– Призрак великой лощины! – воскликнул он, думая, что кто-то схватил его за воротник, потому что ветка на самом деле походила на пальцы скелета, и Бром мог поклясться, что дерево было живым, одержимым безымянным призраком или демоном, который блуждал у тропы. Бром закричал от ужаса, извиваясь и изворачиваясь, чтобы освободиться от ветки, а затем... увидел самого призрачного демона: Безголового Всадника.

Он был ужаснее, чем Бром когда-либо мог представить. Кошмарнее всего было то, насколько реальным казался этот дух верхом на своём звере. Он выглядел точно так, как описывала легенда, был одет в гессенскую форму и длинный чёрный плащ, который развевался за спиной, пока призрак приближался к юноше. Сердце Брома билось так сильно, что он был уверен, что умрёт от сердечного приступа ещё до того, как обезглавленный гессенский солдат до него доберётся. Наконец Бром смог освободиться от ветки, порвав пальто и упав лицом в лужу крови. Он поднял голову, лёжа на животе, и увидел, как чёрная лошадь встала на дыбы, а затем ударила копытами о землю в считаных сантиметрах от его лица. Бром откатился в сторону с тропинки, вскочил на ноги и побежал так быстро, как только мог, не смея остановиться, чтобы оглянуться. Он бежал и бежал, слыша за спиной безжалостный стук копыт. Только оказавшись дома, Бром понял, что Всадник без головы больше его не преследует.

Глава одиннадцатая

ВЗАИМНОЕ СЕРДЦЕ

Кэт закрыла дневник Катрины и глубоко вдохнула. И снова ей показалось, что она очутилась не в том месте и времени, когда она перестала читать и поняла, что вернулась в свою комнату. В дневнике Катрины были настолько яркие описания, что Кэт чувствовала, что словно сама переносилась туда и те события происходили с ней. Её сердце учащённо билось, и Кэт захотела рассказать Айседоре о том, что прочитала.

Кэт удивилась, что Айседора добавила сердечко в конец сообщения. Она разом почувствовала головокружение и нервозность. Кэт задумалась, стоит ли отправить сердечко в ответ, и сидела, снова и снова прокручивая мысли в голове и удивляясь, почему она колеблется. Кэт вспомнила о том, как Айседора противостояла Блейку и его друзьям, и о том, как впервые за долгое время она чувствовала себя с кем-то комфортно, и решила, что смайлик с сердечком не будет чем-то неуместным. «Ты ведёшь себя глупо, – подумала Кэт. – Айседора отправила сердечко первой». Итак, она сделала глубокий вдох и нажала «отправить».

Ещё какое-то время Кэт просто сидела, глядя на свой телефон. Её живот был полон летучих мышей, о которых жители Сонной Лощины говорили чаще, чем о бабочках. Она размышляла, стоило ли посылать сердечко. Может быть, Айседора даже его не заметила, но Кэт продолжала смотреть на телефон, надеясь, что Айседора ответит. Она даже не была уверена, что хотела увидеть в ответ. Но тут телефон звякнул, и ответ Айседоры наполнил сердце Кэт радостью.

Кэт улыбнулась. Уже очень давно никто не мог сделать её такой счастливой одним-единственным сообщением. Она не наслаждалась обществом другого человека так сильно с тех пор, как они с Блейком были детьми. Живот Кэт скрутило узлом. Всё в её мире менялось, но девушка впервые чувствовала, что может сама управлять своей жизнью. Ей казалось, что она наконец ясно видит Блейка, и не только потому, что Кэт поняла, насколько странными были их отношения, вглянув на них глазами Айседоры на кладбище той ночью. В тот момент Кэт даже не чувствовала себя собой. Ей казалось, что она просто наблюдает за всем со стороны, задаваясь вопросом, кто она такая и почему она позволила ситуации с Блейком зайти так далеко. Их отношения постепенно ухудшались уже долгое время. Кэт была вместе с Блейком слишком давно и уже перестала замечать своё несчастье. Оно стало привычным. Блейк говорил, что ей нравилось быть несчастной, но, читая дневник Катрины, Кэт чувствовала, что постепенно пробуждается от ужасного сна, и понимала, что не так она хотела бы провести свою жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Читать историю Катрины и видеть сходство их судеб было неприятно. На них обеих давили семьи, заставляя выйти замуж за мужчин, в любви к которым они не были уверены, и обеим понадобилось много времени, чтобы найти в себе мужество порвать с мужчинами, которые плохо к ним относились. Кэт уже много раз пыталась порвать с Блейком, но он всегда находил способ убедить Кэт, что это она сама во всём виновата, что она не способна быть счастливой. Что в ней было что-то неправильное. Сегодня Кэт осознала, возможно, впервые в жизни, что это с Блейком было что-то не так, а не с ней. Кэт понимала, что, если её дружба с Айседорой перерастёт в нечто большее, Блейк будет думать, что она порвала с ним ради Айседоры, но это было не так. Кэт сидела и обдумывала всё, что прочла в дневнике Катрины, удивляясь, как это возможно, что у них с Катриной так много общего. Они обе выросли с ожиданием, что выйдут замуж за своих возлюбленных детства, но обнаружили, что переросли эти отношения, и их головы вскружил кто-то не из Сонной Лощины. Внезапно Кэт занервничала ещё больше; ей не терпелось дочитать дневник, чтобы узнать, как на самом деле обстояли дела с Икабодом. Конечно, Кэт знала историю, которую рассказывали в канун Дня Всех Святых, но ей впервые захотелось увидеть всё с точки зрения Катрины. И ей ещё больше, чем раньше, захотелось увидеть Айседору, потому что не только дневник открыл ей глаза на себя саму.

Следующим утром Кэт спустилась на кухню, чтобы приготовить себе кофе. Она не заметила, что в кладовой была Мэдди, и когда та вышла, Кэт вздрогнула, расплескав кофе на стол и на пол.

– Ты сегодня какая-то нервная. Думала, я призрак? – сказала Мэдди со своей обычной озорной улыбкой, помогая Кэт убрать пролитый кофе.

– Прости, Мэдди. О, кстати, ты хорошо провела вечер со своим кавалером? – Кэт вспомнила, как её мать сказала, что Мэдди ушла на свидание с мужчиной в Самые долгие сумерки, и задумалась, что он за человек. Мэдди была неотъемлемой частью их семьи, сколько Кэт себя помнила. Это была пожилая женщина с серебристыми волосами и яркими сверкающими глазами, которые, казалось, всегда улыбались, если только Мэдди не сердилась. Кэт нравилась мысль о том, что у Мэдди появился кто-то особенный. Она овдовела в самом начале брака, и Кэт думала, что Мэдди проведёт остаток жизни в одиночестве. Ей была ненавистна мысль о том, что Мэдди каждый вечер будет возвращаться в пустой дом до конца своих дней.

– На самом деле так и есть. Это был великолепный вечер. – Мэдди просияла и резко раскрыла пакет с мукой. – Но должна сказать, за ужином мы говорили в основном о тебе, – добавила она, высыпая муку на большую деревянную стойку, где они с матерью Кэт готовили выпечку. Снова наступило то время года, когда Мэдди с матерью Кэт уделяли всё своё время подготовке к Балу урожая. Скоро все возможные поверхности на кухне будут уставлены выпечкой, и всё равно женщины будут беспокоиться, что испекли недостаточно. Кэт удивлялась, зачем кому-то тратить вечер на разговоры о ней, особенно на свидании.

– Вы говорили обо мне? Почему?

– Все удивлялись, что ты пропустила церемонию Самых долгих сумерек; в конце концов, ты правящая Катрина, – сказала Мэдди, подмигнув. Они с матерью Катрины обе любили подмигивать. Это была их фишка.