Труднее всего было, конечно, с моими родственничками, которые умудрились все перессориться, решая, кто где будет строиться на новом поле и где чей будет участок. Я вынужден был все это переводить Дженни, которая за эти дни узнала много нового о психологии хомяков, чего не найдешь ни в одном учебнике.
Марио и Франк тоже принимали участие в нашей операции. Без них бы Дженни просто не справилась. Правда, Марио все время бурчал, когда на горизонте появлялся Конни. А появлялся он довольно часто. Просто по долгу службы, так сказать. Ведь поле все равно нужно было охранять. Когда мы появлялись в его владениях, он не отступал от Дженни ни на шаг и все смотрел на нее влюбленными глазами. Графиня Гера тоже признала Дженни как свою и выказывала ей всяческие знаки симпатии. Она считала, что Дженни очень даже подходит ее хозяину, и надеялась, что они будут дружить и дальше. А это значит, что и мы сможем видеться чаще. «Без вас-то мне будет скучно», — призналась она.
Ну а Фронзо? Что сталось с ним? Тут мнения расходятся. Одни уверены, что его засыпало землей. Другие утверждают, будто видели его уже после нашего «большого собрания», и думают, что ему все-таки удалось спастись. На мой взгляд, все это не имеет никакого значения. Даже если он действительно спасся, все равно он долго так не протянет. Ведь хомяки — существа коллективные и в одиночку им просто не выжить.
Наконец все хлопоты остались позади. Операция «Большой переезд» благополучно завершилась. У каждого хомяка была теперь новая норка, все кладовые были забиты запасами, все участки были распределены, так что каждый знал, кто где живет и где стоит ходить, а где нет. Можно было начинать новую жизнь.
Осталось только одно — попрощаться со старым полем и отметить новоселье.
На повестке дня был большой хомячий праздник.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
— Это был потрясающий праздник! — сказал на следующий день сэр Уильям.
Я бы выразился несколько иначе. На мой взгляд, у нас получилась классная вечеринка. Что по этому поводу думали Энрико и Карузо, я тут опускаю. Они артисты и не могут судить объективно о том, в чем они сами принимали непосредственное участие.
Мы с хомяками решили, что будет проще, если мы отпразднуем все без людей, в большой пещере, где раньше стоял пузатый горшок. Горшок до сих пор валялся там и пользовался большой популярностью у молодых хомяков. Хорошее местечко для тех, кому хочется побыть вдвоем!
Сэр Уильям тоже был среди приглашенных, и для него хомякам пришлось расширить один лаз, который в итоге все равно оказался ему узковат. Но это нисколько не огорчило нашего кота. Он подкопал еще немного и кое-как протиснулся в пещеру.
— Да, повезло мне! — воскликнул он, сияя, после того как немного отдышался. — Что ни говори, друг Фредди, а все-таки это удивительно! Наверное, я первый и единственный в мире кот, которому посчастливилось побывать в хомячьем царстве!
Когда все собрались, Сузе и Йосс залезли на возвышение, которое теперь использовалось как сцена.
— Хомяки полей! — воскликнула Сузе. Все притихли. — Открываем наш праздник! Мы очень надеемся, что он будет веселым. И мирным, — добавила она с легкой усмешкой.
— Да, мирным! — присоединился Йосс. — Сегодня никто ни с кем не будет ссориться! И никто никого не будет обижать всякими дурацкими выдумками, вроде того, что кто-то там воняет…
— Что значит выдумки, господин Йосс? — перебила его Сузе. — То, что ты воняешь, как сто вонючек, это чистая правда!
— Ах, вот как?! — закипел Йосс. — Это я воняю?! Сама ты… — Йосс запнулся. Посмотрел на Сузе. И тут они оба рассмеялись. — Мы, кажется, собрались на праздник. И, как верно сказала Сузе, это будет мирный праздник.
— Итак, друзья, позвольте познакомить вас с программой нашего вечера, — торжественно произнесла Сузе.
— У нас в программе — три отделения! — подхватил Йосс.
— В первом отделении вас ждет… — Сузе сделала выразительную паузу, — опера!
«Ах!» — прокатилось по залу.
Интересно, откуда хомякам известно, что такое опера? Наверное, Энрико и Карузо постарались. Провели просветительскую работу. Чтобы не облапошиться, как в первый раз.
— Затем — второе отделение! — сообщил Йосс. — Во втором отделении вас ждет… — Снова пауза. — Большой сюрприз!
«Ох!» — отозвалась изумленная публика.
— В третьем отделении — танцы! — радостно крикнула Сузе. — Танцуем до утра!
«Урррааа!» — заголосили хомяки и повскакивали с мест.
— Итак, опера! — объявила Сузе. — Опера под названием «Донья Эльвира, или Сила судьбы».
Ведущие поклонились и сошли со сцены, освобождая место для Эльвиры.
Эльвира сидела, обмахиваясь бумажным веером (который соорудила для нее Лиза), и, выпучив глаза, смотрела по сторонам. Ну прямо настоящая испанская сеньора! По всему было видно, что эта дамочка уже изнемогла от безделья и мечтает о том, чтобы в ее жизни хоть что-нибудь произошло. И тут появился дон Энрико.
Он воздвигся перед тоскующей сеньорой и запел. (У нас ведь все-таки опера!)
Вчера на празднике я видел вас, донья Эльвира,
Затмили вы собой известного факира!
Как вы кружились в вихре танца!
И покорили сердце скромного испанца!
Отдать готов за вас я жизнь мою,
Послушайте меня, я вас молю —
Под бархатным покровом темноты
Пройти со мной немедленно в кусты!
И лапу вам даю на отсеченье,
Не пожалеете о том ни на мгновенье!
Дон Энрико пел о своей любви. Он стоял перед ней, маленький рыжий вертлявый замухрышка, и взывал к ее чувствам. Но разве о таком кавалере мечтает испанская сеньора? Конечно, она уже вся истомилась, ей хочется новых, ярких впечатлений, и все же, все же… Лучше уж совсем ничего, чем такое… Жаль, что она не нашла в себе мужества сказать этому бедолаге все как есть. Честно и открыто. Дескать, знаете ли, дон Энрико, вы рожей не вышли. Вместо этого она сослалась на семью, обычаи, видовые отличия, то есть привела чисто зоологические аргументы. В ответ на его приставания она пропела что-то в том смысле, что она, мол, хомячиха, а он морская свинка, и, стало быть, у них ничего не получится. Раз пять, наверное, она повторила:
Нет, нет, нет, нет и не просите!
Я — хомячиха, вы — свинья,
Что скажет нам моя семья?
Надо было видеть несчастного дона Энрико! Как он умолял, как просил прекрасную сеньору пойти с ним, но она ни в какую! Энрико был в отчаянии.
Услышь мои мольбы, Эльвира!
Тебе готов отдать полмира!
Приди, приди, приди ко мне,
Иначе я сгорю в огне
Любви несчастной!
Но Эльвира была неумолима.
Признаюсь, это был великолепный дуэт! Особенно когда донья Эльвира и дон Энрико запели, чередуясь, она свою партию — «Нет, нет, нет…», а он свою — «Услышь мои мольбы…»
— Услышь мои мольбы, Эльвира!
— Нет, нет, нет, нет и не просите!
— Тебе готов отдать полмира!
— Я — хомячиха, вы — свинья!
— Приди, приди, приди ко мне,
иначе я сгорю в огне!
— Что скажет нам моя семья?
Это было так красиво, так волнующе, что зал взорвался аплодисментами. Хлопали все — и хомяки, и сэр Уильям, и я, хотя, на мой вкус, текст у них был простоват.
Отвергнутый дон Энрико вынужден был отступиться. Вот он уходит с поникшей головой. Да, тяжелая участь — родиться свиньей! Я искренне сочувствовал ему.
И вот донья Эльвира снова одна. Она сидит и, выпучив глаза, опять глядит по сторонам. Все тот же веер, все то же томительное одиночество. И тут появляется дон Карузо. Он тоже, оказывается, видел, как танцует донья Эльвира, и тоже не может теперь забыть ее, о чем и сообщил ей в своей короткой арии, которую он закончил предложением пойти с ним погулять.
Перед доном Карузо, конечно, было трудно устоять. Видный, статный красавец, жгучий брюнет с пылающим взором! А голос, этот голос! Кого угодно проберет! Донья Эльвира вся размякла и пропела:
Ах, нет! Ах, да!
Ах, нет! Ах, да!
«Ну, уж давай определяйся, — подумал я раздраженно. — Не морочь парню голову!»
С тобой готова я идти!
Вот только б знать — куда?
«Ну, наконец-то!» — с облегчением вздохнул я.
«Как знать,
Не ждет ли нас беда?» —
встревожилась вдруг донья.
Но храбрый кабальеро ее тут же успокоил:
Нам вместе ничего не страшно,
Боишься ты идти со мной напрасно!
Когда сведет двоих судьба,
Им не грозит тогда беда!
И тут они запели тоже дуэтом.
— Ах, нет, ах, да!
— Когда сведет двоих судьба!
— Как знать, не ждет ли нас беда?
— Нам вместе ничего не страшно,
— Боишься ты идти со мной напрасно!
Последнюю фразу они повторили еще раз дуэтом, и публика снова восторженно зааплодировала.