– Случаются ураганы…

И тут же, будто только и поджидал за кулисами, выкинулся откуда-то, завывая, зверский, разбойный ураган!

– Потому и молчу! – хрипло орал Харитон. – Как чего скажу, так накликаю! Ни слова!!!

Он лёг на капусту, защищая от вихря и волн, и предоставив челну полную свободу, как прохожему на улице.

Чёрная река вздыбилась, закрыла собой весь мир и закрутилась, свернувшись колесом, а лодка прыгала внутри, как белка. Всё исчезло, почти как за пазухой времени и в кармане пространства.

«Первая загвоздка!» – подумал Шухлик, выпуская чувство Чин.

Оно поступило, как опытный продавец, который ловко упаковывает огромного игрушечного дракона в крохотную коробку, – мгновенно утихомирило, изничтожило ураган.

Вернулись полный штиль и такая же луна.

Однако лодка дала сильную течь. Капуста уже плавала сажёнками от борта к борту.

– Давно пора шпаклевать, – переживал Харитон. – Весь чёлн в щелях! Да нету времени! Как говаривал один знакомый, которого я перевозил, не упомню когда: «Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною». А я гребу, будто каторжный, день и ночь – от берега к берегу! Обладает мной эта чёртова река…

Шухлик вроде бы задумался о второй загвоздке, успокоительно поглаживая капустные головы. Меж тем душа его наполнилась бриллиантовым шаровидным сиянием, и Чин без промедлений сотворило моторный катер в сотню лошадиных сил.

Харитон оторопел, как дерево, застигнутое внезапными заморозками, и принялся отказываться.

– Это не роскошь, – убеждал Шухлик. – Просто, чтобы в пути не мучаться. Мигом – в безмерье и безвременье!

– Ну, – сказал лодочник растроганно. – Ну-ну, я подумаю. Пускай пока постоит у причала.

Неподалёку на берегу уже виднелись в лунном свете деревья сада Шифо. Сердце затрепетало у рыжего ослика, как представил близкую встречу.

Прошуршав по песку, чёлн наполовину выполз из реки. Харитон отчерпывал воду какой-то миской. Кажется, это был горшочек, в котором джинн Малай так и не отсидел положенного срока. Ну, хоть на что-то теперь сгодился…

А Шухлик, размяв ноги, благодарил творца Бо за то, что вернулся домой живым и невредимым. Он окунал голову в реку и молился полной луне, как это делал когда-то предок Луций, умоляя вернуть человеческий облик.

– Только не хлебни воды! – заорал Харитон. – Маму родную забудешь – всю свою земную жизнь!

– Уже напился, – растерянно сказал Шухлик. – Но пока в памяти. Сладкая вода, да какая-то пустая.

Лодочник приблизился и вкрадчиво спросил.

– А как тебя звать, паренёк?

– Всё помню, – улыбнулся рыжий ослик. – Вы – Харитон, я – Шухлик, а река – не то Зима, не то Лето.

Харитон покачал лохматой головой, словно еловой макушкой, и развёл руками, точно лапником.

– Первый случай, чтобы наглотавшийся воды забвения ничего не запамятовал! Ты, паренёк, и впрямь – инопланетянин в образе осла!

Шухлику хотелось помчаться во весь опор к саду Шифо, настолько соскучился, но Харитон задержал.

– Послушай старого перевозчика. Кой-чего ты, конечно, нашёл и теперь полагаешь, что тебе всё ясно и явно. Однако это ещё не истина! – разговорился он так складно, как от него не ожидалось. – Истина всегда впереди, будто горизонт. Когда гребу, я ближе к ней, а когда причаливаю – отдаляюсь. Ведь истина – сам путь, а не конечная остановка. Это жизненная дорога, которая непременно приводит в мой чёлн. Но здесь не обрывается, а ведёт дальше, потому что за смертью – тоже истина.

Шухлик прядал ушами, стараясь вникнуть.

«Мало того, что собственные чувства учат, – думал он. – Так ещё и каждый встречный-поперечный – мудрила-проповедник! Даже простой лодочник – и тот любомудр!»

– Открою на прощание тайну, – сказал Харитон, мигая бровями. – Её поведал мне один посланник, которого перевозил на тот берег двадцать веков назад. Не все мы умрём, но всё изменится! Понимаешь – это кончится и начнётся другое! Так что поживи, паренёк, на свете, погляди чудес…

Отчерпав воду, он уселся на борт челна дожидаться пассажиров, решивших по тем или иным причинам покинуть этот мир.

Капустные кочаны вели себя странно. Нахлебались из чёрной реки и позабыли всё на свете – кто они такие, какого рода-племени? Воображали себя то ли арбузами, то ли ананасами…

«Как они теперь жить будут?» – думал по дороге рыжий ослик.

Вернувшись в сад Шифо, обнявшись с мамой и приятелями, Шухлик всем объявил, что пупок Земли находится именно тут, среди них. Он это давно понял. Пока скакал от речного берега.

Немало собралось завязчиков-добровольцев. Все обитатели сада вызвались привести пупок в чувства. Даже джинн Малай со своими утконосами, откопавшими уже нору в пруду. У братца Жона, кстати, характер заметно улучшился, и было видно, что он стыдится недавнего прошлого – хочет хоть как-то исправиться, совершить благое дело.

– Загвоздка в том, что ничего не надо завязывать! – сказал Шухлик. – Не знаю, как объяснить, но каждый на этом свете – пуп Земли, соединяющий её с небом! Следите сами, ребята, чтобы случайно не развязаться и не лишиться чувств…

– Ах, сколько я об этом толковала! – закивала старушечьей головкой черепаха Тошбака. – Да никто и слушать не хотел!

– Скажи спасибо, что не завязали! – подпрыгнул тушканчик Ука.

Всем было приятно ощущать себя пупками Земли, через которые перетекают космические силы в Землю, а земные – в космос. Действительно, это должно быть очень счастливое чувство.

Дождь давным-давно кончился. Сад цвёл по утрам и плодоносил к вечеру.

Всё шло так обычно, что у Шухлика сердце сжималось от радости и печали, от грусти и веселья. Это было странное ощущение, как будто сидела в душе какая-то заноза или та же загвоздка.

«Наверное, у каждого есть свои загвоздки и свой брат-шайтан, – подумал он. – Без них уныло и скучно, но воли им нельзя давать».

И подошёл к деревцу, присланному когда-то в подарок Диваном-биби.

Как заявили тогда дядюшка Амаки и тушканчик Ука, – то ли это древо познания, то ли незнания, под которым чудесно отдыхать с пустой головой. Оно уже заметно подросло и окрепло. Так и манило постоять или, ещё лучше, полежать под сквозной, как перистые облака, кроной.

Под ним было очень светло, и все чувства становились прозрачными и счастливыми.

Однако Чу вдруг разговорилось, не давая Шухлику спокойно уснуть.

– Отсюда до сада Багишамал добираться три месяца. И есть три пути, из которых надо выбирать, – рыжий ослик живо представил Чу в виде училки-классной, объясняющей условия задачи.

– Первый путь – это путь спящих. Ну, едут в мягком вагоне и дрыхнут всю дорогу – от станции до станции! У каждого с собой варёная курица, яйца вкрутую и пижама. Один подражает другому – так уж заведено! – Кажется, учительница отходила от школьной программы, и чем дальше, тем больше.

– Подражание – вроде такой загвоздки, которая застряла в каждом из нас. Ты, например, подражаешь предку Луцию. И в этом нет ничего дурного до тех пор, пока загвоздка не станет главной в жизни.

Как говорил лодочник Харитон, ничего не должно обладать нами! Если тушканчик Ука в чём-то подражает толковому дядюшке Амаки, так на здоровье! Но дело дрянь, когда он копирует кенгуру, которого увидал по телевизору. Нет ничего глупее и вреднее такой загвоздки! – Классная, как на родительском собрании, так разошлась, что Шухлик невольно привстал и представил.

Вот он носит шкуру, какая досталась от рождения. А если бы подражал всем подряд и следил за модой? Пришлось бы вставить кольца в нос и язык. То стричься под жеребка, то бриться наголо. Неделю ходить полосатым, как зебра. Другую – леопардовым. Третью – клетчатым или в горошек. А там уж и удаление хвоста, и удлинение ног… Он вздрогнул, а классная-Чу продолжала запугивать, крича в самое ухо.

– Что может быть хуже мыслей и чувств, взятых напрокат? Куда достойней носить собственное тряпье, чем нарядный, но чужой костюм! Единственный в своём роде чудак вроде балбеса куда интересней умника, напичканного чужими мыслями! – Она или оно – Шухлик уже не понимал – слишком возбудились, будто председатель партии меньшинства на трибуне.

– Откуда столько страсти? – спросил рыжий ослик.

– Любое чувство порой срывается, – вздохнуло Чу. – Но, согласись, когда есть творец Бо, стыдно создавать себе мелких кумиров, истуканов, напоминающих копилки со свиными рылами! Ах, молчу-молчу! Только очень коротко об остальных путях.

Второй ведёт от ненависти и страха к состраданию и любви! Это даже не путь, а узкая тропа, стёжка, – к само-по-стиж-ению, к твоей душе. Если сможешь пройти, то овладеешь собой – телом, мыслями и чувствами. Ну а третий – слияние двух первых. Как говорят, путь к истине… Впрочем, об этом ты уже слыхал на берегах реки Лета, – закончило Чу, успокоилось и притихло.

Зато Шухлик растревожился.

Так не терпелось увидеть Дивана-биби, что он, не мешкая, с помощью Чин переплёл все пути в один прочный канат.