Имя мальчику дали Купала, был он светел и бел, его взгляд, как вода, был прозрачен и нежен. Девочку звать стали Костромой, и была она яркая, как огонь, с горячей душою и сердцем. Неразлучны были братец с сестрой, по полям и лугам вместе бегали и дивились земному миру, и полям, и лугам, и рощам. На зверей земных вместе дивились и следили за полётом небесных птиц.

Красотой своей и уменьями равны были Купала с Костромой, только в том была меж ними разница, что любила Кострома на огонь глядеть, веселилась она, через костёр прыгая, а Купала любил больше воды озёрные, речные волны любил и купался каждый день.

Вот однажды сказала Купале Кострома:

— Говорили мне вчера птицы легкокрылые, что далеко-далёко, у речки Смородины, поют песни волшебные Алконост да Сирин, мировые чудесные птицы. Мы давай с тобой завтра с утречка отправимся к тому месту заветному, чтоб услышать песни небывалые.

Тотчас согласился на это Купала, тоже нравилось ему птичье пение.

Не сказали ничего они отцу с матерью и наутро отправились к речке Смородине, к Мировому Дубу огромному, где сидела справа птица Алконост и пела о жизни и радости, а слева Сирин сидела сладкоголосая и пела песни о царстве мёртвых.

И Купала заслушался песнями птицы Сирин печальными, что лились как ручья журчание. Позабыл обо всём на свете Купала, закрыл глаза, и тогда унесла его птица Сирин в царство тёмное, мёртвое, и там спрятала на годы долгие. А Кострома Алконост-птицу слушала, словно всполохи яркого пламени были песни её чарующие. Не заметила Кострома, как пропал братец Купала, а когда огляделась вокруг, никого уже рядом не было. Стала звать она братца милого, но Купала ей не откликнулся, был он в тёмной далёкой сторонушке под крылом у птицы Сирин.

С тех пор лет немало минуло, и не раз вьюги белые, лютые накрывали снегами чисто полюшко, и не раз потом травы буйные прорастали сквозь злобу зимнюю. Много раз с тех пор солнце красное проходило свой годичный круг. Беды много раз сменялись радостью.

С тех пор выросла Кострома, стала девицей — красавицей писаной. Женихи к Костроме часто сватались, даже Велес, мудрейший бог, на неё частенько заглядывался, но никто из них Костроме был не люб.

— Нет из них никого мне под стать, — говорила она часто матушке, — среди них для меня нету равного. Я ведь девица, богами рождённая, не бессмертная, но прекрасная. Кто сравнится со мною в умениях? Я за бога пойду не за всякого! Мне не ровня старики волохатые. Волохатые да женатые…

И вздыхала в ответ Ночь Купальница. «Тише!» — говорила дочке. Бойся, мол, беды, мол, краса твоя равна гордости, как бы боги на то не разгневались. Но не слушала мать Кострома бойкая, всё смеялась, заплетая в косу кудри рыжие. Вместе с девицами другими плела венки, но однажды ветрогон Стрибог с головы её вдруг сорвал венок. Дунул посильней, в воду кинул его, и поплыл венок по течению вниз. И тогда загадала гордая Кострома, чтоб нашёл венок равного ей жениха. Пусть плывёт венок, ищет суженого, чтобы был во всём точно, как она!

А кончался на земле июнь, месяц червень, и на смену ему шёл июль, месяц липень. И всё ближе был день солнцестояния: до заката солнце светит долго, ярче яркого, а потом приходит ночь короткая — время странное, нехорошее.

В это время замирает мир в ожидании: что-то будет впереди, как всё сладится? Духи водяные да русалки, подданные хозяйки Макоши, за неделю до солнцестояния свой разгульный праздник громко празднуют. Мавки, водяницы, лоскотухи и другие жительницы водные надевают себе на головы из кувшинок венки, а потом выбираются из озёр и рек и давай веселиться по берегам. Распоясанные, в сорочках белых, резвятся русалки славянские, поют, хохочут, на деревьях качаются, а то и просто на траве сидят и расчёсывают свои длинные волосы.

Хвостов у славянских русалок отродясь не бывало, зато есть у них ножки резвые, а потому хороводы они любят водить, но не посолонь, слева направо, в сторону Прави, как то делают живые парни и девушки в честь Хорса круглого, а осолонь, против стрелки часовой, справа налево, от мира светлых богов к миру Нави.

Вода — стихия удивительная, жизнь даёт она всему миру, но может и погубить вода. Через реки и озёра путь есть в царство подземное, а потому многие духи вод слушаются, кроме Макоши, Велеса многомудрого, особенно те, что от мертвецов произошли, от утопленников. Духи водные, влажные, могут помочь урожаю вырасти, а могут и залить всё на корню, и если обидел их чем человек или повстречался в недобрый час — защекочут до смерти и уволокут к себе в подводный мир.

Больше других щекотать всех встречных-поперечных лоскотухи любят, и чтобы уберечься от них в Русалии — праздник всех русалок, в одиночку люди в прибрежных лесах да на заливных лугах старались не появляться, а коли шли, то брали с собой чеснок и полынь — лоскотух отпугивать.

Лоскотухи от полыни, бывало, и разбегались, зато мавкам всё нипочём. Они даже и через круг, через железную цепь охранительную не боятся перешагивать! Главное — мавок не разозлить, отшутиться от них, на это у живых вся надежда. Попросят гребешок, чтобы волосы свои расчёсывать, — дай, а то хуже будет. Правда, потом гребешок придётся выбросить, иначе облысеешь сам, но вот если не дашь, пожадничаешь — до смерти мавки замучат.

На вид они такие красавицы, каких свет раньше не видывал: личико милое, ножки стройные — все, как у живых. Только краса не живая у мавок, мёртвая. Со спины видно сердце небьющееся, лёгкие, позеленевшие без воздуха, да сопревшие в воде внутренности. Красота лица им в награду досталась за любовь безответную на земле. Ведь мавками обычно утопленницы становятся, некрасивые, на жизнь обиженные, что кинулись в воду от несчастной любви.

Самые злобные среди русалок — лобасты, любят они в прибрежных камышах прятаться. Старше лобасты молоденьких мавок, хитрее, сильнее, опытнее. Нежитью выползают они из воды, лица страшные, старушечьи. На кого лобасты набросятся, тому смерть избавлением станет.

А верховодит всеми русалками Водяной — он в дни летнего солнцестояния и вовсе чувствует себя именинником. Он хозяин вод, пасёт себе в тишине на дне рек да озёр стада рыбные — карпов, сомов, лещей, — словно пастух коров на поле. Сам тиной опутан, с большим пузом, с хвостом. Вместо рук — лапы гусиные, пучеглазый, как рыбина, с окладистой бородой и усами зелёными. Все девицы водяные, прозрачные, подчиняются ему неукоснительно. Только дочери его, девицы-водяницы, потихоньку от отца проказничают: путают рыбачьи снасти да зазывают рыбаков под воду сладкими песнями.

Днём спит Водяной в тишине глубоких омутов или под водяной мельницей, а ночью утопленниками командует. Вообще-то Водяной — добрый дедушка, но коли разозлится, разволнуется, может сети порвать, дома затопить, а то и плотину разрушить полностью. Больше всего любит он побаловаться от скуки — утащит с берега на дно какого-нибудь зазевавшегося паренька да и оставит у себя жить, чтобы развлекал его в подводной тиши.

А самые весёлые и шустрые водяные живут в родниках с чистой ключевой водой — «гремячих ключах», что возникли на земле от ударов молний Перуновых.

Вот в такое-то недоброе времечко, когда Свет и Тьма силами меряются, упал в воду Костромы венок и поплыл искать ей суженого — красотой и уменьями как она. Точь-в-точь. На волнах покачивался венок из синих, как вода, цветов и цветов рыжих, точно огонь. Какой молодец его выловит, тому быть женихом Костроме. Только никому не даётся в руки венок, по реке плывёт он, по реченьке, в неизведанные края.

По воде за ним русалки следуют, тихо шепчутся мавки с водяницами. Мол, сказать о том венке бы надобно нашему Водяному Хозяину, да и самому владыке Велесу о венке девичьем знать бы следовало. Но напрасно девы водные волнуются, давно проведал обо всём Велес-владыка. Он за прихоть девичью, за гордость, за слова, богам обидные, наказать решил девицу Кострому.

По приказу подземного Велеса в царстве мрачном птица Сирин из-под своего крыла Купалу выпустила, посадила Купалу в лодочку и отправила плыть по речке-озеру. Из подземного царства по воде его вынесло, понесло по рекам на родную сторонушку, а потом течением невиданным повлекло вверх по Волге-реченьке — прямо навстречу своей судьбе.

Пока был Купала у птицы Сирин, вырос он, возмужал, стал молодцем, красавцем писаным — с синими очами, как два озера, и волосами светлыми, кипенными.

Стал по сторонам смотреть Купала, стоя в лодочке, и увидел вдруг, как плывёт ему навстречу девичий венок, на воде сверкает цветами яркими — синими да голубыми, жёлтыми да алыми. «Видно, умница-красавица тот венок плела, — Купала думает, — и пустила вдоль по реченьке, чтоб найти скорей себе суженого. Если девица та красой как эти цветы, я хотел бы её тотчас взять в замужество!»