Он опустил голову, готовясь броситься на мистера Уоллеса. А мистер Уоллес, который был чемпионом по боксу в теологическом колледже, успел в это время, очень быстро, попросить Бога простить его. Затем он сжал кулаки — и этим все и закончилось.

Они тащили лорда Буллхавена, который находился в обмороке, к машине, когда из замка раздался невероятно ужасный, отчаянный крик.

Рик побелел и задрожал.

— Это Ведьма, — сказал он. — Я узнаю ее голос.

— Иди и посмотри, что с ними, — сказал добрый мистер Уоллес, которому Рик все рассказал. — Я отвезу эту компанию в отель.

Рик благодарно кивнул. Затем, вместе с Барбарой и Питером, он повернулся и побежал к замку.

— Боже мой, Ведьма, — воскликнул Рик, и это единственное, что он смог сделать, чтобы тут же не разрыдаться. Она с трудом держалась. Ее усатый нос исчез; ее скрюченная спина, чешуйчатые черные крылья стали слабыми и протертыми, как зимние листья. Но что больше всего напугало Рика, так это то, что она абсолютно ничем не пахла.

— Рик! — прошептала Ведьма, жалобно взглянув на него.

— Все хорошо, мы поймали тех людей, которые экзорцировали вас. Все закончилось! — закричал Рик, склоняясь над ней.

Ведьма попыталась покачать головой.

— Слишком поздно, — отрывисто пробормотала она. — Посмотри!

Она указала тусклым когтем на кусочек клетчатой шерстяной ткани, лежащей на полу возле нее. Это все, что осталось от Скользящего Килта. По другую сторону от несчастной Ведьмы лежала горка желтоватых пузырей — размягченный и растаявший череп Джорджа. Уинифред, завернутая в свой саван, лежала без сознания.

— А мой Малыш… потерян навсегда. Мой Хамфри. Они погубили его!

— Нет, мам! Нет, я живой. Посмотри на меня! — воскликнул Хамфри.

Как только процесс экзорцизма прекратился, он почувствовал, как силы вернулись к нему, и покинул аэроплан. Сейчас, когда он подлетел, чтобы обнять свою маму, он снова выглядел, как раньше.

— Я ушел, чтобы привести Рика, а он поймал людей, которые пытались избавиться от нас. И он всех бум! Бац! Бух! Бах! — рассказывал Хамфри, возбужденно размахивая руками. — А еще Питер и Барбара. Я знал, что Рик спасет нас.

— Хамфри, — сказала Ведьма. Она не могла поверить, что это и правда был он, и продолжала снова и снова проводить своими когтями по его эктоплазме, чтобы убедиться, что она не спит.

Неожиданно она слабо замахала крыльями, как схваченный цыпленок, и они поняли, что она пытается сесть.

— Мы должны… помочь остальным, — сказала Ведьма. — Если процесс экзорцизма прекратился, для них еще есть надежда. Нам надо собраться.

— Больница? — предположила Барбара.

Ведьма кивнула.

— Принесите… всех… сюда.

Рик, Барбара и Питер вышли искать остальных привидений. Они принесли бедного Сумасшедшего Монаха и положили его на обеденный стол. Потом они отправились к могильному холму искать тетю Гортензию. Так как эктоплазма создана из ничего, а избавиться от того, чего нет, невозможно, экзорцизм часто уплотняет призраков перед тем, как уничтожить их. Тетя Гортензия, которая, казалось, всегда делала все иначе, чем другие, не просто стала плотной — она стала, как гранит. Ее обрубленная шея была похожа на один из тех шестов, которые пожарники спускают вниз, чтобы быстрее добраться до огня. И когда они тащили ее по коридорам замка, ее мозоли звенели, как металл.

Питер и Барбара нашли Бесцветных Леди, лежащих в какой-то куче возле рва. А Рик, случайно наткнувшись на что-то, похожее на гигантское серое высушенное кухонное полотенце, обнаружил, что наступил на Уолтера Мокрого.

Одно из самых ужасных зрелищ представлял собой Шак, валявшийся на спине с задранными ногами, а из его пасти текла кровь от того, что он пытался нести каменную голову тети Гортензии. Все его хвосты пропали, глаз закрылся, и когда Рик поднял его, он завыл от боли. Что касается самой Головы, Барбара не смогла поднять ее. Ей пришлось катить ее до самого замка, как футбольный мяч.

Никогда еще дети не работали так усердно, как той ночью. Они нашли старую жестяную ванну, оставленную кем-то на ракетной площадке, и положили туда Уолтера отмокать. Барбара перевязала нарывы Сумасшедшего Монаха, а Питер кричал и кричал, и так и эдак, в надежде, что сможет заставить Джорджа крикнуть ему в ответ. Они массировали обрубленную шею тети Гортензии до тех пор, пока у них не заболели пальцы, натирали Леди различными цветными лишайниками и плесенью, чтобы проверить, смогут ли они вернуть свои цвета, делали припарки Ульфреду и Гримбальду, скорчившимся от желудочных судорог.

Хотя Ведьма была по-прежнему слаба, она была удивительна.

— Произнеси над ним латинское проклятие задом наперед, — советовала она Барбаре, когда Сумасшедший Монах рычал от боли.

Или:

— В кладовке есть немного сушеной полыни, попробуй использовать ее на хвосте Шака.

Но, несмотря на то, что они ни на минуту не прерывались на отдых, и хотя Хамфри делал все возможное, чтобы быть полезным, какое-то время казалось, что большинство привидений слишком больны, чтобы поправиться. А потом:

— Боже мой, дети! — закричала Ведьма, и слезы буквально ручьями полились по ее носу. — Посмотрите! О, Хэмиш. Муж мой! Мой Скользящий Килт!

Кинувшись туда, они увидели, как в воздухе очень медленно и нерешительно начал вырисовываться ржавый меч. Какое-то время он просто висел там, терпеливо ожидая чего-то. Затем постепенно появилась рана, зияющая и кровавая, а вокруг нее — разорванная рубашка и кусочек кожи. И тогда, с облегченным «вушшш», меч вошел в грудную клетку. Следующим появилось лицо Скользящего Килта, потом его руки, и наконец, подобно кончикам стеблей спаржи, выбивающихся из земли, из-под юбки выглянули ноги, обрубленные по колено.

— Хэмиш! О, Хэмиш, — воскликнула Ведьма. И как только, она обняла его, комната тут же восторженно наполнилась запахом гниющей свиной требухи.

Наверно, существовал своего рода магический временной предел, когда эффект от экзорцизма стал пропадать, потому что Питер вдруг подпрыгнул от того, что череп, который он держал, начал мягко кричать. На спине Шака появился один хвост, потом второй, потом третий…

— Ой, глядите! — закричал Хамфри. — Миска Уинифред вернулась! Уинни! Уинни, твоя миска!

Одна Бесцветная Леди стала синей, другая покрылась зелеными пятнами. Серая Леди встала и тут же заковыляла в поисках своих зубов.

— Голова? — позвала шея тети Гортензии. И когда ей принесли ее голову, то увидели, что она уже почти вернулась к прежней, отвратительной, седовласой невесомости.

Эта счастливая сцена была неожиданно и ужасным образом прервана мучительным криком Сюзи Пиявки, которая вместе со своими четырьмя сыновьями-вампирами влетела в комнату, хлопая крыльями.

— Моя Малышка, моя Роуз, — истошно вопила Сюзи, почти вне себя от горя. — Она умерла, она умерла, она УМЕРЛА!

Полная, ужасающая тишина наступила в замке.

— Нет, — слабо выговорила Ведьма.

Рик смертельно побледнел.

— Нет, — тоже сказал он. — Нет!

Но когда он сделал шаг вперед и взял крошечное, серое тельце из когтей Сюзи, сомнений не осталось. Роуз скукожилась до невозможности — он с трудом растянул ее на своей ладони. Ее тельце было довольно холодным и абсолютно неподвижным. Сердце не билось.

— Нет, — снова сказал Рик.

Он весь дрожал, и ему понадобилось гигантское усилие, чтобы взять себя в руки. Затем он наклонился и очень осторожно приоткрыл тоненький ротик Роуз.

— Поцелуй жизни? — прошептала Барбара.

Рик ничего не ответил. Он сложил ладони лодочкой, поднял Роуз и начал дышать ей в рот, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…

Ничего. Ни единого движения. Все в замке замерли. Лишь маленькое, сдавленное всхлипывание Хамфри Ужасного нарушило тишину.

Рик продолжал мягко, равномерно вдыхать воздух, без остановки, раскрыв челюсти Роуз кончиками пальцев.

— Не помогает, — застонала Сюзи Пиявка, в истерике колотя крыльями. — Она мертва, говорю же тебе, она мертва, она мертва.

Рик даже не взглянул на нее. Он просто продолжал осторожно, ровно дышать. Вдох и выдох, вдох и выдох…

А потом вдруг нечто безвольное, слабое в его руке слегка дернулось, так слабо, что он подумал, это ему показалось. Потом еще раз. Небольшой толчок, рывок… и да, это было ее сердце. Оно билось. Она была жива.

— Вот развалина, — с отвращением сказал Рик Спаситель. Потому что, должно быть, именно из его глаз на маленькое тельце упала большая, тяжелая и довольно непростительная слеза.

Конечно же, после этого оставалось сделать только одно.

— Вечеринка! — воскликнула Ведьма.

У нее все еще все болело, а у Скользящего Килта пока не хватало левого большого пальца, но Ведьма обожала вечеринки, и не могла сопротивляться своему желанию устраивать их.