Он хотел пойти в три стороны сразу, догадалась Чармейн. Бросив все силы на то, чтобы голос звучал дружелюбно, она проговорила:
– Ну и как же получить сытный ужин?
– Я колотил по двери кладовой, пока на столе не оказалось достаточно провизии, – рассказал Питер. – Потом сложил все в котелок и повесил вариться.
Чармейн посмотрела на котелок.
– Что «все»?
– Печенку и бекон, – ответил Питер. – Капусту. Несколько репок, полтушки крольчатины. Луковицу, две свиные отбивные, порей. Ничего сложного, честное слово.
Бе-е, подумала Чармейн. Чтобы не ляпнуть какую-нибудь ужасную грубость, она повернулась и направилась в гостиную.
Питер крикнул ей вслед:
– Не хочешь ли узнать, как я получил обратно вазу с цветами?
– Сел на столик, – ледяным тоном ответила Чармейн и пошла читать «Волшебный посох о двенадцати ветвях».
Но ничего не получилось. Чармейн то и дело поднимала голову и смотрела на вазу с гортензиями, а потом на столик на колесах, и думала – вдруг Питер и правда сел на столик и исчез вместе с Послеобеденным чаем? Потом она думала, как он вернулся. И каждый раз, когда она смотрела на цветы, она понимала, что решение быть доброй к Питеру совершенно ни к чему не привело. Она боролась с собой почти час, а потом вернулась в кухню.
– Прости меня, пожалуйста, – сказала она. – Ну и как ты вернул цветы?
Питер тыкал варево в котелке ложкой.
– По-моему, еще не готово, – сказал он. – Ложка отскакивает.
– Ой, перестань, – сказала Чармейн. – Я же с тобой вежливо!..
– Расскажу за ужином, – пообещал Питер.
Он сдержал обещание – отчего было впору взбеситься. И не произносил ни слова целый час, пока содержимое котелка не было распределено по двум мискам. Делить пищу было непросто, потому что Питер сложил все в котелок, не позаботившись почистить и порезать. Ломать кочан капусты пришлось двумя ложками. О том, что еду полагается солить, Питер тоже не вспомнил. Все – и белесый разбухший бекон, и кусок крольчатины, и целая репа, и разлохмаченная луковица – плавало в водянистом полупрозрачном отваре. Блюдо получилось, мягко говоря, кошмарным. Чармейн очень старалась быть доброй и не сказала этого вслух.
Хорошо было только то, что еда понравилась Потеряшке. Это выражалось в том, что она вылакала весь водянистый отвар, а потом старательно выбрала все затерявшиеся в капусте кусочки мяса. Чармейн поступила примерно так же, стараясь не ежиться. Она была рада, что можно отвлечься от еды и слушать то, что хотел рассказать ей Питер.
– Известно ли тебе… – начал он – на взгляд Чармейн, несколько выспренно. Но ей было ясно, что он тщательно выстроил все в голове как готовый рассказ и вознамерился изложить его именно в том виде, в каком выстроил. – Известно ли тебе, что, когда предметы исчезают со столика на колесах, они отправляются в прошлое?
– Что ж, думаю, из прошлого получается отличная свалка, – сказала Чармейн. – Если ты уверен, что это действительно прошлое и мусор не объявится снова весь в плесени…
– Ты собираешься слушать или нет? – рассердился Питер.
Надо быть доброй, сказала себе Чармейн. Она съела еще кусочек мерзкой капусты и кивнула.
– А какие части этого дома находятся в прошлом? – продолжал Питер. – На столик я, представь себе, не садился. Просто прошелся по дому со списком нужных проходов и поворотов и обнаружил – честно говоря, случайно. Наверное, пару раз свернул не туда.
Ничего удивительного, подумала Чармейн.
– В общем, я попал в такое место, – сказал Питер, – где было несколько сотен кобольдских дам, и все они мыли чайники и раскладывали по подносам снедь для завтраков, чаев и всего прочего. Я их немного испугался, потому что ты разозлила их из-за гортензий, но постарался держаться учтиво – когда проходил мимо, улыбался, кивал и все прочее. И очень удивился, когда они все стали улыбаться и кивать в ответ и говорили мне «доброе утро», как будто ничего не было. Вот я и шел мимо них, улыбался и кивал и попал в комнату, где никогда не был. Как только я открыл дверь, мне сразу бросилась в глаза эта ваза с цветами на краю длинного-длинного стола. А потом уже я увидел чародея Норланда, который сидел за этим столом…
– Ой, мамочка! – воскликнула Чармейн.
– Меня это тоже удивило, – признался Питер. – Честно говоря, я так и застыл, разинув рот. Выглядел он вполне здоровым – ну, сама понимаешь, весь такой крепкий и розовый, и волос у него было гораздо больше, чем мне запомнилось, – и вовсю чертил карту, которая была в чемодане. Он разложил ее по всему столу, а сделал только четверть. Наверное, тогда я и догадался, что это прошлое. В общем, он поднял голову и сказал – очень вежливо: «Будьте так добры, закройте дверь, очень сквозит». Не успел я ответить, как он посмотрел на меня и спросил: «А вы кто такой?»
Я сказал: «Я Питер Регис».
Он сразу нахмурился. И говорит: «Регис… Регис? Вероятно, вы в каком-то родстве с Монтальбинской Ведьмой?»
«Она моя мать», – говорю.
А он и отвечает:
«Мне казалось, у нее нет детей».
«Только я, – говорю. – Мой отец погиб в лавине в Трансмонтане, сразу после моего рождения».
Тут он опять нахмурился и говорит: «Эта лавина сошла всего месяц назад, молодой человек. Рассказывают, будто ее устроил лаббок, а что погибло много народу – это уж наверняка; или мы говорим о той лавине, которая была сорок лет назад?»
И он посмотрел на меня очень сурово и недоверчиво. Я не знал, как убедить его поверить мне. И говорю: «Честное слово, это правда. Наверное, часть вашего дома находится в прошлом. Та, куда исчезают Послеобеденные чаи. А эту вазу – вот вам доказательство – мы позавчера поставили на столик на колесах, и она вернулась сюда, к вам».
Он посмотрел на вазу, но ничего не сказал. «Я пришел сюда, к вам в дом, потому что моя мать устроила так, чтобы я стал вашим учеником».
Он сказал: «Неужели? В таком случае я решил сделать ей очень серьезное одолжение. Мне не кажется, что вы обладаете сколько-нибудь заметным талантом».
«Я умею колдовать, – сказал я, – но, если моя мать чего-то хочет, она все может устроить».
Он и говорит: «Так и есть. У нее чрезвычайно сильный характер. Что я сказал, когда вы прибыли?»
«Ничего, – отвечаю. – Вас не было дома. За вашим домом присматривала одна девочка по имени Чармейн Бейкер… то есть она должна была присматривать, но отправилась к королю помогать ему и познакомилась там с огненным демоном…»
Тут он меня перебил – вроде как даже потрясенно: «Как это – с огненным демоном? Молодой человек, они крайне опасные существа. Вы хотите сказать, что в Верхней Норландии вскоре появится Болотная Ведьма?!»
«Нет-нет, – говорю. – Один придворный маг из Ингарии расправился с Болотной Ведьмой года три назад. Чармейн сказала, что этот демон имеет какое-то отношение к королю. Думаю, с вашей точки зрения, Чармейн только что родилась, но она сказала, что вы заболели и что эльфы забрали вас лечить и ее тетушка Семпрония распорядилась так, чтобы Чармейн присматривала за хозяйством, пока вас не будет».
Это его очень расстроило. Он откинулся в кресле и поморгал.
«У меня есть внучатая племянница Семпрония, – сказал он – медленно так сказал, как будто обдумывал каждое слово. – Такое вполне может быть. Семпрония, кажется, вышла замуж в очень приличную семью»…
«Это точно! – говорю. – Видели бы вы маму Чармейн. Она такая приличная, что не разрешает Чармейн ничего делать».
Вот спасибо, Питер, подумала Чармейн. Теперь дедушка Вильям будет считать, что я совершенно пустое место.
– Но про тебя ему было неинтересно, – продолжал Питер. – Он хотел знать, отчего он заболел, а я не мог ему сказать. А ты знаешь? – спросил он Чармейн. Чармейн мотнула головой, и Питер пожал плечами. – Тогда он вздохнул и сказал, что это, наверное, неважно, потому что болезни все равно не избежать. А потом воскликнул – жалобно и растерянно: «У меня же нет знакомых эльфов!»
Я говорю: «Чармейн сказала, что эльфов послал король».
«Ах, – говорит он, и видно, что ему полегчало. – Конечно, так и есть! В жилах королевской семьи течет эльфийская кровь, несколько их родственников заключали браки с эльфами, а эльфы, насколько мне известно, чтут семейные узы. – Тут он посмотрел на меня и сказал: – Теперь в вашей истории концы с концами сходятся».
Я сказал: «Еще бы. Это же правда. Но чего я не понимаю – это как вам удалось настолько разозлить кобольдов».
«Уверяю вас, я их не злил, – удивился он. – Кобольды – мои друзья вот уже много лет. Они делают для меня много полезного. Разозлить кобольда для меня – все равно что разозлить моего друга короля».
Он так огорчился, что я решил сменить тему. И говорю: «Можно вас спросить насчет дома? Вы его построили или нашли случайно?»
«Конечно случайно, – говорит он. – То есть я купил его, когда был молодым чародеем и только пробивал себе дорогу в жизни, потому что мне показалось, что он маленький и дешевый. Тогда я и обнаружил, что это дом с характером, целый лабиринт. Должен признаться, это было восхитительное открытие. Похоже, когда-то дом принадлежал чародею Меликоту, тому самому, который сделал так, чтобы крыша Королевской резиденции казалась золотой. Я всегда надеялся, что где-то в доме спрятано настоящее золото, которое тогда хранилось в Королевской сокровищнице. Король, знаете ли, ищет его уже много лет».