— Мальчик, мальчик, как тебя зовут?
— Витя. А тебя как?
— Женя. Давай играть в салки?
— Не могу. Я хромой.
И Женя увидела его ногу в уродливом башмаке на очень толстой подошве.
— Как жалко! — сказала Женя. — Ты мне очень понравился, и я бы с большим удовольствием побегала с тобой.
— Ты мне тоже очень нравишься, и я бы тоже с большим удовольствием побегал с тобой, но, к сожалению, это невозможно. Ничего не поделаешь. Это на всю жизнь.
— Ах, какие пустяки ты говоришь, мальчик! — воскликнула Женя и вынула из кармана свой заветный цветик-семицветик. — Гляди!
С этими словами девочка бережно оторвала последний, голубой лепесток, на минутку прижала его к глазам, затем разжала пальцы и запела тонким голоском, дрожащим от счастья:
Лети, лети, лепесток,
Через запад на восток,
Через север, через юг,
Возвращайся, сделав круг.
Лишь коснёшься ты земли —
Быть по-моему вели.
Вели, чтобы Витя был здоров!
И в ту же минуту мальчик вскочил со скамьи, стал играть с Женей в салки и бегал так хорошо, что девочка не могла его догнать, как ни старалась.
Ольга Романченко
Витя в стране Лодырантии
То ли под Рязанью, то ли под Казанью, то ли в самой столице — Москве живёт пионер Витя. Этот самый Витя ещё недавно был первым лодырем на свете.
Поехал Витя первый раз в жизни в пионерский лагерь. Неделю лодырничал, другую, третья наступила. Все ребята что-то мастерят, по кухне да по столовой дежурят, а Витя в тени сидит, прохлаждается. И чем дольше сидит, тем ему скучнее становится.
Вот и в то утро, когда с ним необыкновенная история приключилась, сидел Витя под деревом, глядел по сторонам.
Вдруг неведомая сила приподняла Витю и поставила на ноги. Он почувствовал, что теперь мчится изо всех сил, всё быстрее и быстрее — ноги сами несут его и он не может остановиться.
Ноги сами собой свернули в одну сторону, в другую. Затрещали кусты, ветки хлестнули Витю по лицу, расцарапали не прикрытые майкой плечи. Ноги вынесли Витю на большую поляну и остановились.
Такой поляны Витя сроду не видывал. Трава на ней росла синяя, лиловая, красная, и вся узорами, как на ковре. А посреди этого ковра стоял удивительный человечек.
Было похоже, что кто-то взял мешок, вырезал в нём дыру для головы, две дыры для рук и сунул туда толстого мальчишку. Потом взял два кожаных лаптя без шнурков, без пуговиц и — впихнул в эти лапти мальчишкины ноги.
И вот теперь мальчишка стоял посреди поляны и таращился на Витю. Волосы у мальчишки росли как попало, щёки были круглые, пухлые: ни дать ни взять — две подушки!
Витя нагнул голову, долго разглядывал свои тапочки, потом спросил с угрозой:
— Ты чего?
Но мальчишка широко улыбнулся, пропищал тоненько:
— Здравствуй, мальчик! Как поживаешь? Меня зовут Вялик, давай дружить.
Витя покосился на него и ничего не ответил. Мальчишка пропищал снова:
— А тебя как зовут? Хочешь шоколадку?
— Где она у тебя? Покажи, — сказал Витя. Вялик поднял руку, и Витя вправду увидел на его пухлой розовой ладони настоящую, в яркой обёртке шоколадку. Обёртка слетела, и шоколадка оказалась в руках у Вити.
— Ладно, я догадался, — сказал Витя. — Ты из соседнего лагеря. Вы небось к костру готовитесь, ты и вырядился…
— Из ла-ге-ря? — удивлённо переспросил Вялик. — У нас тут никакой не лагерь, а страна. Лодырантия. Волшебная.
— Ладно, ладно, — нахмурился Витя, — ты меня не разыгрывай. Думаешь, если шоколадку дал…
Но Витя не договорил. Потому что увидел дерево… Вообще это была бы самая обыкновенная рябина, если бы не игрушки. Как висят где-нибудь в саду яблоки или груши, так с веток дерева свисали заводные автомашины и мотоциклы, куклы, шахматные доски, разные коробки с играми. А за рябиной стоял клён, увешанный тортами, конфетами и мороженым — в стаканчиках, на палочках, в серебряных обёртках.
— Ты чего испугался? Сорви, пожалуйста. Сколько хочешь, — сказал Вялик равнодушно и вздохнул. Он вообще то и дело вздыхал и говорил с трудом, медленно, будто подолгу припоминал каждое слово.
Витя подошёл к клёну и сорвал мороженое, потом ещё одно. Подумал и сорвал самую большую шоколадку, за ней — несколько ирисок. И тут же заметил, что на месте сорванных конфет и мороженого сразу выросли новые, точно такие же.
Витя попятился от дерева и рассыпал ириски.
— Ешь, не бойся, — вздохнул Вялик.
Но Витя отошёл ещё дальше и со страхом огляделся.
— Вот видишь, — укорил его Вялик, — я ж тебе сказал… У нас тут волшебная страна. Лодырантия. У нас любые желания исполняются.
— А у меня тоже любое желание исполнится? — осторожно спросил Витя.
— Обязательно исполнится, — важно пообещал Вялик.
Тогда Витя успокоился. Значит, он в любую минуту — стоит только захотеть — снова окажется в своём лагере.
Витя подошёл к дереву с игрушками и сорвал себе модель подводной лодки, заводной самолёт, настольный футбол. Он хотел сорвать шахматы, домино, беговые коньки, но тут Вялик остановил его:
— Охота тебе столько тащить! Просто я захочу, и всё это будет у нас дома.
Вялик говорил «захочу — и будет» так же, как другие говорят «возьму да сделаю».
Витя сложил игрушки под деревом и весело побежал по светлой песчаной дорожке к высоким разноцветным домам. Неповоротливый Вялик пыхтел и топал вслед за ним.
Голубая речка пересекла дорогу.
— Хочешь лодку? — отдуваясь спросил Вялик.
Конечно, Витя хотел, но не успел он даже сказать об этом, а красная лодочка уже выплыла из-за поворота. Тонкие вёсла плавно гребли. Мальчики прыгнули в лодку.
— Ох, до чего я грести люблю! — обрадовался Витя.
Но вёсла вырвались из Витиных рук и снова плавно поднимались и опускались, направляя лодку на середину реки.
Ну и удивительно же было в этой стране Лодырантии! По берегам реки бегали львы и тигры и мурлыкали ласково, точно домашние кошки. Мимо проплывали дома золотые, серебряные, стеклянные, из конфет, из кубиков. А вдали Витя увидел диковинную гору. К верхушке горы была приделана самоварная труба, и из трубы шёл дым.
— Что это? — спросил Витя.
— Вулкан называется. Гора такая. Она внутри вся раскалённая…
— Это я знаю, мне папа читал, — сказал Витя. — Я думал, эти горы где-то очень далеко бывают.
— Она и была далеко, — ответил Вялик. — Но один мальчик захотел — и она к нам переехала. А маленькая девочка смотрела, смотрела и говорит: «Прямо из горы дым идёт? Так не бывает! Трубу надо». Труба сразу и приделалась.
Лодка причалила. Вялик тяжело вывалился из неё и повёл Витю к высокому стеклянному дому.
— Кнопку в лифте, чур, я буду нажимать, — торопливо сказал Витя.
Но вместо лифта к их ногам опустился мягкий бархатный диванчик. Они уселись, и диванчик взлетел вверх.
— А где твои папа с мамой? — спросил Витя, оглядывая совсем пустую большую комнату.
— На что они мне? — усмехнулся Вялик. — Только и знай будут говорить: того не надо, этого не смей. У нас всё само делается — к чему мне папа с мамой?
Вите стало страшно даже говорить об этом. Он спросил:
— А фотоаппарат у тебя есть?
И в ту же минуту перед мальчиками на трёх ногах запрыгал настоящий фотоаппарат, точь-в-точь такой, какой мама обещала купить Вите, если он будет хорошо учиться в пятом классе.
— Поучи меня снимать, — попросил Витя Вялика.
Но аппарат уставился на мальчиков круглым глазом и бойко защёлкал затвором. Потом штатив браво, как солдат, повернулся к окну, пристукнув металлической ногой. Он наклонялся в одну, в другую сторону, поднимался выше, опускался ниже и щёлкал, щёлкал без конца. Наконец штатив, будто от усталости, подогнулся в металлических коленях и прилёг на пол. Через несколько минут на окне появилась пачка снимков, но Витя даже не стал их разглядывать. Ведь готовые снимки можно получить в любой фотографии.
А Вите так хотелось хоть разочек щёлкнуть самому!..
— Эх, — сказал Витя, — в волейбол бы сыграть, что ли!
— Пожалуйста, — вежливо согласился Вялик. — У нас волейбол всегда играется.
В самом деле, за прозрачной стеной дома, внизу, шла игра в волейбол. Но что это была за игра! Круглый плотный мяч сам по себе вертелся, прыгал через сетку, озорно уходил на аут. Одна половина площадки была белая, другая коричневая. Чёрный репродуктор деловито сообщал: «Три — два в пользу коричневых! Четыре — два в пользу коричневых!» А вокруг площадки толпились унылые, похожие на Вялика, мальчишки и девчонки и равнодушно смотрели на игру.
— Ну и страна, — сказал Витя со вздохом, он тоже почему-то стал часто вздыхать. — Про неё хоть в учебниках-то написано?