– Ладно, хоть доехали, – сказал второй, сидевший за рулем.

Кристофер мгновенно толкнул меня в открытую калитку, а потом придержал ее, не закрывая до конца, чтобы видно было кусок двора с красной машинкой.

– Семейство, Грант, – пояснил он.

Молодые люди, по-прежнему хохоча, выскочили из машины. Тот, что сидел за рулем, громко крикнул:

– Лессинг! Боюсь, без вас тут никак. Машина совсем расхворалась.

Подошел механик, за которым мы наблюдали до того, и сказал:

– И что с ней на сей раз, милорд?

Второй молодой человек, проглотив смешок, ответил:

– В центре Столчестера у нас отвалилась какая-то деталь. Роберт сказал, что она просто для красоты, но похоже, что не совсем. Я сказал ему: если ты в этом уверен, так и останавливаться не стоит. И зря.

– Вот-вот, это Хьюго во всем виноват, – подхватил водитель. – Ему так хотелось поскорее добраться до дому, пришлось гнать эту беднягу по самым крутым альпийским склонам.

Оба молодых человека опять покатились со смеху.

Я таращился на них через щель: Кристофер по-прежнему придерживал калитку. Одежда на них была самая обыкновенная, росту они были среднего, худощавые, светловолосые. Ни дать ни взять друзья-студенты хохочут и перешучиваются после веселой поездки. Но выходило, что тот, у кого волосы посветлее, – сам граф Роберт, а повнимательнее вглядевшись в другого, я сообразил, что это Хьюго. Просто я не узнал его без лакейского платья.

Тогда я уставился на графа, в надежде ощутить, что это он – виновник моего Злого Рока. Но не ощутил ровным счетом ничего. Граф был самым обыкновенным, жизнерадостным, здоровым молодым человеком, вроде тех студентов, которые приезжали в Столчестер покататься на лыжах. Я сунул руку в карман жилета и сжал в кулаке пробку от бутылки с портвейном, в надежде, что она мне поможет, но ничего не произошло. Граф по-прежнему выглядел самым обыкновенным, довольно симпатичным юношей. Я ничего не понимал.

Пока я таращился, Лессинг высказывал молодым людям что-то в том смысле, что машины имеют обыкновение ломаться от одного их взгляда, так что уж он пойдет посмотрит, чего они на этот раз натворили. После этого он добродушно пожал плечами и отправился за инструментами.

Едва он скрылся, граф и Хьюго повернулись друг к другу, уже без всякого смеха, и постояли некоторое время с видом трезвым и скорбным.

– Ну что же, Хьюго, – сказал граф. – Похоже, пора возвращаться к обычной жизни.

После чего они зашагали вслед за Лессингом в амбар.

– Интересные дела, – заметил Кристофер, аккуратно прикрывая калитку. – Только Милли здесь нет, Грант. Придется поискать в других местах.

Мы прошли по садовой дорожке на зады поместья. Сад был просто огромным. Были тут покрытые папоротником уступы, плоские участки с прудами, заросшими водяными лилиями, фонтаны, арки, увитые розами, и большой участок, усыпанный гравием и засаженный подстриженными деревцами всяких дурацких форм; в конце концов мы оказались прямо за домом. Здесь сад напоминал одну из тех головоломок, собрать которые почти невозможно: самые разные цветы, высаженные на длиннющие клумбы, а между ними – заросшие травой шпалеры.

Тут я притормозил:

– Нельзя, чтобы нас увидели из окон.

– Я тебя уверяю, Грант, что ни одна душа нас не увидит, – сказал Кристофер. – Зря я, что ли, чародей с девятью жизнями?

Он зашагал вперед, я – следом, причем куда менее отважно. Мы шли по бесконечной тропинке прямо посередине этой головоломки, с обеих сторон поднимались пушистые стены из цветов, уши наполняло гудение пчел. Нас было прекрасно видно из окон за спиной, однако никто не примчался и не принялся на нас орать, из чего я заключил, что волшебство работает исправно.

– Здесь я тоже чувствую какую-то странность, – сказал Кристофер, – но не так сильно, как в верхней части дома.

Едва он это сказал, мы вышли на прогалину – цветы расступились, образовывая круг, в центре которого стояли солнечные часы.

– Как по твоим ощущениям, нет здесь Милли? – спросил я.

Кристофер нахмурился.

– Е-есть… – протянул он. – Или нет. – Он подошел, прислонился к солнечным часам. – Она и здесь, и не здесь, – сказал он. – Грант, я вообще ничего не понимаю.

– Ты сказал «лабиринт», – начал было я и тут вновь почувствовал толчок – как тот, после которого утром поменялись все яйца. Вдруг оказалось, что Кристофер прислонился к пухлому каменному мальчугану с крылышками. Кристофер вскрикнул и отскочил.

– Граф, – проговорил я. – Он вернулся. Наверное, это его рук дело.

– Чепуха, – сказал Кристофер. – Думай головой, Грант. Утром кто-то перекувырнул все вероятности еще до возвращения графа. Давай пойдем поищем лабиринт.

Лабиринта вроде бы нигде не было. Если и было что похожее, так это кусок головоломки, где стояли рядами каменные столбики, оплетенные цветущими ползучими растениями. За ним сад заканчивался. За обрывом метра в три шла канава, а за канавой раскинулся парк, уходивший вдаль до самого горизонта.

– У-ху-ху, – сказал Кристофер.

– Не смешно, – ответил я.

Мне было ужасно жарко, а еще до смерти надоело искать девчонку, которой, может, и вовсе не существовало. В голову пришла мысль, что Кристофер просто вообразил, что Милли где-то поблизости.

– Я хотел сказал, что вот такой вот обрыв называется «у-ху-ху», – пояснил Кристофер. – По крайней мере, в моем мире.

– А у нас вроде как нет, – ответил я.

В канаве, всего в нескольких метрах от нас, сидел новый садовник-подмастерье, Смедли. Он снял сапоги, и, судя по виду, ему было так же жарко и противно, как и мне.

– Может, у него спросим? – предложил я.

– Хорошая мысль, – одобрил Кристофер, пробрался между столбиками и просунул голову сквозь ползучие растения как раз в том месте, где сидел мальчишка.

– Эгей! Смедли!

Бедняга подпрыгнул чуть не на метр. Мокрое от пота лицо побледнело, он тут же вскочил на босые ноги.

– Иду, сию минутку, сэр… А, это ты! – добавил он, увидев у себя над головой, в обрамлении зелени, физиономию Кристофера. – Обязательно было орать, да еще таким начальственным голосом? Меня чуть кондрашка не хватил!

– Это мой обычный голос, – холодно пояснил Кристофер. – И вообще, чего это ты расселся в этой канаве?

– Да прячусь, понятное дело, – пояснил Смедли. – Вообще-то, меня отправили искать этого чертова сторожевого пса – ну, помнишь, ты его еще укротил, когда мы шли сюда. Паскудник с утра куда-то смылся, и теперь парковый охранник стоит на ушах – боится, что кто-нибудь его отравил. Всех садовых работников отправили его искать. – Смедли скорчил рожу. – Вот оно мне надо, чтобы меня еще и покусали.

– Мудро, – оценил Кристофер. – Скажи-ка, есть в этом саду лабиринт?

– Нет, – ответил Смедли. – Есть розовый участок, четыре цветочных, водяной, есть кустарник, есть сады: фигурный, папоротниковый, выгороженный; есть огород, фруктовые деревья, шесть теплиц, одна оранжерея, большой парник, а лабиринта нет. А может, он просто попал в какую ловушку.

– Лабиринт? Или весь сад? – уточнил Кристофер.

– Да пес, дурачина! – ответил Смедли.

– Ладно, мы его тоже поищем, – сказал Кристофер. – А как называется эта канава и стена в дальнем конце сада? Есть у них имя, кроме «отличное место, чтобы отлынивать от работы»?

– Это? Это у-ху-ху, – ответил Смедли.

Кристофер бросил на меня высокомерный взгляд.

– Что, съел, Грант? Ладно, пошли. – Он прыгнул в канаву рядом со Смедли – тот так и отшатнулся. – Не бойся, – успокоил его Кристофер. – Мы с Грантом просто хотим прогуляться по парку. Мы тебя не заложим.

Я прыгнул следом, раздался громкий «плюх». С меня слетела туфля с пряжкой. Я снял и другую, и полосатые чулки тоже снял. Оказалось, что Смедли совсем неплохо придумал. Трава оказалась прохладной и влажной; мы вылезли из канавы и зашагали в парк.

– Наступите на пчелу – и вы покойники! – крикнул Смедли мне вслед.

Видимо, высокомерные замашки Кристофера достали его не меньше, чем меня, потому что он еще прибавил: «Лакеи-прохиндеи!» – мы уже отошли довольно далеко, но еще расслышали.

– Не обращай внимания, – сказал Кристофер – вот уж больно надо было. – Нашему приятелю Смедли, похоже, внушили, что все, кто работает в доме, – лентяи и лизоблюды, а настоящим делом занимаются одни только садовники.

Некоторое время мы шли вперед. Я с упоением зарывался пальцами ног в траву и думал о том, что от Кристофера никаких других мыслей ждать не приходится. Знал бы он, каким сам бывает задавакой.

– В чем-то Смедли прав, – добавил Кристофер. – Я еще в жизни столько не занимался лизоблюдством.

Мы прошли еще немного, и Кристофер начал хмуриться.

– Здесь странность слабеет, – сказал он. – Ты это чувствуешь?

– Нет, если честно, – сознался я. – Я вообще чувствовал ее только на чердаке.

– Жаль. Ладно, давай дойдем вон до той рощицы, а там видно будет.

Рощица была скорее небольшим леском на вершине холма. Мы прошагали по нему след в след, сначала вверх, а потом вниз. Я забыл, что незадолго до того прошел дождь. Ивы роняли на нас слезы, кусты норовили обрызгать. Кристофер этого будто и не замечал. Он шагал вперед, бормоча: «Слабее, слабее». Я надел туфли на грязные ноги, жалея, что мы не переоделись в свою обычную одежду. К вечеру придется напяливать сухую форму – в противном случае мистер Амос сделает из нас обоих отбивные. Полагаю, граф Роберт будет присутствовать на ужине. Может быть, я не сумел ощутить, что именно он – причина моего Рока, только потому, что не подходил к нему близко. Попробую во время ужина встать с ним совсем рядом. И тогда уж точно все пойму.