Воттак рассказал ему свою с Бобом историю, стараясь говорить покороче и выбирать слова попроще, чтобы каменный человек все понял. Дослушав рассказ до конца, Габбро подпрыгнул, отчего наши друзья едва не свалились с камня.
— Ну так дело же ясней речной гальки! — воскликнул великан. — Вы все явно слабее меня, и раз уж я решил помогать слабым, проще всего начать с вас. Ведите меня скорее в этот самый Маджистан! Я вашего Мустафу в порошок сотру и по ветру развею!
Прежде чем Воттак успел что-то на это ответить, прилетела Храпуша с сообщением, что действительно с вершины хорошо виден Изумрудный город и что до него не больше нескольких часов пути.
— Ну, раз так, я полагаю, что пришла пора нам разделиться, — сказал Воттак, быстро обдумав положение. — Боб, Храпуша и я поспешим в Изумрудный город и обратимся за помощью к Озме, Дороти и Волшебнику. А Трусливый Лев пусть идёт в Маджистан. Кольцо не почернеет и Мустафа ни о чём не догадается, но, прежде чем Лев туда доберётся, мы подоспеем с помощью.
— А я пойду со Львом, — объявил Габбро. — Я охотнее помогу ему, чем кому другому.
— Ура! — воскликнул Боб, и таким образом все было решено.
Воттак уселся на спину Льву, и тот спрыгнул со скалы. Потом Храпуша слетела вместе с Бобом. Клоун развязал узлы на верёвке, соединяющей его со Львом, и немедленно посинел, как и Боб, но стоило Льву сделать несколько шагов по направлению к югу, как мальчик с Воттаком снова приобрели нормальный цвет. Воттак снова почувствовал себя свободным и на радостях шесть раз перекувырнулся, постоял на голове и прошёл несколько шагов на руках под радостные крики Боба и Храпуши.
— Великие горы! — вскричал Габбро. — Это что, теперь у людей принято так передвигаться? В каменном веке люди никогда не ходили на руках Я, конечно, могу попробовать, но предупреждаю, что вряд ли у меня получится.
— Ой, пожалуйста, не надо пробовать! — испугался Воттак.
Храпуша поспешила объяснить каменному человеку, что большинство людей по-прежнему предпочитают ходить по старинке, головой вверх, передвигая ноги одну за другой.
— Ну, пошагали, пещерный житель! — сказал Трусливый Лев. — Маджистан находится в точности на юго-востоке. Вперёд! Мы их всех там завоюем, они ахнуть не успеют.
— Вам не придётся никого завоёвывать, — сказал Воттак, на прощание крепко обнимая своего гривастого друга. — Волшебник наверняка придумает что-нибудь получше, если он действительно так умён, как все говорят.
Габбро нетерпеливо ждал, пока Трусливый Лев прощался с Бобом и Храпушей. Ему не терпелось отправиться в путь, и это можно понять, если вспомнить, что он простоял на месте несколько столетий. Когда Трусливый Лев наконец объявил, что готов идти, великан радостно зашагал громадными ножищами. При каждом его шаге земля сотрясалась, и бедного Льва обдавало клубами пыли.
— До свидания! — в последний раз крикнул Боб, когда Лев с великаном свернули на узкую каменистую тропинку и скрылись за горным выступом.
— До свидания! — отозвался Трусливый Лев и махнул на прощание хвостом.
С того утреннего часа, когда наши путешественники улетели на гуселёте с вострова Не, успело произойти столько драматических событий, что Воттак совершенно потерял счёт времени. Но сейчас, когда он сделал несколько шагов в гору, у него потемнело в глазах, и он беспомощно опустился на камень. Боб был бледен и шатался от усталости, а Храпуша ежеминутно закрывала глаза и громко всхрапывала. А путь предстоял нелёгкий — надо было сначала подняться до перевала, а потом спуститься по противоположному склону горы.
— Великий гиппопотам! — воскликнул Воттак, взглянув на солнце. — Ведь сейчас никак не меньше пяти часов, а мы с утра ничего не ели. Бобби, как насчёт тех крутых яиц с «Услады путника»? Ты их не потерял?
Боб поспешно сунул руку за пазуху и с торжествующей улыбкой вытащил яйца, собранные в гнезде на волшебном дереве. Яйца чуть-чуть пострадали в выпавших путникам передрягах, скорлупа потрескалась, но на их замечательном вкусе это не отразилось. Проголодавшиеся путники с аппетитом поели, запили обед водичкой из небольшого горного родника и почувствовали себя значительно лучше. Теперь они были готовы отправиться в дорогу. Каменистая тропа, извиваясь, вела к перевалу.
— Надеюсь, с Трусливым Львом ничего не случится, — сказал Боб после нескольких минут молчания. — Я его очень люблю.
— И я тоже его люблю! — отозвалась Храпуша, которая летела чуть впереди. — Мне, конечно, будет очень хорошо в Америке, и я обязательно там разбогатею, но по Льву я ужасно буду скучать. Просто ужасно! Но в Америку все равно уеду, потому что не смогу расстаться с ним! — Она показала глазами на Воттака. — Уж очень он красивый!
Клоун подавил невольный вздох. С некоторых пор его уже не так сильно тянуло на родину. Прежняя жизнь в цирке стала казаться ему пресной и скучноватой по сравнению с полной приключений жизнью в Стране Оз. Но эти мысли он гнал от себя.
— Если все выйдет как задумано, мы будем дома уже завтра, — сказал он, бросив исподтишка испытующий взгляд на Боба. При слове «дома» мальчик слегка вздрогнул. Ведь для него домом был унылый приют, где сироток нехотя воспитывали чужие люди, скупые на ласку и щедрые на поучения. В глубине души он надеялся, что Волшебник не сможет вернуть их домой. А Воттак задумался о том, позволит ли приютское начальство усыновить мальчика ему, клоуну, несерьёзному человеку без солидного состояния и собственного дома. В конце концов он постановил, что все равно заберёт Боба к себе, даже и без позволения. Самому Бобу он решил пока об этом не говорить.
До самого перевала они шли в молчании, а потом Воттак, который неспособен был долго грустить, запел песенку, которая сразу заставила Боба забыть о сиротском приюте:
Я пришёл домой с работы, весь усталый, чуть живой.
А в дому моем на славу порезвился домовой:
Чисто вымыта посуда, подметён до блеска пол,
И котлет румяных блюдо украшает шаткий стол.
Поклонился я ему,
Бедолаге моему.
Он не злой и не коварный, а совсем наоборот!
Одного я не пойму:
Отчего и почему
От Аляски до Небраски убеждён честной народ,
Будто ходят домовые только пятками вперёд?
Отвечает мне анчутка, низко голову склоня:
Очень много разных баек сочинили про меня.
В основном в них все правдиво, лишь в одном не прав народ:
Очень редко домовые ходят пятками вперёд!
— Кстати об усталости, — усмехнулась Храпуша, покачиваясь на тонкой ветке небольшого деревца, — думаю, нам придётся заночевать вон в том лесочке внизу. По ночам небезопасно путешествовать, мы не львы. А к тому времени, как мы спустимся, будет уже темно.
— Что же, — улыбнулся клоун, — нам с Бобом не впервой ночевать в лесу. А с тобой мы и подавно ничего не боимся, ты своим храпом всех диких зверей распугаешь.
— Вот именно. Видишь, какая я полезная и незаменимая! — И довольная птица, поправив клюв, полетела вперёд.
Неровная каменистая тропа круто шла вниз, Боб и Воттак то и дело поскальзывались и спотыкались, но через час благополучно спустились в долину. Когда они вошли в лес, уже совсем стемнело. В верхушках деревьев шуршал ветерок, и Бобу показалось, что деревья ласково приветствуют входящих.
Усталые путники остановились под развесистым клёном. Храпуша немедленно прислонилась к стволу и захрапела. По своему обыкновению она каждые три минуты просыпалась, топала лапой и снова засыпала. Воттак принялся собирать ветки и листья для постелей. Он постелил Бобу для тепла и мягкости свою львиную шкуру, и мальчик, удобно вытянувшись, стал смотреть в небо. Прямо над ним весело мерцала вечерняя звёздочка. Боб подумал, что засыпать в лесу, любуясь звездой, гораздо приятнее, чем ворочаться в узкой койке в приютской спальне. Листья нежно шелестели, и даже Храпушин храп казался Бобу милым и приятным.
— Боб, — сказал Воттак, укладываясь на соседней куче листьев, — это какой-то очень дружелюбный лес. Он не похож на другие.
Боб кивнул, а листья зашелестели громче, словно в ответ на слова Воттака. В ту же минуту в каждом стволе открылось небольшое дупло, и каждое дерево, протянув ветку, достало оттуда по небольшой скрипочке. Не успели Боб и Воттак прийти в себя от удивления, зазвучала нежная музыка, и такой прелестной мелодии никто из них никогда не слышал раньше. Звуки музыки то усиливались, то затихали. Деревья, склоняя верхушки к невидимым нотам, водили смычками по струнам. Никакой человеческий оркестр не мог бы играть нежнее и слаженнее.