— В Кишиневском музее.
После Герасима, удивив своих друзей, слово попросила Лина.
Лина рассказала детям о случае с кафелем «от старой печки тетки Мариоары».
Она рассказывала очень смешно, и дети смеялись от души.
— Так что не всякий черепок представляет интерес для науки. Некоторые надо оставлять там, где нашел: на свалке.
Потом Лина вытащила из сумки какой-то предмет, повертела в руке, чтобы все дети его увидели, и заявила:
— Это нож Теофила Спиридоновича. Он сам его сделал из куска кремня. Работал над ним точно так, как в былые времена работали древние люди, которые жили в пещерах и лесах. Он его обтесывал, шлифовал, не имея других инструментов, кроме своих рук и еще одного куска кремня.
Лина спустилась со сцены и прошла между скамейками, на которых сидели пионеры: она знала, что каждый хочет увидеть нож поближе, подержать его в руке хоть секунду, погладить его.
— Неужели голыми руками сделал?! — удивлялись ребята, глядя на нож с восторгом.
Потом пионеры читали стихи, танцевали, а позже, сидя вокруг пионерского костра, все вместе пели пионерские песни и марши.
Пели и студенты. Герасим и Антон, оба в красных галстуках, повязанных тут же, у костра.
А языки пламени костра хлопали в ярко-красные ладоши, освещали лица сидящих вокруг, отражались в глазах всех ребят, и треск хвороста, поглощаемого огнем, вплетался в песни детей, как веселые и яркие точки…
Тинел и Миликэ шли первыми: они чувствовали себя всезнающими экскурсоводами. На этот раз, правда, дорога была дальней. Они решили повести всех в Дубраву Детей, к каменному колодцу и даже дальше, куда еще не ходили. Хотели удивить маму чудесами леса. Одним из чудес были белочки, которые прыгали, невидимые, в вышине, с ветки на ветку. Может, и на этот раз они не увидят ни одной, — идут шумной ватагой. А вдруг?..
Тропинка вывела их на широкую солнечную поляну на гребне холма. Со всех сторон высился лес. Он спускался зелеными гигантскими волнами, омывая с трех сторон город Сороки, казавшийся отсюда маленьким-маленьким, с игрушечными домиками, разбросанными по берегу Днестра. И крепость казалась игрушечной, хотя они уже знали, что в этот час в крепости сидит Мария Антоновна, подметает вокруг древних колодцев, сзывает голубей, кормит их и, возможно, напевает вполголоса песню…
Даже Днестр с высоты поляны на холме выглядел узкой бледно-голубой лентой. И только лес был огромным, безбрежным, он струился рядом с Днестром, словно зеленая река, берега которой даже не угадывались…
А над всеми далями царствовало солнце.
В тени старого ореха на краю поляны мама постелила одеяло — всю дорогу его нес Антон, — и они сели отдохнуть немного.
— Я нашла землянику! — крикнула Лина — она раньше всех поднялась и пошла осматривать поляну.
К ней кинулись Миликэ, Антон и Дэнуц. Им тоже хотелось собрать земляники.
В тени ореха остались мама и Тинел.
— Знаешь, мама, когда я первый раз попал на раскопки и увидел, как работает Теофил Спиридонович, я подумал: «Когда вырасту, обязательно стану археологом…»
— Очень хорошо, — одобрила мама. — Ты же знаешь, что Теофил Спиридонович, когда был маленьким, оказался в одной археологической экспедиции, которой руководил его дядя…
— Он был как я?
— Как ты или чуть больше, или меньше, я уже не помню.
— Как Миликэ?
— Может, как Миликэ… Ему тоже понравилась археология…
— Он влюбился в археологию?
— Влюбился. На всю жизнь.
— …А когда я попал на плантацию в Дубраву Детей и столько увидел в лесу, увидел, как работает лесничий…
— Ты влюбился в лес? — угадала мама.
— Ага. Теперь я хочу стать лесником.
— Будь. Кто тебе не разрешает?
— Я хотел бы быть как отец Аникуцы. Чтоб я знал о лесе все-все: где живут белочки, где ходят олени…
— Зачем?
— Чтоб помочь им, когда выпадают большие снега, защищать их… Как отец Аникуцы: Знаешь, ведь у леса много врагов…
— Даже если ты не лесник, все равно можешь его защищать…
— Да, но лесник защищает его от всех врагов…
— Все живое на свете имеет друзей и врагов. Будь другом леса. И не только леса, будь другом и хозяином полей и вод…
— И воды имеют врагов?
— Конечно. Враги те, кто их загрязняет, отравляет…
Тинел хотел было спросить: «Дракон?», но не спросил, потому что солнце ярко светило и еще не наступил час сказок. И главное — он уже знал, как люди могут портить что-то и вредить в лесу. Знал: достаточно такому, как Миликэ, набрести на гнездо королька, на рукавичку, и тогда сразу будет уничтожено целое птичье семейство.
— А знаешь, мама, раньше я хотел стать механиком на железной дороге, как папа.
— И что, раздумал?
— Раздумал. Хочу быть лесником.
— Если тебе нравится — будь. Учись, чтобы стать лесником.
— А папа не обидится?
Мама засмеялась.
— Зачем ему обижаться?
— Ну, я ведь уже не буду как он.
— Почему не будешь? Все равно будешь как папа: честный, с добрым сердцем, работящий, справедливый. Наш папа справедливый человек?
— Справедливый, — уверенно кивнул головой Тинел.
— Вот старайся и ты быть таким и будешь как папа. Кем ты станешь, это не имеет значения. Главное — чтобы был человеком.
— Может быть, и лесником не стану? — испугался Тинел.
— Ну почему? Если захочешь, станешь. В мире столько интересных дорог! Только где б ты ни оказался, не забудь, что мир еще и полон чудес.
— Каких чудес? — спросил Тинел. Он знал, что все чудеса происходят в сказках, там — все возможно.
— Сейчас я тебе объясню. Разве это не чудеса, что кувшин, который пролежал в земле десять тысяч лет, выкопан сегодня людьми и показал нам всем былую красоту, помог представить себе тех людей, которые его сделали, обожгли, держали на полке, пили из него молоко, мыли кувшин и цепляли на шест, чтобы он обсох на солнце?
Тинел смотрел на мать сверкающими глазами…
— …Все это случилось десять тысяч лет тому назад, а мы думаем и представляем себе их жизнь сегодня, здесь, на краю этой поляны.
— Может быть, и тогда здесь была поляна? — спросил Тинел.
— Может быть… И, возможно, даже на этом самом месте тоже некогда отдыхали люди…
— Давно-давно, — сказал Тинел задумчиво.
— Давно-давно. Кто знает? Вполне возможно…
Мама помолчала, а потом продолжала:
— А лес разве не кажется тебе настоящим чудом природы?
— Да, красивый лес…
— Не только лес. Вся земля прекрасна, полна красоты. Поля, холмы, луга, реки.
— Мама, а лес — вечно будет стоять? — Тинелу очень хотелось, чтобы лес был вечным.
На цветок, раскачивающийся возле носа Тинела, опустился мотылек.
— А мотыльки?
— Вся природа вечна. И лес, и мотыльки. Один мотылек живет день-два, а весь их род — вечен.
— И птицы?
— И птицы. Всегда были, есть и будут птицы. Если люди не будут их обижать.
После короткого молчания Тинел спросил:
— А люди вечны?
— Человечество. Один человек умирает, а человечество живет и будет жить вечно, пока земля стоит!
— И я буду жить вечно, — сказал Тинел, глядя маме в глаза.
— И ты, — сказала мама и погладила ему хохолок…
Тинел смолк…
Он лег на спину, положил ладони под затылок и стал смотреть на белые пушистые облака, которые медленно проплывали под самым небесным сводом.
И он принялся воображать, как спустя годы по лесу будет ходить он, Тинел-лесничий, ухаживая за деревьями и родниками, чтобы в тени деревьев вечно жили птицы, олени, цветы и белочки, а в солнечные дни, такие, как нынешний, чтобы приходили люди отдохнуть и порадоваться земной красоте…
Лавина
Глава I
Дица сидела на скамейке во дворе своего дома и смотрела то на открытые окна, то на малыша, бегающего по просторному двору, то на цветок, недавно распустившийся на грядке…
На ее балконе цвели белые и розовые петуньи: мама их посадила весной. Маме нравятся петуньи, и Дице они тоже нравятся, такие простые и красивые…
«Через несколько дней на балконе Олгуцы зацветет львиный зев… А на балконе Ионела растут удочки, длинные и старые, замызганные на рыбалках, — она усмехнулась. — … А славно у нас во дворе…»
Дице стало грустно: цветы — вот они, а мама далеко. Уже несколько дней как мама в Москве — быть может, уже сдает экзамены в своем институте. Мама была заочницей.
«Целый месяц ее не увижу!» — вздохнула Дица.
В выходные дни теперь только папа станет ходить с ними — с нею и Владом — на прогулки. Он им обещал. Пойдут купаться на речку Реут или в лес собирать ягоды, цветы. Как в прошлом году: каждый раз она приносила домой букетики полевых цветов. В комнатах запахнет травами, а Дицыны ладони тоже будут долго пахнуть дикой мятой, чебрецом, всеми запахами летнего поля… А без мамы все же будет грустно…