— Ишь, чего удумала, егоза! — а вот это уже бабуля Шарина, древняя, но все еще бойкая старушка.
— А нутка, уймись, пока я тя хворостиной не отходила, — о, а вот и матушка Федоры, Шелена. Собственно, мне все равно, что там еще придумала эта неприятная не только мне, но и доброй половине Верхнего Куреня, девица, если бы не следующая фраза Шарины:
— Да пропади он пропадом, ентот столичный маг! Где ж это видано, чтобы девка сама с парнем знакомства искала!
— А я и не ищу знакомства! — восклицала Федора, — Он как увидит меня в новых сапожках да с красными лентами в косах, сам знакомиться подойдет!
— Тьху, дуреха, отцу что ль рассказать, чтобы он тебе вожжами по спине протянул?
— А мне все равно! Но только вы меня не удержите! Столичный маг должон первой меня увидеть! — взвизгнула Федора.
— Феденька, не позорь нас, — попыталась взмолиться Шелена, видя, что угрозы дочке — что об стенку горох, и, увидев меня у плетня, осеклась.
— Тетя Стефанида, вы?
А кто ж еще, если не «тетя Стефанида».
— Доброго здоровьишка! — приветствую ругающихся женщин, замерших, как по команде, — Что же вас, на всю околицу слышно? А, Федора? — строго добавляю я, — когда представится случай пожурить противную девицу, да так, что она ничего не может сказать мне в ответ: бабу Стефаниду здесь все уважают, а то и боятся!
— Да ты вишь, че удумала-то, Стефанидушка! — ответила за внучку Шарина, — Вознамерилась опозорить и себя, и род свой, и весь Верхний Курень!
— Вот ведь поганка, — присоединилась к матери Шелена, — В Штольград рвется! Уйду, говорит, и вы мне не указ!
— И что, что в Штольград? — делаю вид, что недоумеваю, — Это ж близко, да и нечисть не шалит в это время года!
— Да лучше б нечисть шалила! — в сердцах кричит баба Шарина, — Она же не просто в Штольград, а на мага столичного поглядеть!
— Что, из столицы опять мага прислали? — вздыхаю, — Заняться им тама у себя нечем, бабоньки!
— И не говори, Стефанидушка, — восклицают в один голос Шарина с Шеленой. И их можно понять: где маг — там и целая рота троллей-наемников. А более наглого и беспринципного племени, чем тролли, скажу я вам, свет белый ни видывал. И хорошо, если тролли на гособеспечении, а ну как нет? Самое меньшее зло для всех окрестностей — увеличившиеся налоги, а оно нам надо?
— Так что, Федора, правда это? На мага собралась поглядеть? — строго гляжу на капризное, сморщенное от досады лицо девицы. Ей очень неприятен этот разговор, но не ответить старшей Йагине она не имеет права.
— Так ведь Залка сказала, что Мелка слышала, что Туське Выська передала давеча, маг этот — молодой и красивый, баб Стефанид, — заныла она, — И что он ненадолго в наших краях. А ну как, когда мне еще шанс представится в Столицу уехать?
— Ты не дури, — напустив на себя грозный вид, сообщаю ей, — В Столицу тебя еще никто покамест не приглашал, правы мамка с бабкой. А здесь тебе еще жить. Что ж люди скажут, если девка за парнем бежит, знакомства ищет? Это сегодня девки за парнями побегут, а завтра что? Зайцы на лис начнут охотиться? — с удовольствием брюзжу я.
— И то верно, Стефанидушка, может, ты ей ноги зачаруешь, чтоб со двора не сошла? — просит Шарина. А что, это мысль. Зачаровать Федорке ноги, как корове, чтоб, значит, со двора ни-ни… Изо всех сил сдерживаю на лице улыбку и сообщаю вредной девице:
— Сиди дома, девка. Лучше мамке по дому помоги. А ну как, не на мага, а на троллей нарвешься?
Федора насупилась. О наемниках, неизбежно сопровождающих магов на спецзадании, она видать, не подумала. Грозно сверкнув очами из-под кустистых бровей напоследок, покидаю, наконец, Верхний Курень. Значит, есть новости, и новости эти не особо утешительные.
* * *Отдалившись на безопасное расстояние от Верхнего Куреня, я позволила себе немного расправить плечи. Перед тем, как идти домой, решила посетить Данину, речушку, названную так еще древними Йагинями, в честь Даны, светлой богини воды. Вода всегда, с самого детства действовала на мой ум волшебно. Привыкла, что с каждой проблемой нужно просто посидеть у воды, и решение само находится. Осторожно поставив у редких камышей заплечный мешок с «гостинцами», я перво-наперво прощупала пространство на милю вокруг и удовлетворенно кивнула — чисто, ни души. А если и объявится какой грибник, что маловероятно, время уж к вечеру, я обязательно почувствую и успею скрыться с глаз долой. Быстро скинула «бабушкин» синий кафтан и платок, оставшись в белой, щедро расшитой цветами сирени, что придает ей веселый весенний вид, рубахе.
Следом за кафтаном отправился вишневый поясок, и, непосредственно, сама рубаха и исподнее. Вынула из косы косник — розовую кисточку из бисера с завязками: до совершеннолетия мне еще два лета, имею полное право не покрывать голову. Осталась последняя деталь — провела ладонями перед лицом, снимая морок, и взглянула на свое отражение в водах Данины. На меня смотрела, улыбаясь, обычная русоголовая и зеленоглазая, что совсем не редкость в наших краях, девчонка. Внезапно защекотало пресловутое шестое чувство ощущением чьего-то пристального взгляда. Подняла голову, пригляделась к кустам на другом берегу — может, не дай светлая Макошь, не удалось чисто пространство прощупать? Да вроде бы нет, точно нет ни одного человека. Так. А это еще что такое, точнее кто такой. Из кустов, абсолютно не прячась, на меня пристально смотрело самый настоящий элсмирский волк. Огромный, как тролль знает что! Молодой, по всему видать, не заматерел еще, как совсем уж взрослые особи. Однако отчего так неуютно под его взглядом? Зверь как зверь. Ну да, редкость для наших краев, но и только. Йагиню в своем лесу ни один зверь не тронет — на то на мне защитный заговор стоит. А что смотрит — так не человек же! Но под взглядом именно этого волка было очень неуютно, и даже на миг показалось, что он как-то слишком пристально меня разглядывает.
Рыбкой скользнула в воду, погружаясь в благословенную прохладу после удушающего летнего зноя. Ни одно чувство не сравнится с прикосновением прохладной, ласковой воды к обнаженной коже. Нырнула, сделала несколько гребков к дну и всплыла наверх, перевернулась, блаженно раскинувшись на поверхности воды.
— Сеня!
— Защекочем!
— Пришла!
— Плывет!
— Не выпустим!
— Играть!
— Прятаться!
Давние подружки, мавки, обступили плотным кольцом, и как обычно, говорили все разом.
— Сегодня Сене нужно домой, — объяснила я им. Почему-то мавки не воспринимают слова «я» — они и о себе всегда говорят в третьем лице, и о других. Когда когда-то давно, во время нашего первого с русалками знакомства, попыталась втолковать им, что значит, «я» — безрезультатно. Мавки одинаково таращили на меня свои огромные, как зеленые блюдца, глазенки с прозрачными зеленоватыми веками и в недоумении оглядывались по сторонам.
— Сеня привела с собой я?
— Где я?
— Спрятала я?!
— Покажи я? — спрашивали. Мама тогда объяснила мне, что мавки привыкли видеть и трогать то, о чем говорят. А мыслеобраз «я» им просто взять неоткуда.
— Не отпустим!
— Защекочем!
— Утопим!
— Защипаем!
Ну, это пустые угрозы — мавки хоть и славятся довольно вредным характером, но с Домом Йагинь у них давняя дружба. Поэтому к угрозам с их стороны я давно привыкла.
— Сеня укусит, — пообещала я им, и в подтверждение своих слов, щелкнула зубами.
Пришлось прийти к компромиссу, и поиграть немного в догонялки с зеленоватыми негодницами. Наплававшись и насмеявшись, я вылезла из воды и принялась одеваться. Мавки всей стайкой подплыли к берегу:
— Йожку приведи!
— Мавки ее не отпустят!
— Утопят!
— Будут щекотать, пока не состарится!
— Пока не поседеет!
Я улыбнулась. Йожку они из нас больше всех любят.
— Приведу, — пообещала, выныривая головой из рубахи. Внезапно одна русалка обернулась к противоположному берегу и злобно выкрикнула:
— Щучий сын!
Я недоуменно посмотрела на берег и прислушалась к своим ощущениям. Никого и ничего. Что же ее разозлило? Решила не расспрашивать. Противный характер заставит их промучить меня как минимум, несколько часов, и опять утянуть в воду, играть. Помахав на прощание мавкам, отправилась домой.
Итак, я — потомственная Йагиня, Хессения, Сеня. Внучка Старшей Йагини нашей области, Стефаниды. Род Йагинь — древний и почитаемый. Издревле по материнской линии в нашей семье передавался дар сохраняющей и дарующей жизнь, целительницы. Мы в дружеских, почти родственных отношениях и с другими Домами целительниц, знахарок и травниц, которых, как ни печально это сознавать, становится все меньше и меньше в Светлом Государстве. И виной тому одно бредовое пророчество, позвучавшее в храме светлого Даждьбога вот уже почти три столетия назад.