День благодарения, или Послесловие
Наступил День благодарения. Этот американский праздник очень полюбился всей семье, потому что можно было собраться в доме на Гарматной, провести приятный вечер и сказать друг дружке спасибо за всё хорошее, что случилось.
Маша узнала об этом празднике в школе. Татьяна Николаевна, учительница английского языка, рассказала о нём ребятам, и класс решил теперь в честь праздника каждый год ставить спектакль и приглашать на него родителей, как в Америке.
День благодарения придумали пилигримы – переселенцы, осваивавшие новый для себя материк. Урожай у пилигримов пропал, но к ним на помощь пришли индейцы и поделились с ними теми продуктами, которые у них были, научили их выращивать новые овощи и фрукты на своей земле. После того как собрали первый богатый урожай, благодарные колонисты пригласили к себе в гости индейцев. С тех пор в память об этом дне в Америке каждый четвёртый четверг ноября обязательно подают к столу индейку, кукурузу и прочие дары природы. Вся семья традиционно собирается за одним столом, чтобы поблагодарить Бога, родных и близких за те блага, которые им выпали в этот год.
Даже бабушка с дедушкой прониклись идеей отпраздновать День благодарения. После спектакля Маша с мамой поехали в гости на Гарматную. Бабушка готовила к их приходу большую индейку. Папа был в командировке, поэтому попросил маму, чтобы она непременно забрала домой кусочек и для него. Он, если честно, мечтал об индюшачьей ноге с хвостиком. У Маши были другие планы на папин кусок. Она думала предложить Нюське съесть его пополам.
Кроме индейки бабушка думала приготовить ещё картофельное пюре, тыквенный пирог и морс из клюквы – всё, как в американских семьях. Нюся с самого утра ждала, когда же начнётся праздник.
Она не отходила от бабушки, готовившей все эти необычные вкусности, ни на шаг. Бабушка даже занервничала:
– Брысь отсюда, чучело! Нечего совать везде свой любопытный нос и усы. Ты ещё возьми и начни мне тут всё пробовать.
«Мур! А как это ты догадалась, что я хочу всё попробовать? С другой стороны, нельзя же готовить и не пробовать. Вдруг в индейке соли не хватает или сахара с содой? Для этого её и надо надкусывать, надкусывать…»
Нюся удалилась на подоконник. Один раз кошке едва не удалось снять пробу, когда бабушка неосмотрительно вышла на балкон – за картошкой и тыквой. Нюся спрыгнула, жадно понюхала воздух, наполненный ароматом индейки, запекавшейся в духовке. Затем встала на задние лапки и попыталась потянуть зубами за ручку этой самой духовки, но у неё ничего не вышло. Услышав звук бабушкиных шлёпанцев, кошка быстренько запрыгнула на стол. Там стояла кастрюлька с водой для картошки. Нюська опустила туда мордочку и стала хлебать. Брызги от её шершавого язычка полетели во все стороны.
– Я знаю, что ты индейку хотела отведать, пока меня не было, – сказала бабушка, появившись на кухне, – но это не для тебя. Так что даже и не мечтай. Не поставлю же я на праздничный стол индейку без лапы или крыла.
«Мур! Ну и напрасно, – решила Нюся, – а девочкам бы сказала, что попалась такая вот индейка бракованная. Всё, не повезло мне. Дед сейчас из гастронома вернётся, явно себе хвост от индейки отрежет и со мной не поделится. Эх, жизнь моя горькая…»
На даче, в селе Великие Кошарища, в это время шёл дождь. Земля пахла влагой и прелой осенней листвой. Певчий дрозд грустно смотрел с чердака вдаль.
– Надо было на Мальдивы лететь, эх, я дурак, эх, недотёпа… А то здесь от одиночества скиснуть можно. Друзья сейчас День благодарения празднуют. А я… Что я…
Кусты малины зашевелились. Палыч, широко расставляя ноги, чтобы не цепляться за высохшие колючки, шёл по направлению к подвалу: «А-дебеде-лахтер! Беру-руду-махтер! Изумруд во сне, шницель на сковороде! От шницеля я бы не отказался, коли б он мне достался. Да разве ж кто угостит, в гости к себе пригласит? Наведаться, что ль, к Алевтине, посмотреть, какой у неё обед стынет? Перехватить кусочек-другой, потом можно и на покой… Подкопить надо силёнок, не помешал бы и поросёнок, с хрустящей корочкой, да из печи… Ох, окаянный, забудь и молчи… Решил тут сам себя растравлять, блюда вкусные рисовать… Ладно, схожу по гостям туда-сюда, где столоваться, найду без труда. А вот весной, к лету ближе, можем оказаться в Париже или в другом каком городе Европы торить разные тропы… Ох, ждут нас времена непростые, а Нюсю приключения большие, на все её озорные лапы их надолго, уверен, хватит. Но про то подумаю не сейчас, а когда настанет означенный час. Нам главное книгу сохранить, чтобы никто не мог зла сотворить. Те, кто хотят власти над миром, мечтая стать вселенским эмиром, становятся только тиранами, умирая смертями погаными. Пусть сокровище лежит до лучших времён, ожидая того, кто для него рождён».
Дождь уже успел стихнуть. Мокрый сад блестел голыми, скинувшими всю листву деревьями, под ногами чавкала чёрная холодная земля. Из подвала показались обглоданное серое ухо и заострённая морда. Это крыса вылезла навстречу домовому. Друзья уединились под кустом смородины и стали что-то бурно обсуждать.
– Эги-маги-амир-тхен! Куки-луки-всех-проблем, – слышалось оттуда. – Молчанье – золото у сытых, а у голодных нет его, коль ваше пузо не набито, то будет жизнь ценней всего… Я видел тут свою добычу, мне это дело по плечу, я рацион свой увеличу, и в плен её я захвачу.
Палыч выхватил у крысы рогатку и побежал к дому. Подобрав пару камней, он прицелился и несколько раз пальнул по певчему дрозду.
– Ихены-рены! Дрозды жарены! Поймаю и съем под сметанный крем! – орал Палыч, тряся рогаткой.
Задремавший на краю крыши дрозд моментально очнулся, поднялся в воздух и, махнув на прощание крыльями, скрылся за туалетом.
– Каннибалы! Маньяки, – возмущенно кричал дрозд во всё горло. – Но я сюда ещё вернусь! Надо было улетать на Мальдивы…
– Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Обед улетел, быть съеденным не захотел. А я теперь иди на поклон, такой вот невесёлый закон. Придётся доставать еду по-другому, идти к тому или иному дому. Ну что, крыса, стереги дом, оглядывай всё кругом, а я перехвачу чего-нибудь поесть, придётся без спросу куда-нибудь залезть.
Крыса понятливо кивнула и скрылась в подвале, а Палыч щёлкнул пальцами и исчез – отправился на поиски провианта.
А в квартиру на Гарматной прибыли Маша с мамой. Нюська поняла, что закончилась её пытка индейкой, и побежала в коридор встречать гостей.
– С праздником вас, бабуля и дедуля! Какой у нас сегодня спектакль замечательный на английском языке был! Я играла индейскую принцессу Покахонтас, которая всех мирила, – весело щебетала Маша, – а мой друг Денис – английского офицера Джона Смита, и ему прицепили настоящие бакенбарды!
Пока Маша с мамой раздевались, Нюська стояла в коридоре и принюхивалась к их обуви: «Мур! Пахнет лужами и грязью. Представляю, что сейчас творится на улице».
– Нюсенька, – подозвала её мама, – и что ты там стоишь, как сиротка? Веди нас скорее в комнату, к столу. А то запах вашей индейки было слышно даже на первом этаже.
«Мур, – обрадовалась кошка. – Вот это всегда пожалуйста!»
Стол уже был накрыт. В центре его торжественно располагалась индейка, источавшая невообразимый аромат, от которого сразу же начинали течь слюнки. Бабушка разливала по стаканам клюквенный морс. В изящных подсвечниках горели свечи. Дедушка выключил свет.
– Да мы же прямо как американцы в старину – без электричества! – восторженно закричала Маша.
Нюся подбежала к своей мисочке на кухню. Там лежал маленький кусочек индейки.
«Мур! Я же лапу хотела, а они, эгоисты несчастные, мне грудку дали… Притом шкурки хрустящей нет! Значит, отрезал дедушка. Я знаю, это он съел мою шкурку. Вот обжора ненасытный!»
Покончив с грудкой, Нюся побежала в гостиную, чтобы заставить семейство не жадничать, а делиться с ней. Она заползла под стол и притаилась. Дедушка как раз наколол вилкой аппетитную золотистую шкурку и открыл рот, собираясь определить туда хрустящее лакомство. У кошки сработал охотничий инстинкт, она подпрыгнула, вцепившись когтями в праздничную скатерть, и клацнула зубами о дедушкину вилку. Шкурка тут же очутилась у Нюськи во рту, а скатерть поехала вниз. Стакан с морсом тоже поехал вместе со скатертью и опрокинулся на дедушкины штаны. Нюська поняла, что сотворила нечто ужасное, и мигом рванула под кровать.
– Ах ты шкода неуёмная! – закричала бабушка вдогонку, удерживая другой конец скатерти.
– Паразитка бессовестная! – ругался обиженный дедушка, у которого так ловко увели хрустящую шкурку.