С нижней ветки Покров сорвал налитое розовое яблоко. Откусил его, но тут же выплюнул и разъяренно отшвырнул остаток.

— Не хочу ничего. Все вы ополчились против меня!

И он бросился бежать из сада прочь. Бриони, приподнявшись, крикнула ему вслед:

— Покров, постой, вернись, ты же знаешь, я с тобой!

Но он уже исчез в кустах, что росли рядом с лестницей у южной стены аббатства. В подобных случаях Бриони частенько находила его там.

В голове у Бриони путались все мысли. Когда Покров был малышом, в аббатстве то и дело что-то пропадало, и всякий раз она не могла поверить, что он воришка. А если его застигали на месте преступления, он сквозь слезы давал торжественные обещания, что больше этого не повторится. Однако Покров так и не изменился, но мышка все равно его любила как родная мать. Бриони решительно встала, утерла глаза и стиснула лапы. С сегодняшнего дня она будет доказывать ему, что быть хорошим — значит быть счастливым. Они вместе постараются развеять облака недоверия, постараются добиться, чтобы все рэдволльцы его начали уважать.

Юный хорек вырос высоким и стройным, гибким и мускулистым — весь в отца, которого никогда не знал. Сидя под кустами у южной стены аббатства, Покров ловко жонглировал синим медовым горшком, подбрасывая в воздух и ловя его шестипалой лапой. С хитрой ухмылкой он вылизывал остатки меда. Теперь, когда горшок пуст, можно будет подкинуть его на кухню. Ну уж нет! Монах Банфолд чуть было не вывернул ему ухо, не видать ему за это любимого горшка!

Бриони знала, где искать Покрова, и не спеша направилась к его укрытию. Вдруг кусты, где она ожидала увидеть Покрова, зашевелились. В листве скакал, как мячик, синий горшок. Бриони спрятала голову, затаив дыхание и до боли закусив губу, чтобы не расплакаться.

Прижав горшок к себе, Покров поспешил к пруду. Сейчас во время завтрака там его никто не встретит. Бриони следила за ним со своего наблюдательного пункта. Согнувшись в три погибели, чтобы ее не было видно, Бриони помчалась на противоположный берег пруда и залегла в кустах, не сводя глаз с Покрова.

— Спасибо за медок! — произнес Покров, набрав в горшок воды. — Краденое куда вкусней и слаще. Больше тебя уж никто не увидит. Я последний, кто держит тебя в лапах. Прощай, синий горшочек!

Изо всех сил Покров швырнул горшок далеко в пруд, но в последний момент с замиранием сердца вдруг понял, что слегка переусердствовал. Горшок блеснул в лучах слепящего солнца и плюхнулся в кусты на другой стороне пруда.

Покров поднялся на цыпочки, стараясь разглядеть, куда упал горшок, но безуспешно. Тогда юный хорек расхохотался, пожал плечами и помчался обратно в аббатство: вдруг после завтрака еще что-нибудь осталось поесть.

Дело шло уже к вечеру, когда Тогет обнаружил медовый горшок в мешке с орехами. Банфолд был вне себя от радости, а вот аббатису этот факт заставил призадуматься. С чего бы это вдруг горшок Монаха лежал там пустой и чисто вымытый?

Бриони не могла решиться поговорить с Покровом начистоту. Да и какой смысл? Наверняка он начнет лить слезы и от всего отказываться, и в итоге все, кроме него самого, окажутся виноваты. Зная, как дорог этот горшок Банфолду, она решила тайно вернуть его владельцу.

Белла увидела, как повернулась дверная ручка и в комнату вошла Бриони. Закусив язык в уголке рта, мышь осторожно несла поднос. При ее появлении Белла просияла от удовольствия:

— Моя маленькая умница принесла полуденный чай беспомощной старушке, у которой свои причуды!

Поставив поднос, Бриони поправила на плечах барсучихи старый платок и приоткрыла окно, чтобы вдохнуть глоток свежего летнего воздуха. Налила им обеим чаю и поставила на стол еду. После чего уселась на подлокотнике кресла рядом с Беллой.

Барсучиха отхлебнула чаю, наблюдая поверх маленьких очков за мышкой.

— Итак, моя подруженька, — начала Белла, — что тревожит твое сердечко?

— О, всякая всячина. Белла, а ты всю жизнь была хорошей?

В ответ раздался низкий гортанный смех барсучихи:

— О святые небеса, конечно нет. Порой, как сейчас, я бываю просто несносна. Это ж надо навалить столько повидла и крема на одну лепешку! Стыд, да и только!

Когда же она уничтожила лепешку в два приема, Бриони тоже не удержалась и рассмеялась.

— Я вот что хочу узнать, — продолжала мышь вытирая крем и повидло с губ Беллы, — как ты думаешь, если кто-нибудь постоянно ведет себя несносно и вообще никогда не бывает хорошим, это уже неисправимо?

— Это совсем другое дело, детка. — Белла отхлебнула глоток чаю. — Большинство зверей обычно бывают хорошими и лишь иногда несносны. Другие же, как аббатиса Мериам, всегда хорошие и никогда не бывают плохими. Но есть и такие, которые никогда не бывают хорошими, потому что они не знают, как ими стать, и не желают слушать никаких советов от хороших зверей. Со временем они из несносных превращаются в плохих, и непременно наступает день, когда их поступкам остается одно название — зло.

Бриони отложила в сторону лепешку.

— Я не знаю никого, кто был бы настолько злой, разве что немного несносный. Я думаю, что если бы другие его то и дело не обвиняли во всех смертных грехах, то, может, он бы и исправился. Когда никто в него… эээ… или в нее не верит, то такое существо чувствует себя несчастным и потому становится несносным, вот что я хочу сказать.

Бриони почувствовала на своем плече ласковую барсучью лапу.

— Я думаю, мы обе знаем, о ком ты говоришь, детка. Боюсь, это наша с Мериам вина в том, что мы приютили его в аббатстве.

Мышка разволновалась и принялась поправлять барсучихе платок и взбивать подушки.

— Что ты, Белла, я представления не имею, о ком ты говоришь. А теперь тебе пора немного вздремнуть.

Мышь тихо вышла из комнаты и осторожно закрыла за собой дверь. Заметив, что дверь в лазарет приоткрыта, она заглянула туда, ожидая встретить сестру Иву, заведующую лазаретом и целительницу травами.

В лазарете спиной к Бриони стоял Покров.

— Покров! Что ты тут делаешь? — удивилась она.

Хорек вздрогнул: его застали врасплох. Стаканы и кувшины зашатались и повалились.

— Я… э… ничего, — промямлил он, заикаясь. — Я просто смотрел.

— Сию минуту марш отсюда! — вскипела Бриони, указывая ему на дверь. — Не то мне придется пожаловаться на тебя аббатисе.

— Я ничего здесь не взял, честно! — оправдывался хорек, проходя мимо Бриони.

На какое-то время материнскую любовь Бриони затмила ненависть.

— Ха! Так же как не брал синего горшка, да? Представляю, какие у тебя были глаза, когда его нашли. Будь на то твоя воля, валялся бы он сейчас на дне пруда.

Хорек буравил Бриони огненным взглядом:

— Ну давай! Давай вали на меня все подряд, как все остальные. Я нашел горшок у южной стены, но спросишь, почему я не вернул его, да? Так бы мне кто и поверил! Лишний раз ты услышала бы: «Что тебе говорили, это был Покров!» Вернуть я его боялся, вот и закинул в пруд.

Слегка оттаяв, Бриони взяла хорька за шестипалую лапу.

— Я принесла горшок обратно, — примиренчески стала рассуждать мышь, — но это следовало бы сделать тебе, тогда бы ты доказал всем остальным, что ты не вор. Понимаешь, я хотела сделать как лучше.

— Ты шпионила за мной! — Покров силой вырвал лапу. — И сейчас опять шпионишь. Ненавижу тебя!

Он ринулся по лестнице вниз, а Бриони оторопело уставилась ему вслед, глаза ее наполнились горькими слезами.

Вечером того же дня по приглашению аббатисы Шкипер и Рыжуха привели свой боевой отряд на званый ужин, который, как всегда, удался на славу. Одуванчиковое вино было нарасхват, особенно среди малышей, которых приводили в восторг шипящие во рту пузырьки.

Белкозаяц Джод уничтожал здоровенный многослойный пирог под восхищенными взглядами кротов. Смахнув крошки со рта, Джод стал выделывать кренделя вокруг столов, бренча в такт тетивой лука. Зал сотрясался от смеха и аплодисментов. В этот момент за рукав аббатису потянул крот:

— Пошли, ежихе на кухне… как это… приплохело.

Мериам поднялась и проплыла на кухню, а вслед за ней и Бриони.

— Мирте плохо? — расспрашивала она по пути крота. — Что с ней приключилось, Фигул?

Фигул в растерянности развел рабочими когтями:

— Понятия не имею. Сперва у нее это… живот заболел, потом она стала задыхаться, а потом так страшно застонала, что мне жуть как стало ее жалко!

Монах на их вопросительные взгляды лишь беспомощно развел лапами. Дрожа и скрючившись, Мирта лежала на полу. В кухне собралась целая толпа. Мериам, стоя перед больной на коленях, отдавала распоряжения:

— Шкипер и Джод, очистите этот стол и положите ее туда, только осторожно. Мирта, как ты, голубушка?

Старая ежиха была бледна как смерть, губы ее позеленели.