Лишь одна маленькая хохлатая птичка не хотела быть главной. Она тихонько сидела на ветке Большого Дерева и с испугом смотрела, как бегут по земле ручьи, как они пенятся, разливаются, заполняя водой впадинки и ложбинки, и Мир становится мокрым и неуютным.

— Ах, что делать? Что делать?

Тут Большое Дерево тихонько качнуло ветвями. Наверное, оно знает… Точно! Еще перед ссорой Большое Дерево о чем-то шепталось с Ветром. Но язык ветров понимают только деревья.

— Скажи мне, Большое Дерево, о чем рассказал тебе Ветер?

Дерево грустно скрипнуло:

— Что толку тебе рассказывать? Ты маленькая и слабая. А надо лететь далеко.

— Прошу тебя, расскажи!

— И лететь придется под холодным дождем. Птичьи перья намокнут. Это очень опасно.

— Ветер поддержит меня.

Дерево снова скрипнуло и погладило птичку зеленым лиственным пальцем.

— Лети, — сказало Дерево, — к синей горе Арарат. Там ты найдешь того, кто может еще всё исправить. Если не опоздает.

— Я полечу так быстро, как никогда не летала. Я отыщу его и приведу сюда, — птичка раскрыла крылышки и тряхнула своим хохолком.

А Большое Дерево грустно вздохнуло.

Как только хохлатая птичка вынырнула из листвы, на нее набросился Дождь и ударил по спинке холодными жесткими каплями. Но Ветер был тут как тут: он сделался сразу попутным и полетел вместе с птичкой, разрывая струи Дождя, указывая направление. Долго они летели. Птичка немного устала и спросила тихонько:

— Далеко ли еще до синей горы Арарат?

Ей никто не ответил.

Дождь всё не прекращался. Птичьи перышки сильно намокли, лапки сильно замерзли.

— Где же гора Арарат? Что-то ее не видно.

Силы птички совсем иссякли. Но стоит присесть на ветку — и уже не взлетишь.

— Где же гора Арарат?

Ветер уже с трудом поддерживал бедную птичку: она стала слишком тяжелой, и летела низко, почти у самой Земли, и уже могла разглядеть в лужах свое отражение.

— Арарат, гора Арарат! До тебя не добраться… Птичка с маленьким хохолком еще раз взмахнула крылышками и упала на мокрую Землю.

— Эта птичка долго летела. — Тот, кто сидел у подножия синей горы Арарат, поднял птичку с Земли, устроил ее в ладонях и принялся согревать теплым дыханием.

Птичка открыла глаза и услышала:

— Свиристель! Как я рад тебя видеть! Мне было так одиноко у синей горы Арарат.

Что-что-что? Свиристель? Силы сразу вернулись к птичке, и она засвистела: «Сви-и-ристель, сви-и-ристель, сви-и-ристель! Он назвал меня Свиристелем!»

Птичка снова взлетела и стала над ним кружить: нужно скорей идти! Нужно идти за ней! Всё еще можно исправить. Только бы не опоздать!

Они пустились в дорогу.

Обратный путь для птички был легче и веселее. Если она уставала, то присаживалась на плечо к тому, кто шагал за нею. Если она замерзала под проливным Дождем, тот, кто шагал за нею, подставлял ей ладони и грел.

А вода прибывала. Когда гора Арарат сделалась совсем маленькой, вода покрыла ступни идущего по земле. Когда же гора Арарат исчезла в синей дали, вода добралась ему до колен.

— Куда ты ведешь меня, маленький Свиристель?

Тут до них докатился шум.

— Это звери и птицы. Никак не могут решить, кто из них будет главным.

Звери, птицы, жуки, пауки сбились в плотную кучу на невысоком холмике (куда пока не добралась вода) и всё продолжали кричать:

— Я буду главным!

— Нет, я!

И вот на поляну вылетел маленький Свиристель, а следом за ним появился тот, кого он привел.

— Смотрите! Смотрите! Новенький! Смотрите, какой чудной: без когтей! Без хвоста! Без крыльев! И ходит на задних лапах.

— Меня зовут Человек. Вот «чело». — И новенький легонько стукнул себя по лбу. — А «век» означает сто лет. Я буду жить сто лет. Так говорит мое имя.

— Имя? Что это значит? — звери и птицы в растерянности притихли.

— Неужели вам непонятно? — защебетала птичка с маленьким хохолком. — Взгляните! Я — Свиристель! Так назвал меня Человек! Это он придумал мне имя.

— Может быть, Человек назовет и меня? — осторожно спросил крупный зверь с большими ушами и странным носом.

— Твое имя — Слон! Не иначе!

— Слон! Хо-хо! Хорошее имя! — крупный сразу повеселел. — Слон! Вы слышали? Слон! — И он затрубил в свой хобот.

— А меня? Как зовут меня? — зашипела та, что ползала по Земле и была очень длинной.

— Тебя? — Человек всмотрелся. — Тебя зовут Анаконда. Длиннее змеи не бывает.

— Анаконда… Что ж! Я согласна. Пусть меня зовут Анаконда. — И довольная Анаконда свернулась красивым кольцом.

— И меня! Назови меня! — Стали просить другие.

— Становитесь в очередь. Только, чур, не толкаться.

И вот все животные построились в длинную очередь и прошли перед Человеком, тихие и торжественные. Человек смотрел на каждого очень внимательно, а потом говорил:

— Орел, Жираф, Гепард, Кукушка, Ушастый Ёжик…

Это было так интересно, так замечательно, что все почти сразу забыли, о чем они спорили.

Дождь между тем перестал. С ясного Неба на Мир смотрело веселое Солнце: ему было любопытно, что придумает Человек.

А последним в очереди оказался тот маленький, что считал себя силачом.

— Ну, а я? Кто же я?

— Тебя зовут Муравей.

— Ты знаешь, что я очень сильный?

— Ты — самый сильный на свете! — И Человек засмеялся.

Тут Слон опять затрубил:

— Вы помните? Мы собрались, чтобы назначить Главного. Главным должен быть Человек. Кто-нибудь возражает?

Кто тут мог возражать?

А Муравей подумал: если б не Человек, главным над всеми животными стоило сделать Слона.

И Муравей бы не спорил.

Честное муравьиное.

В Новом-преновом Мире откуда-то появился Тринадцатиногий Змей: двенадцать обычных ног, а тринадцатая — в середине брюха. Она была чуть длиннее других и царапала Землю когтями.

— Ссс… — просипел Тринадцатиногий Змей, когда вокруг него собрались звери и птицы. — Как тут у вассс, в Новом Мире? Мне тоже нужно здесь месссто! Но не обычное месссто. Я хочу быть сссамым-самым.

— Самым умным считается Слон, — отвечали ему.

— Ссслон? Шшш… Смешшшно! — заявил презрительно Змей, хотя не умел смеяться.

— А самый быстрый — Гепард. Хочешь с ним состязаться — бежать наперегонки?

— Ссс… Сссостязаться! Сссмешно! — Змей совсем не хотел бежать наперегонки.

— Самый сильный у нас — Муравей.

— Шшш… Даже не смешшшно. А кто у вас сссамый главный?

— Самый главный у нас — Человек.

— Шшш… Человек? Почему? Ссс… Он что, сссамый умный?

— Не то чтобы самый умный, — сказал задумчиво Слон.

— Ссс… Сссамый быстрый?

— Не то чтобы самый быстрый, — тут же ответил Гепард.

— Ссс… Сссамым сильным он точно не может быть. — И Змей незаметно ударил хвостом по пеньку, на котором сидел Муравей. Муравей свалился в траву.

— Не то чтобы самый сильный, — сказал из травы Муравей. — Не самый умный, не самый быстрый, не самый высокий, не самый красивый. Но он — и то, и другое, и третье. Он — человечный. Вот!

— Ссс… Значит, всссе его ссслушаются… Не поймешшшь, почему…

— Я же тебе объяснил…

— Ой! — прошептал Белый Кролик, потому что в этот момент встретился взглядом со Змеем. — Ой! — повторил он опять, и ушки его задрожали.

Все повернулись к Кролику.

— Я, к-к-кажется, знаю, кем хочет быть этот З-змей, — сказал, запинаясь, Кролик. — Он хочет быть с-с-самым страшным.

— Самым страшным? С чего ты взял?

— Он на меня п-посмотрел, — тихо сказал Белый Кролик. — Он п-правда хочет быть с-с-самым страшным. — И Белый Кролик попятился.

— Для чего ему быть самым страшным? — заволновались животные.

— Ссс… Вот как топну тринадцатою ногой, сразу узнаете, для чего. Человек у них сссамый главный! Шшш…

— Что здесь происходит?

— Человек! Наконец-то пришел! — Белый Кролик облегченно вздохнул и на всякий случай придвинулся к Человеку поближе.

— Этот Тринадцатиногий, — Муравей показал на Змея, — не успел появиться, а уже хочет топнуть тринадцатою ногой. Хочет всех напугать.

— В Новом-преновом Мире нельзя никого пугать, — спокойно сказал Человек и посмотрел на Змея. — Раз попал в Новый Мир, не нарушай порядка.

— Шшш… Человек! Это ты… — Тринадцатиногий Змей тут же прижался к Земле, подобрав под себя свои ноги. — Шшш… Нарушшшать порядок? В Новом-преновом Мире?.. Пусть ссстоит, как ссстоял. Но мне нужно здесссь месссто. Хорошшшее месссто… А у вассс тут все уже занято: Ссслон у вассс сссамый умный, Муравей — сссамый сссильный, Ленивец — сссамый ленивый, Сссиний Кит большшше всех… — И Змей качнул головой из стороны в сторону.