли про слова кузнеца? Говорят, что в те времена стены имели уши. А если слышали стены, то найдется и длинный язык, который угодливо растолкует барону мысли и чувства вилланов.