На Марью, видно, тоже нашёл весёлый час.
– Что ж, – говорит она, – пойдём разгуляемся на старости! Только на что тебе бабу лепить, будет с тебя и меня одной. Слепим лучше себе дитя из снегу, коли Бог не дал живого!
– Что правда, то правда… – сказал Иван, взял шапку и пошёл в огород со старухою.
Они и вправду принялись лепить куклу из снегу: скатали туловище с ручками и ножками, наложили сверху круглый ком снегу и обгладили из него головку.
– Бог в помощь? – сказал кто-то, проходя мимо.
– Спасибо, благодарствуем! – отвечал Иван.
– Что ж это вы поделываете?
– Да вот, что видишь! – молвит Иван.
– Снегурочку… – промолвила Марья, засмеявшись.
Вот они вылепили носик, сделали две ямочки во лбу, и только что Иван прочертил ротик, как из него вдруг дохнуло тёплым духом. Иван второпях отнял руку, только смотрит – ямочки во лбу стали уж навыкате, и вот из них поглядывают голубенькие глазки, вот уж и губки как малиновые улыбаются.
– Что это? Не наваждение ли какое? – сказал Иван, кладя на себя крестное знамение.
А кукла наклонила к нему головку, точно живая, и зашевелила ручками и ножками в снегу, словно грудное дитя в пелёнках.
– Ах, Иван, Иван! – вскричала Марья, задрожав от радости. – Это нам Господь дитя даёт! – И бросилась обнимать Снегурочку, а со Снегурочки весь снег отвалился, как скорлупа с яичка, и на руках у Марьи была уже в самом деле живая девочка. – Ах ты, моя Снегурушка дорогая! – проговорила старуха, обнимая своё желанное и нежданное дитя, и побежала с ним в избу.
Иван насилу опомнился от такого чуда, а Марья была без памяти от радости.
И вот Снегурочка растёт не по дням, а по часам, и что ни день, то всё лучше. Иван и Марья не нарадуются на неё. И весело пошло у них в дому. Девки с села у них безвыходно: забавляют бабушкину дочку, словно куколку, разговаривают с нею, поют песни, играют с нею во всякие игры и научают её всему, как что у них ведётся. А Снегурочка такая смышлёная: всё примечает и перенимает.
И стала она за зиму точно девочка лет тринадцати: всё разумеет, обо всём говорит, и таким сладким голосом, что заслушаешься. И такая она добрая, послушная и ко всем приветливая. А собою она – беленькая, как снег, глазки – что незабудочки, светло-русая коса до пояса, одного румянцу нет вовсе, словно живой кровинки не было в теле… Да и без того она была такая пригожая и хорошая, что загляденье. А как, бывало, разыграется она, так такая утешная и приятная, что душа радуется! И все не налюбуются Снегурочкой. Старушка же Марья души в ней не чает.
– Вот, Иван! – говаривала она мужу. – Даровал-таки нам Бог радость на старость! Миновалась-таки печаль моя задушевная!
А Иван говорил ей:
– Благодарение Господу! Здесь радость не вечна и печаль не бесконечна…
Прошла зима. Радостно заиграло на небе весеннее солнце и пригрело землю. На прогалинах зазеленела мурава, и запел жаворонок. Уже и красные девицы собрались в хоровод под селом и пропели:
Весна-красна! На чём пришла, на чём приехала?..
На сошечке, на бороночке!
А Снегурочка что-то заскучала.
– Что с тобою, дитя моё? – говорила не раз ей Марья, приголубливая её. – Не больна ли ты? Ты всё такая невесёлая, совсем с личика спала. Уж не сглазил ли тебя недобрый человек?
А Снегурочка отвечала ей всякий раз:
– Ничего, бабушка! Я здорова…
Вот и последний снег согнала весна своими красными днями. Зацвели сады и луга, запел соловей, да и всякая птица, и всё стало живей и веселей. А Снегурочка, сердечная, ещё сильней скучать стала, дичится подружек и прячется от солнца в тень, словно ландыш под деревцем. Ей только и любо было, что плескаться у студёного ключа под зелёною ивушкой.
Снегурочке всё бы тень да холодок, а то и лучше частый дождичек. В дождик и сумрак она веселей становилась. А как один раз надвинулась серая туча да посыпала крупным градом, Снегурочка ему так обрадовалась, как иная не была бы рада и жемчугу перекатному. Когда ж опять припекло солнце и град взялся водою, Снегурочка поплакалась по нём так сильно, как будто сама хотела разлиться слезами: как родная сестра плачется по брату.
Вот уж пришёл и весне конец, приспел Иванов день. Девки с села собрались на гулянье в рощу, зашли за Снегурочкой и пристали к бабушке Марье:
– Пусти да пусти с нами Снегурочку!
Марье не хотелось пускать её, не хотелось и Снегурочке идти с ними, да не могли отговориться. К тому же Марья подумала: авось разгуляется её Снегурушка! И она принарядила её, поцеловала и сказала:
– Поди же, дитя моё, повеселись с подружками! А вы, девки, смотрите берегите мою Снегурушку… Ведь она у меня, сами знаете, как порох в глазу!
– Хорошо, хорошо! – закричали они весело, подхватили Снегурочку и пошли гурьбою в рощу.
Там они вили себе венки, вязали пучки из цветов и распевали свои весёлые песни. Снегурочка была с ними безотлучно.
Когда закатилось солнце, девки наложили костёр из травы и мелкого хворосту, зажгли его и все в венках стали в ряд одна за другою, а Снегурочку поставили позади всех.
– Смотри же, – сказали они, – как мы побежим, и ты также беги следом за нами, не отставай!
И вот все, затянувши песню, поскакали через огонь.
Вдруг что-то позади их зашумело и простонало жалобно:
– Ау!
Оглянулись они в испуге: нет никого. Смотрят друг на дружку и не видят между собою Снегурочки.
– А, верно, спряталась, шалунья, – сказали они и разбежались искать её, но никак не могли найти.
Кликали, аукали – она не отзывалась.
– Куда бы это девалась она? – говорили девки.
– Видно, домой убежала, – сказали они потом и пошли в село, но Снегурочки и в селе не было.
Искали её на другой день, искали на третий. Исходили всю рощу – кустик за кустик, дерево за дерево. Снегурочки всё не было, и след пропал. Долго Иван и Марья горевали и плакали из-за своей Снегурочки. Долго ещё бедная старушка каждый день ходила в рощу искать её, и всё кликала она, словно кукушка горемычная:
– Ау, ау, Снегурушка! Ау, ау, голубушка!..
И не раз ей слышалось, будто голосом Снегурочки отзывалось: «Ау!» Снегурочки же всё нет как нет! Куда же девалась? Лютый ли зверь умчал её в дремучий лес, хищная ли птица ли унесла к синему морю?
Нет, не лютый зверь умчал её в дремучий лес и не хищная птица унесла её к синему морю, а когда Снегурочка побежала за подружками и вскочила в огонь, вдруг потянулась она вверх лёгким паром, свилась в тонкое облачко, растаяла… и полетела в высоту поднебесную.
Сестрица Аленушка и братец Иванушка
Жили-были себе царь и царица; у них были сын и дочь, сына звали Иванушкой, а дочь Алёнушкой. Вот царь с царицею померли, остались дети одни, пошли странствовать по белу свету. Шли, шли, шли… идут и видят пруд, а около пруда пасётся стадо коров. «Я хочу пить», – говорит Иванушка. «Не пей, братец, а то будешь телёночком», – говорит Алёнушка. Он послушался. Идут дальше; видят реку, а около ходит табун лошадей. «Ах, сестрица, если б ты знала, как мне пить хочется». – «Не пей, братец, а то сделаешься жеребёночком». Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят озеро, а около него гуляет стадо овец. «Ах, сестрица, мне страшно пить хочется». – «Не пей, братец, а то будешь баранчиком». Иванушка послушался, и пошли они дальше; шли-шли и видят ручей, а возле стерегут свиней. «Ах, сестрица, я напьюся; мне ужасно пить хочется». – «Не пей, братец, а то будешь поросёночком». Иванушка опять послушался, и пошли дальше; шли-шли и видят, пасётся у воды стадо коз. «Ах, сестрица, я напьюся». – «Не пей, братец, а то будешь козлёночком». Он не вытерпел и не послушался сестры, напился и стал козлёночком, прыгает перед Алёнушкой и кричит: «Ме-ке-ке! Ме-ке-ке!»
Алёнушка обвязала его шёлковым поясом и повела с собою, а сама-то плачет, горько плачет… Козлёночек бегал-бегал и забежал раз в сад к одному царю. Люди увидали и тотчас доложили: «У нас, ваше царское величество, в саду козлёночек, и держит его на поясе девица, да такая из себя красавица». Царь приказал спросить, кто она такая. Вот люди и спрашивают её, откуда она и чьего роду-племени. «Так и так, – говорит Алёнушка, – был царь и царица, да померли; остались мы, дети: я, царевна, да вот братец мой, царевич; он не утерпел, напился водицы и стал козлёночком». Люди доложили всё это царю. Царь позвал Алёнушку, расспросил обо всём; она ему приглянулась, и царь захотел на ней жениться. Скоро сделали свадьбу и стали жить себе, и козлёночек с ними – гуляет по саду, а пьёт и ест вместе с царём и царицею.
Вот поехал царь на охоту. Тем временем пришла колдунья и навела на царицу порчу: сделалась Алёнушка больная да такая худая да бледная. На царском дворе всё приуныло: цветы в саду стали вянуть, деревья сохнуть, трава блекнуть. Царь воротился и спрашивает царицу: «Ты чем нездорова?» – «Да, хвораю», – говорит царица. На другой день царь опять поехал на охоту. Алёнушка лежит больная; приходит к ней колдунья и говорит: «Хочешь, я тебя вылечу? Выходи к такому-то морю и пей там воду». Царица послушалась и в сумерках пошла к морю, а колдунья уж дожидается, схватила её, навязала на шею камень и бросила в море. Алёнушка пошла на дно; козлёночек прибежал и горько-горько заплакал. А колдунья оборотилась царицею и пошла во дворец.