— Ладно вам, мисс Джейн, угомонитесь уже, — сказала кухарка, но тоже приобняла Джейн. Джейн явно была ее любимицей.
Антея расставила чашки с блюдцами и тарелки на столе в детской, и пир начался. Мы все сели за стол и с аппетитом принялись за еду. Моди с Ягненком больше двух минут не могли усидеть на месте: зажав в кулачках пирожные, они ковыляли по комнате и по очереди «кормили» собаку.
— Объеденье, — похвалила я. Я сжевала хрустящую засахаренную фиалку и лизнула молочно-шоколадный крем. — Пирожные просто чудо! У нас таких не бывает.
— А что у вас к чаю подают? — спросил Сирил, уминая здоровенный кусок бисквита.
— Пирожных у нас нет, — сказала Шлёпа. Она отрезала себе кусок еще больше, чем у Сирила, и умяла его в один присест.
— Есть, — сказал Робби. — Я делаю шоколадные хрустики, а когда домой вернемся, может, и бисквит испеку. Уважаю бисквит.
— Так а с чем вы чай-то пьете? — спросил Роберт.
— Мы чай особо не пьем. Если есть хочется — лично я всегда голодная, — можно пожевать чипсов или печенья, а после школы я иногда в «Макдоналдс» захожу и беру бургер с картошкой, — сказала Шлёпа.
Все четверо эдвардианцев озадаченно уставились на нее.
— Вы что, не слышали про «Макдоналдс»? — изумилась Шлёпа. — У вас вообще фастфуда нет, что ли?
— Какого-такого фастфуда ? — спросил Сирил.
— Котлеты с булочкой, и пончики, и пицца, и жареная курица, и картошка фри. Пальчики оближешь, — сказала Шлёпа. — Айда в наше время — сами всё попробуете!
— Ой, вот здорово! — обрадовалась Джейн. — Давайте прямо сейчас пойдем к псаммиаду.
— Но… раз уж мы в прошлом, может, посмотрим, что тут и как? Сходим в ближайший город, поглядим, как люди живут. Представляете, сколько пятерок по истории потом нахватаем! — предложила я.
Все — за исключением Антеи — посмотрели на меня как на чокнутую.
— Какая же ты ботанка, плакать хочется, — сказала Шлёпа.
Я покраснела. Ну вот, выставила себя посмешищем.
— Вовсе ты не ботанка — что бы это ни значило, — сказала Антея. — Мне тоже нравится хорошие оценки получать. Я обожаю историю — и английский, зато вот в алгебре ничего не смыслю, да и на латыни тоже не блещу.
— Ничего себе! Да ты в десять раз головастее меня — у нас в школе нет ни алгебры, ни латыни, — возразила я.
— А я вообще в школе не учусь сейчас, — встряла Шлёпа. — Меня все время отчисляют. Классно.
— Наверно, твои мать с отцом в ярости? — спросил Сирил.
— Да не то слово, — весело сказала Шлёпа.
— Неужто тебе их совсем не жалко? — спросил Роберт.
— Слушай, ну им же меня не жалко. Они просто хотят меня куда-нибудь сбагрить. Мать я почти не вижу, а папа вечно в разъездах, — сказала Шлёпа. — Вы не представляете, каково приходится ребенку в наше время. Вы даже не знаете, как вам повезло.
— Наш папа тоже часто уезжает по делам, а мама много болеет и лечится за границей, но нас из школы ни разу не исключали, — сказал Сирил. — Может, тебе бы стоило дома учиться, как маленькой?
— Я не маленькая. — Шлёпа пихнула его в плечо.
Он в этот момент как раз запивал чаем пирожное:
— Ай! Я чуть не ошпарился! Не лезь!
— А ты не обзывайся. — Шлёпа снова его толкнула.
— Будь ты мальчишкой, я бы тебе показал, — сказал Сирил.
— Давай! Попробуй, — процедила Шлёпа.
— Нельзя драться с девчонками, — сказал Сирил.
— Почему это? — бойко спросила Шлёпа.
— Джентльмены так не поступают, — потупился Сирил.
Шлёпа мерзко захихикала:
— Ну ты и размазня! Девчонки тоже умеют драться. Видал? — И она с размаху врезала ему в грудь.
— Ну все, довольно! Надо тебя проучить, хоть ты и девочка! — не выдержал Сирил.
— Прошу тебя, Сирил, она же нарочно тебя задирает, — вмешалась Антея. — Смотри посуду не побей, ради всего святого!
Сирил поднялся и выставил перед собой кулаки.
— Встань и прими бой как мужчина, — сказал он Шлёпе.
— Нет! Не надо, Шлёпа, не валяй дурака, — я попыталась ее остановить, но она, конечно, меня не послушала.
Она ударила Сирила, а Сирил ударил ее — не ужас как сильно, но все же так, что она пошатнулась. Она ударила в ответ — и вот они уже катаются по полу и мутузят друг дружку.
— Прекрати сию же секунду, Сирил! Она же наша гостья! — воскликнула Антея.
— Кончай, Белка! — поддержал ее Роберт.
— Ей же больно, не могу на это смотреть. — Джейн бросилась оттаскивать брата. В итоге ей тоже досталось — она вскрикнула от боли.
— Джейн, прости, пожалуйста! — Сирил приподнялся и обнял ее.
— Давай, дерись дальше. Пока еще никто не победил, — сказала Шлёпа.
— Бедняжка Джейн! — Антея подбежала к сестре. — Не плачь, милая.
— Не реви ты, Джейн, мне он вон как врезал, но я ж не плачу, — сказала Шлёпа.
— Ну и гордись собой, — бросил Сирил. Он помог Джейн встать. — Прости, Джейн, хотя, сказать по правде, ты сама виновата.
— Так что, я победила? — спросила Шлёпа.
Нам всем было ясно, что Сирил победил бы в этой драке. И самому Сирилу тоже. Но, помешкав, он протянул Шлёпе руку:
— Да, молодец, Шлёпа, ты победила.
— Ура! — Шлёпа пожала ему руку и принялась с важным видом расхаживать по комнате. — Я же тебе говорила, что девчонки умеют драться. Я кого хочешь под орех разделаю.
Мы все вздохнули.
— Чего? — спросила Шлёпа. — Ладно, пошли, народ. Найдем псаммиада и рванем обратно в наше время. Я вам столько всего показать хочу. Погоди, вот увидишь мой «Икс-бокс», Сирил, и ноутбук, и еще телик! Посмотрим спортивный канал. Ты в футболе за кого болеешь?
Всю дорогу до карьера она трещала без умолку — из кожи вон лезла, чтобы произвести впечатление на Сирила, хотя еще пять минут назад собиралась расквасить ему нос.
— Сестра у тебя, с твоего позволения, престранная особа, — сказал Роберт моему Робби.
Робби покрутил пальцем у виска.
— Дурдом отдыхает, согласен. Но она мне не родная, хоть с этим повезло. Моя настоящая сестра — Розалинда. Вот она полный отпад.
Это было так трогательно, что мне захотелось немедленно обнять брата, но я решила его не смущать. Я вечно переживаю, что он считает меня надоедливой занудой, которая все время кипешится из-за ерунды и трясется, как бы чего не случилось.
— Псаммиад? Вы там, милый псаммиад? — позвала Джейн, опустившись на колени в песок.
— А это будет наш псаммиад или их? — спросил Роберт.
— Думаю, тот же самый. Мне кажется, он всего один и может появляться в любом времени, как Доктор Кто[23] примерно, — сказала я.
— Ой, Сирил, так не терпится показать тебе телик — ты просто обалдеешь от «Доктора Кто». Ангелы-статуи — это вообще нечто. От них такая жуть берет, — предвкушала Шлёпа.
— А мне они не нравятся, — сказал Робби. — Мы не смотрим, когда их показывают, — скажи, Розалинда?
— Кто б сомневался! — фыркнула Шлёпа. — Вы оба просто жалкие нюни. Эй, псаммиадик, ты где? Не застрял, случаем, во временно́й дыре, а?
— Уймись! — одернула я ее. А потом подумала: может, не так уж и плохо было бы застрять в прошлом? Здесь никто не возмущается, что я люблю читать и воображать себя героиней любимых книг. Можно даже играть в куклы, и никто не станет над тобой смеяться.
— Вот вы где, милый псаммиад! — обрадовалась Антея, откопав его сердитую сморщенную мордочку. Морщин у псаммиада будто бы не поубавилось, хотя в этом времени он был на сто с лишним лет моложе. — Простите, что вас побеспокоили, но нельзя ли нам отправиться в будущее с нашими новыми друзьями? Нам бы этого ну страсть как хотелось.
— Хотя здесь тоже чудесно, — мечтательно сказала я. — Пожалуй, я бы хотела остаться здесь навсегда.
— Нет, Розалинда! — воскликнула Антея.
Псаммиад выскочил из песка, хлопая большими стоячими ушами. Глаза-стебельки посмотрели мне в лицо, а потом чудище начало раздуваться. Я поверить не могла, что так сглупила, — и ведь повторила Шлёпину дурацкую ошибку!
— Нет! Нет! Я это не всерьез! Это не настоящее желание! — выпалила я, но псаммиад не обращал на меня внимания.
Он все раздувался и раздувался. Вдруг я увидела темный тоннель. Всех, кроме меня, стало засасывать в него, они завертелись в воздухе вверх тормашками. Я кричала, размахивала руками, пыталась схватить Робби с Моди, но в пугающей тьме их было уже не разглядеть. Потом снова стало светло. Я сидела на коленях в карьере — совсем одна.
Глава 8
— Робби? Моди? Шлёпа? — позвала я. Никто не ответил. — Антея? Джейн, Сирил, Роберт? Кто-нибудь, прошу, ответьте! — снова крикнула я.
У песчаного дна карьера с гравием, казалось, не было конца и края. Я поскребла песок — сразу засаднило под ногтями.
— Псаммиад, прошу, это было не настоящее желание, я это не всерьез. Я не хочу на веки вечные застрять в эдвардианской эпохе.