Но когда она вышла на дорогу прямо перед ним – он ударил по тормозам.

Ему предстало нечто невиданное – восставшее из болотной грязи – болотная тина, комья земли и спутанные стебли тростника все еще скользили по черному телу. Осознав, что это перед ним, он будто оцепенел. Волосы у него встали дыбом, и слезы чистого страха полились по щекам. Но он был фотографом – а ни один истинный фотограф не упустит свой шанс.

Схватив фотоаппарат, он выбрался из машины, снял с объектива крышку и приник к видоискателю.

Его заполнила чернота. Он подался назад, наклоняя фотоаппарат из стороны в сторону, стараясь втиснуть в кадр исполинский силуэт. Но прежде, чем это ему удалось, он увидел в глазок видоискателя, как его машина поднимается в воздух. С ужасом, но также - вне себя от восторга, он делал снимок за снимком: исполинская громада подняла машину и с размаху ударила ею оземь, и опять подняла и ударила оземь, потом опять, и опять - она колотила машину, будто выбивая пыль из тяжелого ковра. С мимолетным сожалением орнитолог вспомнил про яйца выпи, лежавшие в кепке на пассажирском сидении – но моментально о них забыл, увидев осколки стекла и краски, разлетавшиеся как брызги при каждом ударе машины о землю. Отвалилась дверца, в камыши покатились колеса; громада открыла рот - и когда раздался жуткий вой сирены, орнитолог развернулся и побежал.

Бежал он быстро, как мог, но силы были не равны. Обезумевший черный исполин, будто мятую жестяную банку, швырнул в камыши стального цвета машину, зачерпнул пригоршню болотной грязи с прожилками корней и метнул ему вслед.

Орнитолог решил, что болотное чудище настигло его и дало пинка, но это куча грязи накрыла его и протащила по дороге далеко вперед. Обтекая и с отвращением отплевываясь, он поднялся, схватил грязный фотоаппарат и помчался, что было сил.

Вернувшись домой Люси узнала, что ничего необычного там не случалось. Мама не ощутила никаких сотрясений почвы и не могла понять, о чем толкует ей дочь. А вечером домой пришел отец и рассказал об ужасной аварии на дороге через болота. Орнитолог потерял управление, и машину унесло в кювет. Да и крышу у него снесло: он примчался на деревенскую почту, неся какую-то околесицу. Полицейские отвезли его в город. А его машина – в лепешку. Что самое странное – с нее слетела до крупицы вся краска. И дорога страшно разворочена. Он будто несся со скоростью звука. Тайна какая-то.

Слушая все это, Люси думала: интересно, какую околесицу нес орнитолог. Может, как раз когда землю трясло, он в кювет вылетел и с ума соскочил. Ей все время вспоминался тот жуткий вой. Что же случилось там, на болотах? Она сидела за столом и смотрела, как руки у нее покрываются мурашками.

И тут ей вспомнилось, как извивался угорь.

У Люси в спальне была все еще кромешная темнота. Но если бы она проснулась, то могла бы услышать странный звук – высоко в черном небе над домом пел жаворонок. А если бы она вышла в сад и посмотрела на темное небо в бинокль, то могла бы разглядеть и самого жаворонка – в самой вышине он мерцал и светился в первых лучах солнца, которые тянулись к нему из-за горизонта.

Песня жаворонка лилась над темнотой, над полями в росе, над крышами домов и над мокрыми, уснувшими садами. А в спальне у Люси к ней прибавлялся еще более странный звук – прерывистое дыхание и всхлипы.

Люси снился страшный сон. В этом сне кто-то поднимался по скрипучим ступенькам к ней на чердак. Потом рука ухватила задвижку. Задвижка была тугая. Чтобы открыть дверь, надо было сперва потянуть ее на себя, а потом нажать на задвижку. Если не знать эту хитрость, дверь открыть было почти невозможно. Рука в Люсином страшном сне эту хитрость, похоже, не знала. Задвижка дрожала и трещала, но дверь не отпиралась.

Наконец, задвижка с треском сломалась, и дверь широко распахнулась. Люси на подушке притихла - казалось, она перестала дышать.

Долгие мгновения в спальне было очень темно и совершенно тихо – только трель жаворонка доносилась едва слышно.

Затем, у Люси во сне, чья-то рука опустилась ей на плечо. Она повернула голову и увидела – там, во сне - нечто ужасное. Сначала она подумала, что это тюлень, склонившись над ней, глядит на нее черными, блестящими глазами. Но как тут мог появиться тюлень? Это был кто-то похожий на тюленя, покрытого черной, блестящей нефтью – который попал, наверное, в нефтяное пятно, а потом вышел из моря, взобрался к ней в спальню на чердак и теперь касался ластом ее руки.

Но тут она увидела, что на плече у нее не ласт, а рука человека. И эта рука тоже была черной от нефти. И вдруг Люси поняла, что перед ней не тюлень, а девочка - ее возраста, может, чуть младше. И рука стала ее трясти, и лицо девочки - упрашивать: «Проснись! Ну же, проснись! Пожалуйста, проснись!»

Она говорила так громко – это был почти крик – что Люси проснулась.

Часто дыша, она села на кровати. Какой странный, жуткий сон. Она подоткнула под себя одеяло и уставилась на дверной проем, в темноту. Дверь открыта? Она помнила, что, как и всегда, заперла ее на ночь. Но сейчас - если дверь открыта...

И тут, окончательно пробудившись, она услышала:

Тук, тук, тук.

Стучали в окно.

Не смея дышать, она прислушалась - и вот, снова:

Тук, тук, тук.

Это птица? Так рано? Иногда к ним прилетали синички, клевали шпаклевку вокруг оконных стекол и заглядывали в дом, но это всегда бывало днем.

Она выскользнула из постели и, раздвинув занавески, присела возле низкого окна.

Поначалу ничего не было видно: сплошь чернота. Прилепившись носом к стеклу, она различила темную крышу дома на другой стороне улицы. А потом у самого стекла заметила нечто очень странное. Очень маленькое, смутно различимее, белого цвета. Предмет приближался – он уже почти касался стекла.

Неужели это...?

Люси кинулась к лампе у кровати, включила свет - и на миг замерла, глядя в дверной проем: дверь спальни была распахнута настежь.

Она вернулась к окну. За стеклом, совсем близко парили подснежники - стебельки вместе, цветки врозь.

Как это? Три подснежника - за окном чердака, высоко над землей? Она подняла задвижку и открыла окно.

От света лампы за ее спиной темнота казалась еще черней. Но свет падал на подснежники – они были совсем близко. И еще она увидела, что их держали гигантские пальцы - большой и указательный. Пальцы придвинулись.

Она отшатнулась от окна и почти упала на кровать. Не в силах подняться, она глядела в проем окна - а между тем, указательный и большой палец очень бережно положили три цветка на подоконник - и исчезли.

Люси очень испугалась. Но еще больше оживилась от любопытства. Происходит явно что-то чудесное. Она не должна бояться. Если сейчас позволить себе испугаться, не упустишь ли самое интересное?

Она подошла к окну и подобрала цветы. Они были настоящие. Но откуда? Подснежники - в апреле? Они давно отцвели.

Люси выглянула в темноту. И вот опять, огромные большой и указательный пальцы, приблизившись, протягивали наперстянку. Наперстянку! В апреле? На несколько месяцев раньше срока?

Она протянула руку за цветами – но пальцы подались назад. Что это значит? «Наверное, - подумала она, - это знак идти за ними следом». Ей вспомнился страшный сон - и тот жуткий вой.

Теперь она разглядела в темноте гигантский силуэт, возвышавшийся во тьме над крышей дома. Должно быть, эта громада стоит у них в саду. Или, может, на тротуаре.

Она отвернулась и принялась натягивать на себя одежду.

Люси тихо приоткрыла входную дверь и выглянула на улицу. Сердце у нее колотилось. Что там? Человек на крыше грузовика? Или в такой специальной люльке, в которой поднимают рабочих, когда чинят уличные фонари? Или просто великан с огромными пальцами? В любом случае - подснежники настоящие. Но там не оказалось никого.

На улице было уже не так темно. Чернильное небо за крышами на востоке начало светлеть. Она закрыла за собой дверь и на миг прислушалась: где-то в вышине пел жаворонок. На другой стороне деревни просвиристел первый дрозд. Но исполинская громада исчезла.

И тут что-то, едва коснувшись ее лица, упало на землю. Наперстянка! Люси подобрала ее.

В тот же миг она ощутила отвратительный запах гнили - и сразу узнала запах грязи на болотах. Она подумала, что так пахнет наперстянка – но нет, запах был повсюду, и она посмотрела наверх.

И увидела исполинское лицо – пара огромных глаз глядела на нее из-за угла дома. Наверное, подумала Люси, эта громада стоит прямо у ворот гаража.

Глядя наверх, Люси медленно обошла угол дома – и увидела ее целиком: она не стояла, а сидела, привалившись спиной к стене дома. И вот где пахло будь здоров. Исполинское существо, казалось, было сплошной массой черной слизи с обрывками камыша и прилипшими там и тут завитками корней. Люси взглянула на лицо – огромные глаза смотрели прямо на нее. У нее перехватило дух – словно она неслась куда-то на бешеной скорости. Может, эта громадина вышла из моря? И пробиралась через болота? Ей вспомнилось лицо из того страшного сна, похожее на тюленью морду – лицо девочки и глаза как у тюленя, и потом резкий, отчетливый оклик: «Очисти меня!» Кажется, так - «очисти»? И вот что значили подснежники?