В болотах проказничали вредные духи анцыбалы и маленькие грязные анчутки с гусиными лапками и свиным пятачком, которые даже летать умели, — так и перелетали из болота в озеро, а из озера в пруд и обратно, пугали своим страшным видом встретившихся им на пути людей — детей в особенности.
Водяные человечки ичётики, небольшие и мохнатые, обитавшие в омутах на мельницах, в дни летнего солнцеворота особенно часто предвещали грядущие несчастья — кричали, словно по воде хлыстом хлопали.
Игоши, дети Кикиморы Болотной или умершие человеческие младенцы, обычно невидимо жившие там, где были похоронены, частенько озоровали и приходили жить в дома в виде безногих и безруких невидимых духов. Их боялись и уважали, а потому, бывало, выделяли место в доме за столом, отдельную ложку и тарелку с пищей, чтобы не обидеть.
Ряженые хухлики и разноцветные кулешата, помощники ведьм и колдунов, тоже обычно обитавшие в воде, во время летнего солнцеворота не особенно бедовали, чаще вылезали похулиганить во время зимнего солнцестояния.
Но были у людей и защитники. Бродницы, женские духи воды, охраняли броды и часто указывали путникам, где можно безопасно переправиться на другой берег. Они жили лишь в чистых водах и всегда уходили прочь, если озеро болотом становилось.
А по берегам рек и озёр, на холмах, поросших лесом, и в посвященных Перуну рощах берегини обитали, оберегавшие людей от злых духов. Они умели предсказывать будущее и спасали из воды маленьких детей, если те тонули. А некоторые из них даже имели власть над болезнями-лихорадками и могли охранить от них людей.
Охраняли людей и вилы — женские духи, очаровательные девушки с распущенными волосами и крыльями, одетые в прекрасные белые одежды до пят. Эта одежда скрывала их уродливые ноги, лошадиные или ослиные, и тот человек, который отнимал у вилы платье, над ней хозяином становился.
Умели вилы летать как птицы, и обитали обычно на холмах или даже высоко в горах, но если потихоньку забрать у вил крылья, то летать эти воздушные девы тут же разучивались и становились обычными женщинами, как все. Но главное — владели вилы колодцами и озёрами и умели «запирать» воды. К людям, особенно к мужчинам, относились девы вилы дружелюбно, часто сиротам и обиженным помогали, но вот если вилу разгневать, может она и наказать, и очень жестоко, даже убить может одним своим взглядом. Может смерть предсказать, а может и вылечить. Впрочем, сами вилы, как и люди, бессмертными не были.
И все эти девы-духи Макоши подчинялись, великой небесной хозяйке, хранительнице женского начала.
Вот так и жили люди в те времена, славили богов и вместе с богами раз за разом проходили годовой круг: от весны к лету, от лета к осени, от осени к зиме, а потом снова к весне. И были в каждом году четыре главные точки, когда потусторонний мир, мир Нави, мог проникнуть к людям и принести им неисчислимые беды. И надо было не дать такому случиться, помешать во что бы то ни стало! Летом такой точкой был вот этот самый Купальский праздник, день солнцестояния летнего. Но был и зимний солнцеворот, время ещё более страшное, когда солнце и вовсе готово было исчезнуть из мира, когда холодные ночи длиннее длинного, а суровые дни слишком коротки.
И было два равноденствия, когда дни и ночи сравнивались, а светило Хорс зависал над миром в ожидании — то ли остановиться ему, то ли дальше двигаться. Этих четырёх точек в году больше всего опасались люди!
После Купальского дня и до самой осени славяне растили урожай. В августе по небу частенько разъезжал сам Перун в колеснице, запряжённой его личными козлами, и поливал урожай водой, время от времени гремел своими громами и метал в землю молнии. Наверное, ещё надеялся погубить небесным огнём подлого Велеса. И люди Перуна славили. А по окончании жатвы славили Велеса, именно в это время ему «завивали бороду» — оставляли на поле горсть несрезанных колосьев и завязывали их ленточкой.
В начале осени, после жатвы, веселились славяне на праздниках урожая, порой целую неделю ходили друг к другу в гости и щедро там угощались. Вот радовался-то обжора Переплут! Славили в это время Рода и рожаниц, славили Ладу-матушку, призывали бога супружества, свадебных пиршеств и семейного счастья, Ладо, брата богини Лады, и играли многочисленные свадьбы.
А потом приходило осеннее равноденствие, и в домах, как и на Купалу, гасили и зажигали огни, страшась прихода потусторонних сил. На равноденствие начинали улетать в тёплые края, в священный Ирий, перелётные птицы, и даже змеи уползали в Ирий зимовать во главе со своим змеиным царём — с красными рожками на голове и в золотой короне. Лезли по деревьям змеи, ползли толпой по земле, прежде чем в небо подняться, и, боясь нашествия змей, запирали люди крепко-накрепко в избах все входы и выходы.
И тогда окончательно наступала осень, а потом дело быстро шло к зиме.
В октябре славили люди богиню Макошь, хозяйку судеб, покровительницу женских работ. В это время сама богиня, бывало, спускалась на землю из Ирийского сада и проверяла, все ли её наказы исполняются: не прядут ли женщины по пятницам, в запретный день, правильно ли ведут хозяйство, соблюдают ли все положенные обычаи и запреты. Провинившимся являлась мудрая Макошь в образе грязной и злобной старухи в лохмотьях, а разозлившись, могла несчастных в лягушек превратить. Но зато награждала Макошь послушных, приходила на помощь к сильным духом, к тем, кто даже пред лицом Недоли не склонял головы.
Даже ослабевшего Хорса лечила в это время Макошь травами целебными и открывала на земле источники целебных вод — «Пятницкие родники», к которым несли женщины пряжу, особую жертву богине, называемую «мокридой».
А Сварожич-Семаргл в это время сделал людям «горячий» подарок — послал сына своего на землю. После того как случилась беда с Купалой и Костромой, а Купальница-ночь, плодородная ночная богиня, не захотела больше Семаргла знать, пришлось огнебогу искать себе новую жену. Недолго выбирал Семаргл: пришёл к Сварогу и Ладе и попросил в жёны дочь их Лелю.
— Я согрею её своим огнём ласковым, а она меня весенней радостью одарит. Мы забудем с ней все печали и беды. Понял я, что любви, весне и огню надо рядом быть!
Согласились на это Сварог с Ладою, и вновь свадьба загремела в Ирии, и все боги сошлись на той свадебке, принесли подарки драгоценные. И зажили счастливо Семаргл с Лелею. Ну а вскоре родился у них сын Агуня, бог домашнего очага, доброго огня. Стал отцу могучему он помощником, стал посредником между богами и людьми, разносить стал людям в дома тепло и священный жар Сварожича, охраняющий от злых духов, — живой огонь. Чтоб не гасли костры человеческие, чтобы всегда мелькали в печах языки пламени. А с огненных жертвенников на капище — священном месте, где поклонялись богам, — взлетал Агуня в Ирий огнепёрым Рарогом-соколом с посланием от людей, и чтобы быстрей дошло до богов послание, просили люди Агуню доброго:
— Огонь-батюшка, распори крыла!
В зимнее, снежное время лики многих тёплых богов от людей сокрыты, зато Агуня круглый год с людьми — изо дня в день вздымает он свои жёлто-рыжие кудри на жертвенниках и в домашних печах. Так что даже осенью и зимой люди холодов не боятся. И злых сил не боятся, пока горит огонь в очаге.
В ноябре Хорс ещё светит с неба, но уже почти совсем не греет. Морена потирает руки, готовясь полностью вступить в свои права. Ярила же окончательно засыпал под землёй, люди говорили даже, что в декабре душа его спящая вьюгой начинает носиться по заснеженным полям и сжигает холодом всё, что родил Ярила весной, — на радость торжествующей Морене.
В самом начале зимы случалась и другая беда: спускала Морена с цепей, словно собак, все двенадцать трясовиц, злодеек-лихорадок, духов страшных болезней, тех самых, что летом, бывало, Баннику помогали, помните? Привязанными сидели они под землёй до этого времени, летом лишь некоторые из них изредка срывались с привязи и беспокоили людей в царстве Яви. А уж поздней дождливой осенью, снежной зимой и ранней весной, в распутицу, Морена давала им вволю погулять!
— Эй, вы, лихорадки-лихоманки! — кричала во весь голос Морена, развязывая цепи. — Эй, Невея, Трясея, Ломея, Гнетея, Ледея, Грудея, Желтея, Пухлея, Глухея и все прочие! Отправляйтесь к людям, делайте своё дело, а то я вас и под землёй заморожу!
Тогда безобразные, заморенные и всегда голодные старухи с чёрными крыльями вырывались из мрачных подземелий, из челюстей земных, разлетались по всему свету и кусали людей, заражая их разными недугами. Спасаясь от морозов, прятались лихорадки по тёплым избам людским и губили, бывало, в доме всех домочадцев.
И подходило тягостное время зимнего солнцеворота — самый опасный момент года. Период смерти и сна, безвременья, перерыва жизненного, когда силы Нави властвуют безраздельно. В зимний солнцеворот каждый раз заново судьба мира решается — быть ли снова весне после зимы.