Костя неохотно поднялся, пошёл было, но, что — то вспомнив, вернулся.
— Дед, а когда мы бумажного змея будем делать? Ты же обещал…
— Ну, раз обещал… Вот сено лошадям задам, приборку сделаю, к вечеру и займёмся!
Мальчик вышел со двора и направился к пруду, где в кустах ивняка у него было убежище, нечто вроде шалаша. Там он присел на пенёк, заменяющий скамейку, и задумался. Окружающий мир, ещё утром такой знакомый и понятный, вдруг предстал перед ним своей новой, таинственной стороной.
Он знал, где находится Гиблый овраг. Нужно было выйти за околицу, перейти поле, пройти мимо старой заброшенной овчарни и спуститься к речке Смородинке.
Один её берег, со стороны деревни, был отлогим, другой — сразу же от воды вздыбился кручей. На этом обрыве всегда дул ветер!
Смеркалось. С пруда потянуло сыростью. Косте почему — то стало зябко и неуютно. Он выбрался из своего укромного уголка. Дед уже, наверно, вернулся с работы, но, зная его характер, Костя не собирался напоминать про обещанное. Будешь приставать, ещё передумает!
«Мираж, галлюцинации…» — вспомнил мальчик. От другой своей бабушки он не раз слышал рассказы про странные случаи, которые несколько раз с ней происходили.
В молодости баба Валя жила в небольшом шахтёрском городке в Сибири. До тайги было километров десять — пятнадцать. Ходили туда по грибы, по ягоды пешком, по шпалам старой узкоколейки. Однажды, пойдя за ягодами, она заблудилась. Долго пробиралась сквозь чащобу, пока не вышла на какую — то полянку. Посреди полянки стоит бревенчатая избушка без окон. А на пороге сидит человек и кричит заунывным голосом: «Не ходи — и — и сюда! Не ходи — и — и сюда!»
Как выбралась из той чащи, бабушка даже и не помнит. Но оказалась совсем в другой стороне, километров за тридцать от города.
А в другой раз видела в лесу старуху с длинными распущенными седыми космами. Та, перегнувшись в поясе так, что волосы закрывали ей всё лицо, крутилась как юла. Вот страху — то было! Говорят, это галлюцинации!
А отец рассказывал, что они с матерью как — то вечером обратили внимание на появившуюся на небе яркую луну, да только совсем в другом месте, чем ей положено быть. Удивились! А луна всё увеличивается в размерах, как будто приближается. Скоро багровый шар занял довольно большую часть неба. Ну всё, думают! Сейчас столкнётся с Землёй — и конец всем. В это время шар стал понемножку бледнеть, бледнеть. Вскоре совсем растаял, только в центре долго оставались три расплывчатые, но яркие точки. Потом и они исчезли.
Вот это мираж!
Погружённый в свои мысли, мальчик не заметил, как добрёл до дома.
После ужина дед Григорий направился в чулан. Костя сразу оживился и проскользнул внутрь, вслед за ним. Чего только там не было!
Сундук со старыми книгами, инструмент, сбруя… Словом, уйма всякой любопытной всячины! Казалось, всего не перечислить и не упомнить, но дед всегда безошибочно находил то, что ему было нужно.
Вот и на этот раз он вышел с мешком, сшитым из нескольких слоёв плотной бумаги, мотком бечёвки, пучком мочала и ещё кое — какой мелочёвкой.
Распустив мешок, Григорий свернул огромный кулёк и прошил его на стыке сапожной дратвой. По краю кулька он вшил кольцо из сыромятной кожи и прикрепил к нему в трёх местах по куску шнура, связав затем их свободные концы вместе с основной бечёвкой. После этого с противоположной, острой стороны кулька дед пристроил длинный мочальный хвост.
Оказывается, змей деда Григория был совсем не таким, каким представлял его Костя. Он видел плоского и коробчатого змеев, сделанных из полосок шпона и оклеенных калькой или папиросной бумагой. Этот же змей напоминал кулёк, в который заворачивают конфеты или насыпают семечки, но большей величины. Их роднил только пышный мочальный хвост.
— Готово, — любовно осматривая свою работу, сказал дед Григорий. — Такой змей и человека может утащить!
Костя к этому времени заготовил пачку писем: так называется кусок бумаги, от края до середины которого делается прорезь, оканчивающаяся отверстием. Через него пропускается бечёвка, ведущая к змею. Подхваченное ветром, такое письмо скользит по ней до самого верха.
— Ну вот, завтра можешь и опробовать, а теперь пора на боковую, — подытожил дед. — С утра Орлика запрягать, поеду в город. То — то жеребчик обрадуется. Нечасто теперь удаётся порезвиться, пробежаться с двуколкой, работы в деревне ему хватает. Лошадей — то у нас на всю округу, почитай, раз., два и обчелся…
— А зачем сейчас лошади! — удивился Костя. — Вон у вас сколько машин, тракторов. Они целую тысячу лошадей могут заменить!
— Вот — вот, — проворчал дед Григорий, — огород под картошку трактор пашет. Как балерина, на одной ноге крутится. В лес за дровами или копной сена трактор медведем в малиннике продирается, больше наломает, чем привезёт! В городе коня — то, поди, даже в зверинце не найдёшь. Нет, рано лошадок в запас списали…
Мальчик долго не мог заснуть. Ему вспоминался Гиблый овраг, где блазнится… необычный, кульком, бумажный змей… трактор, танцующий на одной гусенице на сцене театра… длинноногие, забавно взбрыкивающие жеребята в вольере городского зоопарка…
Бумажный змей
Рано утром в окошко дома, где спал Костя, заглянул шаловливый солнечный зайчик. Он потихоньку подкрался к спящему мальчугану, пробежался по его ресницам. Но ему не удалось застать мальчика врасплох.
Хитрец уже проснулся, но не спешил вставать. Он только слегка приоткрыл глаза. Солнечный зайчик сразу разделился на разноцветные лучики. Так бывает из — за того, что свет пробирается сквозь тесные промежутки между ресницами. Если ими слегка пошевелить, цветовые пятна оживают. Костя мог долго подглядывать за этими радужными переливами. Но вот солнечный зайчик наигрался с ним и скользнул дальше, на стенку. Теперь пришел черёд мальчика. Он вытащил руки из — под одеяла. На стене появилась тень собаки. Собака шевелила ушами, морщила нос, раскрывала пасть, как будто беззвучно лаяла. Вдруг она лайкнула вслух, заливисто и звонко.
Костя так и подскочил на кровати.
— Бабушка, чего безобразишь! — сообразив в чём дело, сконфуженно закричал мальчик.
Это она, заглянув в дверь и заметив баловство внука, подшутила над ним.
— Вставай уж! Вот парное молочко, утром подоила Красавку. На улице — то опять вёдро, будем нынче
с сеном, — приговаривала бабушка, проворно собирая
на стол.
Тут Костя вспомнил про бумажного змея, быстренько вскочил, ополоснулся, на ходу выпил кружку молока и выскочил на улицу.
— Чего спешишь — то, — прикрикнула бабушка, но мальчика уж и след простыл. — Вот пострел, — покачала она головой, улыбаясь.
Подхватив змея, он мчался прямиком к Гиблому оврагу, на обрыв. День был такой ясный, небо такое голубое, а солнце такое ласковое, что от вчерашних страхов не осталось и следа.
— Какие могут быть привидения, когда на земле всё уже исследовали — переисследовали, — засмеялся он на ходу, — и в космос чуть ли не каждый день летают!
Костя спустился к речке отлогим берегом, перебежал по шатким, из нескольких жердинок, мосткам на ту сторону и узкой извилистой тропкой взлетел единым духом наверх. На обрыве было ветрено. Он с удовольствием подставлял свежим струям воздуха разгорячённое от быстрого бега лицо.
Здесь всегда, даже в самую тихую, безоблачную погоду, дул ветер!
Мальчуган давно приметил это, поэтому — то и решил опробовать змея именно здесь.
Первая попытка оказалась неудачной. Подхваченный было потоком воздуха змей почему — то скользнул вниз по склону обрыва.
Костя потянул его назад, к себе.
Змей поднимался неохотно, шёл кругами, рывками, как крупная рыбина на крючке. Можно было подумать, что ветер здесь дул не вверх, как положено, а вниз и не хотел уступать добычу.
Наконец мальчик выдернул его наверх.
Теперь Костя решил действовать по — другому. Он послюнил палец и поднял вверх, определяя направление ветра. Оказалось, что ветер дул почти вдоль оврага. Мальчик развернулся лицом к ветру, отойдя подальше от края обрыва.
На этот раз змей полетел сначала вдоль обрыва, затем начал забирать к речке и устремился вдаль: по — над речкой, над кустами смородины на том берегу, над полем.
Костя едва успевал разматывать бечёвку. Скоро клубок кончился. Чтобы освободить руки, мальчуган привязал конец шнура к ветке ольхи, росшей неподалёку, и стал готовить к отправке письмо. Он нанизал бумажку на шнур, но тот, поначалу туго натянутый, почему — то ослаб и продолжал всё больше провисать. Костя взглянул вверх. Змей большими кругами, как ястреб над добычей, парил над Гиблым оврагом, с каждым разом опускаясь всё ниже и ниже.
«Потерял восходящий поток», — подумал мальчик с огорчением и стал наматывать шнур на руку, выбирая слабину.