Мы были городскими мышами и очень этим гордились. Наша норка находилась под мучным складом. Напротив, по другую сторону улицы, была лавка мясника, а рядом с ней — красильня, где красили ткани для одежды.
Когда мы подросли, родители научили нас всему, что надо знать самостоятельной мыши: как убежать от кошки или ласки, как вытащить из мышеловки кусочек сыру — и многому другому. И только глядя на меня родители печально качали головами, они не верили, что я, с моей белой шерстью, выживу в этом суровом мире.
И они были правы. В первый же день, когда я вышла на улицу, белая шерсть подвела меня. Сын мельника, нашего хозяина, увидел меня в ящике с овсом и закричал:
— Какая она беленькая! Я всегда хотел такую!
Он поймал меня и посадил в клетку.
Поначалу я места себе не находила от тоски. Убежать я не могла — проволочные прутья клетки были мне не по зубам. Но со временем я привыкла к жизни взаперти. Мальчишка оказался добрым, кормил меня, поил и никогда не обижал. Я привязалась к смешному толстенькому малышу. Время от времени он вынимал меня из клетки и пускал погулять по столу. Иногда он сажал меня к себе на рукав, я бегала по нему, а малыш хохотал.
Все было бы хорошо, если бы не другие мыши. Они невзлюбили меня и что ни ночь собирались у моей клетки, показывали на меня лапками и пищали:
— Смотрите, белая мышь! Ее приручили, сделали игрушкой.
В конце концов мне это надоело, и я придумала, как бежать из моей тюрьмы. Пол в клетке был деревянный, я прогрызла в нем дырочку, прогрызла крышку стола, на котором стояла клетка, — и была такова.
Стояла зима, везде лежал глубокий снег. Радуясь свободе, я бросилась подальше от мучного склада, перебежала улицу и оказалась в красильне.
Там я встретила старую худющую крысу. Крыса сказала мне:
— Зачем ты пришла сюда, малышка? Поверь, здесь не лучшее место для жизни.
— Я ищу что-нибудь съедобное, — ответила я.
Старая крыса рассмеялась хриплым, старческим смехом.
— Здесь ты не найдешь ни крошки, — сказала она. — Здесь есть только краска разных цветов. — И крыса показала на огромные котлы, заполненные до краев краской. — Все съедобное, что здесь было, я уже давно съела. Выходить наружу что-нибудь поискать на улице я боюсь, потому что на крыше сарая сидят совы и подкарауливают меня. Все вокруг белым-бело, а я черная — и они сразу же заметят меня на снегу. Я почти умираю от голода. — И крыса покачнулась от слабости. — Но теперь все будет по-другому. Наверное, тебя послала ко мне добрая фея. Шубка у тебя белая, и ты можешь разгуливать под самым носом у сов. Они тебя все равно не заметят на снегу. Умоляю тебя, принеси мне что-нибудь поесть, все равно что. С тех пор как выпал снег, меня здесь держат словно в тюрьме. Днем — кошки, а ночью — совы.
Не долго думая, я выбежала на снег. Ясно светила луна. На крыше сарая сидели две большие страшные совы. Они вертели головами, оглядывали все вокруг, но меня не заметили. Верно говорят: нет худа без добра. И моя белая шубка сослужила мне службу.
Я добежала до помойки, нашла в ней горсть колбасных обрезков и принесла их голодной крысе. Клянусь моими усами, я никогда в жизни не видела, чтобы кто-нибудь так быстро и жадно ел. Наконец крыса насытилась и сказала:
— Спасибо тебе, малышка. Теперь мне намного лучше. Расскажи мне о себе.
Я рассказала крысе, что сбежала из клетки, где мальчик держал меня для развлечения.
— Но как я буду жить дальше — ума не приложу, — жаловалась я крысе. — До сих пор из-за моей белой шубки у меня были сплошные неприятности. Кошки видят меня издалека, и жизнь моя постоянно висит на волоске.
— Слушайся меня, — сказала крыса. — Я старая, умная и плохому не научу. Оставайся со мной в красильне. Здесь тепло и удобно. В полу полно дыр и щелей. Пока лежит снег, ты будешь выходить и приносить нам еду, а когда снег растает и земля снова станет черной, я буду добывать пищу, а ты сидеть дома. Здесь нет ничего такого, что могли бы изгрызть мыши, поэтому люди не держат в красильне кошек. В домах, лавках и мукомольнях жить, конечно, намного сытнее, поэтому глупые молодые крысы и мыши там и селятся. Но, Боже мой, как же там много кошек и мышеловок! Шагу ступить нельзя! Поэтому я, старая и умная, предпочитаю жить в красильне. Лучше жить впроголодь, чем сытой попасть в лапы коту. Обжорство еще никого до добра не доводило.
Старая крыса убедила меня остаться с ней в красильне, и я прожила там весь год. Зимой добывала еду я, а летом моя подруга и наставница отплачивала мне сторицей. Она и вправду была умная, очень ловкая и знала, где раздобыть кусочки повкуснее. У нас не переводилось сало, сыр и колбаса. Ах, какие обеды мы устраивали под полом красильни!
Красильщики нас не тревожили, им не было до нас дела. Они размешивали краски в котлах и рассказывали друг друга последние городские новости.
Однако никому не достает ума довольствоваться тем, что у него есть. Так случилось и со мной. Когда наступило второе лето, я затосковала по свободе. Мне захотелось бродить по улицам, подружиться с другими мышами, попутешествовать и посмотреть мир. Мне даже захотелось выйти замуж! Причиной тому была, наверное, весна.
Как-то я сказала старой крысе:
— Похоже, я влюбилась. Каждую ночь зимой, когда я выходила на поиски пищи, мне встречался один молодой мышонок. Хорошо воспитанный и милый, он мне очень нравится. Я хочу перебраться в другое место, создать семью, растить детей… Скоро лето, и мне снова придется сидеть в этом сарае до первого снега. Я не хочу жить взаперти. Я хочу жить как все нормальные мыши.
Старая крыса задумчиво посмотрела на меня, а потом ответила:
— Если ты хочешь уйти, малышка, я не стану тебя удерживать, хотя и считаю, что ты делаешь глупость. Одному Богу известно, как я сумею прожить без тебя. Но ты весь год помогала мне, и теперь я хочу помочь тебе.
Крыса повела меня наверх, туда, где стояли котлы с краской. Уже вечерело, красильщики давно ушли. Крыса нашла на полу веревку, вскарабкалась на краешек одного из котлов и опустила в краску конец веревки.
— Что ты хочешь делать? — спросила я крысу.
— Я хочу выкрасить тебя в черный цвет, — ответила крыса. — Ты по веревке спустишься вниз, окунешься в краску и снова вылезешь наружу. Если ты выйдешь отсюда в белой шубке, тебя сразу же кто-нибудь сцапает.
— Нет, никогда! — в ужасе воскликнула я. — Из белой стать черной!
— Другого выхода у тебя нет, малышка, — убеждала меня крыса. — Это вовсе не так трудно, как кажется. Забирайся сюда и не бойся. Ну смелее, смелее.
Я больше не раздумывала, собралась с духом и залезла на край чапа. Было темно. Внизу подо мной блестела и переливалась краска.
— Ты должна нырнуть с головой, — продолжала старая крыса, — чтобы на шубке не осталось ни одного светлого пятнышка.
Очертя голову я прыгнула вниз. Краска была холодная и противная. Мне показалось, что я никогда не выплыву на поверхность. Я едва не утонула, но все-таки нашла веревку и, с трудом хватая ртом воздух, выбралась из котла.
— Вот и хорошо, — обрадовалась старая крыса. — Теперь побегай по сараю, чтобы согреться, а потом укройся соломкой и спи до утра. Когда рассветет, сама увидишь, как ты изменилась.
Ночью мне снилось, что я в нарядной черной шубке гуляю бок о бок с моим будущим мужем, а все смотрят на нас и говорят: «Какая красивая пара!» Когда занялся день, я сразу же вскочила, чтобы осмотреть себя.
Нарядной черной шубки не было и в помине! Я вся была ярко-голубая! Старая крыса перепутала котлы с краской!
Ни на кого и никогда я так не злилась, как на старую крысу.
— Ты только посмотри, что ты со мной сделала! — кричала я. — Где же твой хваленый черный цвет? Как, по-твоему, я теперь выгляжу?
Я плакала от обиды, а крыса только цокала языком и растерянно бормотала:
— Ничегошеньки не понимаю! В среднем чане всегда была черная краска. Голубая краска всегда была в левом чане. То ли красильщики поменяли котлы, то ли я из ума выжила…
— Да, да! — закричала я вне себя от злости. — Ты выжила из ума!
И я, вся в слезах и в голубой краске, покинула красильню, чтобы больше никогда туда не возвращаться.
Если и раньше моя шубка выдавала меня, то теперь дело обстояло во сто раз хуже. И на черной земле, и на белом снегу, и в зеленой траве моя ярко-голубая шерстка была видна издали. Не успела я переступить порог красильни, как на меня прыгнула кошка. Мне чудом удалось увернуться от острых когтей. Я выбежала на улицу, но там играла стайка мальчишек. Они увидели меня и закричали:
— Мышь! Голубая мышь! Сейчас мы ее поймаем!
Мальчишки гурьбой помчались за мною. Я бежала по краю сточной канавы, спрятаться мне было негде. На углу улицы две собаки грызлись из-за кости. Как только они увидели меня, тут же *забыли старые ссоры и тоже помчались за мной. Вскоре за мной уже бежало полгорода. Я попала в ужасное положение, и пока не стемнело, меня не оставляли в покое.