Чтобы скорее попасть туда, оставалось пройти через Скупицы, через пущи Столесья, а там и граница.

Рано утром окрылённые надеждой друзья двинулись в путь. На оставшиеся деньги они накупили запасов, которых им должно было хватить до постоялого двора Завтрака. Там они намеревались отдохнуть и подождать, пока появится король Цинамон с войском. Но в Скупицах их обступила толпа сорванцов.

дразнили они Мышибрата и бежали следом визгливой надоедливой стаей.

— Брысь! Камнем его! Сломайте ему ходули!

Засвистели камни.

Виолинка огрела ближайшего мальчишку палкой по уху, да так, что тот присел. Но остальных это не устрашило. Когда петух грозно прикрикнул на них, — поднялась суматоха, из хат сбежались крестьяне.

— Я узнаю их, — вопил Грошик, сняв с губ замок, — это приятсли тех негодяев, которые каждый год обворовывают нас!

— На дерево их! — заревела толпа.

Увидев верёвочную петлю, Мышибрат стал улепётывать, звери поспешили за ним.

Скряги упорно гнались за друзьями, размахивая палками. Только попав в лес, звери могли замедлить бег и отереть пот с мордочек.

— Я бы расправился с этим сбродом, если б не боялся за Виолинку, — сопел Мышибрат.

— За меня не беспокойся, я бы им устроила такую баню, что они помнили бы меня до самой смерти, — грозила королевна.

— Тихо, тихо, — умолял петух, прижимая крыло к тяжело бьющемуся сердцу.

— Боже мой, — крикнула Хитраска, — они оборвали у меня котомку! Пропали наши запасы…

— Хорош сюрприз, — простонал петух.

— А у этого сюрпризы в голове, тёмная птица, — обрушилась на петуха Виолинка.

— Я говорю «хорош сюрприз» в другом значении, — проворчал Пыпец, — в смысле «неприятность» — вот и всё…

— Тогда говори яснее!

— Не злись!

— Тихо! — крикнул капрал, прислушиваясь; ему показалось, что к ним приближается повторяемое деревьями громыхание какой-то повозки. В этих лесах трудно было надеяться на приятную встречу.

— В довершение ко всему, кажется, цыган, — а? — покрутила носом Хитраска.

— Были цветочки, а теперь — ягодки, — мяукнул Мышибрат.

— А у этого ягодки на уме! Я и без того есть хочу, как собака!

— Скажи, — обратился кот к капралу, — что она ко мне прицепилась?

— Постыдитесь, перестаньте ссориться!

— Хитраска! Виолинку за руку и скорей на опушку. Я пойду впереди, а Мышибрат — в арьергарде! Слышите, как забеспокоились птицы, — будьте начеку!

— Боже мой! Такая утрата, что мы будем теперь есть?

— Чего ты ноешь? Какая там утрата! Виолинку мы не потеряли, у меня целы рожок и яйцо. И Мышибрат с нами.

— Действительно, друзья, когда я в вашей компании, мне ничего не нужно больше, чтобы чувствовать себя счастливым. Хоть мы иногда и ссоримся, но я бы душу за вас отдал, — мурлыкнул кот, ступая по мягкому мху.

Сделав несколько шагов, друзья увидели на придорожном камне маленького мальчика в красном беретике; он горько плакал.

— Что с тобой случилось, малыш? — спросила Виолинка, привстав на цыпочки и расправив внушительным жестом бородку.

— Страшное несчастье, — зарыдал мальчуган, — страшное несчастье!

— А кто ты такой?

— Я Красная Шапочка, и час тому назад волк проглотил мою бабушку. Спит этот волк неподалёку отсюда, и, если у вас есть перочинный нож, мы распорем ему брюхо, бабушка выйдет оттуда — и будет в порядке. Пойдёмте скорее!

— Пыпец, Мышибрат, нужно спасти бабушку!

— Я кое-что слышал об этой истории. Хотя никогда не думал, что мы столкнёмся с этим делом вплотную. Но послушайте! Ведь Красная Шапочка была маленькой девочкой!

— Девочкой? — удивился малыш. — А мне папа говорил, что это был мальчик.

— А где твой папа? Ты можешь его позвать? Он, наверное, не побоится этого волка?

— Мой папа ничего не боится!

— Не может быть, — притворно удивилась Хитраска.

— Он расправляется с самыми страшными зверями… Эх, если бы вы видели его блох! — начал горячиться мальчонка.

— А может быть, мы всё-таки его знаем? — расспрашивала Хитраска.

— Откуда же? — прошептал мальчик, опустив глаза и покраснев.

— Слушай-ка, твой папа — такой маленький человечек, с головой, гладкой как яйцо?

— Ну что вы? Косая сажень в плечах, борода и усы по пояс!

— Бежим, братья, это цыган Нагнёток!

— Держи их, Кляпон, каналья, лоботряс, бездельник, — заорал цыган, выбегая из орешника, — он лежал там, укрывшись под зонтиком папоротника.

Но наши друзья уже ринулись в лес и скрылись в зарослях. Тяжело дыша, они бежали едва заметными тропами, по которым лесные звери ходят на водопой к реке Кошмарке, через болото Утопленника.

Издалека к ним донёсся громкий плач Кляпона.

— Ты что же это, родной сын, даже врать не умеешь?! Разве вырастет из тебя порядочный мошенник? — тряс Нагнёток мальчишку, схватив его за горло.

Сняв с пояса ремень, он стал лупцевать сына. И долго потом сороки, летающие над верхушками деревьев, злорадно стрекотали:

Над лесом нависла душная гнетущая тишина полудня. Нагретая хвоя источала дурманящий запах; рябины на полянах примеряли коралловые бусы, а лесные орехи были полны мягкой и терпкой ваты.

— Мне уже надоело слоняться по этим дебрям, — расплакалась Виолинка. — Если бы вы знали, как мне хочется пить!

— Мне кажется, где-то шумит вода, — шепнула Хитраска, прислушиваясь.

— Это не вода, это лес…

— Пройдём немного и увидим, — подбадривал друзей петух.

Сам он шёл, тяжело волоча ноги. За дни скитаний капрал сильно постарел и похудел, как щепка. Он часто отдыхал и, наклонив голову, круглым глазом всматривался в пустое небо, посыпанное серебряным пеплом.

Мяучура, высунув розовый язык, тяжело дышал.

— У меня отваливаются ноги, — ныла королевна, — понесите меня, хоть немного. Разве у вас не найдётся сил для меня, для Виолинки?

— У этого ребёнка каменное сердце, — шумели деревья, видя, как трое друзей, сплетя лапки и крылья, шатаясь от усталости, несли тяжёлую ношу по извилистым тропинкам.

Так друзья дошли до того места, где среди дикой чаши, поросшей конским щавелём, осокой, аиром и седой мятой, струит свои зелёные воды таинственная река Кошмарка.

Звери положили королевну под деревом. Ослабевший петух прислонил голову к стволу и стоял так, прикрыв глаза. Виолинка легла на спину и принялась срывать травинки; она жадно жевала их и тут же выплёвывала. Вдруг королевна начала бить пятками по земле:

— Я хочу есть! — запищала девчонка. — Из-за вас я умру с голоду…

— Не пожалел бы для тебя собственной крови, — шепнул петух.

— Она и вправду голодна, — мяукнул Мышибрат.

— Успокойся, детка, — гладила спутанные волосы Хитраска. Но Виолинка с силой отстранила зверей и крикнула: «Вместо того, чтобы стонать надо мной, ищите чего-нибудь для меня, бегайте, вынюхивайте… Ну, чего вы ждёте!?»

По щекам Хитраски скатились две слезы и упали на ручку королевны. И — о чудо! — там, куда капнула слеза, кожа побелела и выступило светлое пятнышко.

— Я хорошею, глядите! — крикнула королевна. — Ах, если бы я могла, я бы тебя била, била… А потом выкупалась в твоих слезах и освободилась, наконец, от чар цыгана.

— О ужас! — прошептал Мышибрат, закрыв лапками уши. — Я не в силах тебя слушать.

Из-за деревьев показалась странная фигура. Это был худой и высокий старик в соломенной шляпе. Длинный сюртук табачного цвета и узенькие брючки делали его похожим на старый пень. Изо всех его карманов торчали стебли растений; множество трав высовывалось из высокой зелёной банки, которую он прицепил к поясу.

— Как ваше здоровье, путники? — приветливо спросил пришелец.

— Добрый день, — ответили оторопевшие звери.

— Не бойтесь меня; я изучаю загадки вечной природы, открываю тайны растений. Пойдёмте, здесь неподалёку моя мастерская.

И тут друзья увидели домик из толстых брёвен, прилепившийся к скале, словно ласточкино гнездо. Из расщелины, хихикая, струился ручеёк. Шелестели сребролистые тополя. А вдали журчала и манила в болота подёрнутая мглой таинственная река Кошмарка.

Около домика на узких грядах, подступая к самому порогу, росли хвощи, шалфей, ромашки. Казалось, что они сбежались со всего леса, чтобы как можно скорее открыть свои секреты.

Прежде чем ботаник дотронулся до ручки, дверь сама открылась и изнутри пахнуло ароматом лугов. Это были уже не запахи, а голоса тимьяна, мяты. В благоуханном цветочном разговоре слышались тихие вздохи лесных фиалок, красного корня и аира. Всем казалось, что они вошли в тот мир, который был знаком им с детства, но лишь сегодня он стал им понятен и заговорил с ними ласковым языком.