— Сейчас милицию вызову!

Крот взмахнул серебряной тростью, и ружьё рассыпалось, как трухлявая деревяшка.

— Вот тебе и милиция! — поучительно сказал он и потянул носом, принюхиваясь. — Ты сегодня ничего не находил?

Серёжик не расслышал. Он стоял жалкий, маленький, совершенно беспомощный и, плача, думал только о том, что никто его не спасёт, что мажуся, дорогая и любимая, пропала НАВСЕГДА.

— Эй, плакса! Ничего не находил?

Серёжик покачал головой. Сегодня он только терял. НАВСЕГДА ПОТЕРЯЛ МАМУ…

Крот хмыкнул:

— Всюду мне чудится этот запах.

Взмахнув серебряной тростью, он растворился в воздухе. Да, да! Растворился, исчез! Будто его и не было.

Серёжик проснулся на полу и сначала не понял, почему он не в кровати.

Нахмурился: «Какой страшный сон!», улыбнулся: «Сейчас расскажу маме!» и вдруг увидел свиток коричневой бумаги… НЕТ МАМЫ!!! Нет и не будет!!! Как в это можно поверить?! Свиток услужливо подкатился к нему и раскрылся.

«Уведомление о похищении», — теперь самостоятельно прочитал Серёжик.

Разноцветные буквы. Будто кто-то писал, открыв новую пачку фломастеров, то одним, то другим цветом. Кривые, печатные. Будто этот кто-то выводил их не очень уверенно.

«Я, Дракон Драконов, сеющий ужас, Ноэль Восемнадцатый, Великий и Прекрасный, Могущественный и Великолепный, настоящим уведомляю, что 12 июня сего года, мною, Драконом Драконов, сеющим ужас, Ноэлем Восемнадцатым, Великим и Прекрасным, Могущественным и Великолепным, похищена ежиха Серёжиха, проживавшая по адресу: Дальний Лес, улица Самолетная, дом 2.»

Внизу круглая печать, в центре которой возвышается гора, похожая на птицу. Птица расправила крылья, вот — вот взлетит. И подпись. Светящийся, как молния, росчерк искрится голубоватым цветом.

Читая книжки, Серёжик всегда мечтал попасть в сказку. Чтобы покататься на ковре-самолёте, побегать в сапогах-скороходах, примерить шапку-невидимку, а главное — вволю помахать волшебной палочкой. Взмахнул — и вот он длинный, как Яшка, умный, как Василиса Петровна, у лап велосипед, самокат, ролики, а за окном — мандариновое дерево…

Серёжик так мечтал о волшебстве! И вот, пожалуйста: крот растаял в воздухе, маму украли, на свете живут драконы… Нет, не так: на свете живут драконы, маму украли, крот растаял в воздухе… Не все ли равно как? Зачем такая сказка?

Как жить без мамы? Что это будет за жизнь?!

Зазвенел телефон. Серёжик вскочил и бросился к аппарату. Он стоял в прихожей на старой треснутой тыкве.

Конечно, конечно, это звонит мажуся, ведь у дракона наверняка есть телефон!

— Алё! Алё! — закричал он радостно.

— Самолётная, дом два? — равнодушно спросила трубка. — Мальчик Серёжик?

— Да.

— Собирайся. На тебя поступила заявка.

— Какая такая заявка? — дрогнувшим голосом спросил ёжик.

— Какая, какая… — передразнила трубка. — Из Приюта на Синей горе. В двенадцать часов за тобой приедет машина. Игрушки, одежду, еду брать запрещается.

Серёжик хотел закричать, что это ошибка, но телефон щёлкнул и отключился.

Приют на Синей горе?! Ёжик видел его издалека, когда ездил с мамой на ярмарку. Да и Зелёжик не раз рассказывал про это ужасное место, где работал сторожем его дедушка.

На самом верху лысого холма, не похожего ни на какую гору, стоит длинный барак, а в нем живут осиротевшие ежата. Во дворе несколько деревьев, всегда голых, и зимой, и летом. Все листочки на них объедены. На земле ни травинки, ни одного чахлого кустика. Всякая былинка, выросшая на холме, тут же съедается.

Потому что ежат в приюте кормят плохо. На завтрак дают гнилое яблоко, на обед сушёного червяка, а на ужин заплесневелую муху.

Серёжик никогда не ел мух и червяков, от одной мысли об этом его тошнило.

Дедушка Зелёжика тайком приносил ежатам хлеб, но разве мог один дедушка накормить всех-всех-всех?

Звери Дальнего Леса давно бы забрали приютских к себе, если бы не бездушный закон, который гласил: «Ёжики могут жить только в семьях своего цвета».

Если хомячок или другой какой зверек остаётся без мамы, его берут к себе сородичи. Поэтому нет приютов для хомяков, бобрят, медвежат или сусликов. Один-единственный, ежиный, стоит на холме, пугая обитателей Леса.

Особенно ёжиков.

У калитки затарахтела машина. Серёжик выглянул в окно и замер! Фургон в синюю полоску! В такой черно-синей полосатой форме ходят приютские ежата!!! Он глянул на часы и попятился… Без пяти двенадцать!

Серёжик метнулся в ванную, окошко которой выходило в огород. Залез на подоконник и стал дёргать шпингалет круглой рамы. Тот ходил туго, похоже, его заело. За дверью послышались шаги. Неужели сейчас… схватят?! Сорвут серые штанишки и маечку, нацепят полосатый балахон?

Еще рывок! Окошко поддалось и открылось. Серёжик оттолкнулся и полетел в лопухи.

— Лови его! — послышалось сзади.

Серёжик бросился в кукурузу! Она высокая, она спасёт! Затем свернулся калачиком и покатился с крутого обрыва. Мчался, не разбирая дороги, ведь, когда свернёшься клубком, ничего не видно. Хорошо ещё, что ёжики умеют катиться! А Серёжик умел катиться быстрее всех на Самолётной улице, потому что был маленький и лёгкий. Он летел, как шарик репейника, собирая на иголки листья, щепки, кору и разный мусор. Летел и думал о том, что он дошкольник, и что без мамы ему на улицу выходить не полагается. Ни разу в жизни он не был в Лесу один! Ни разу ни от кого не удирал, не прятался. А теперь…

Удар! Ещё удар! Трах-тара-рах! Как больно налететь на дерево! Потирая ушибленный бок, Серёжик вскочил на ноги, обернулся и, хотя преследователей не было видно, рванул дальше.

Никогда, никогда, никогда он не станет приютским ежонком!!!

Серёжик пробирался сквозь кусты и папоротник, сквозь завалы сухого валежника, не останавливаясь. Из последних силёнок. Весь исцарапанный, в синяках и ссадинах, он бы и рад был присесть отдохнуть, но позади всё время слышался топот. Преследователи не отставали. Они были большие и сильные, на длинных ногах. А у Серёжика лапки ещё не выросли. Он задыхался, очень хотелось пить, кружилась голова. Больше всего ёжик боялся споткнуться и упасть, потому что подняться не хватило бы сил. И все-таки он споткнулся!

«Конец…» — подумал Серёжик устало и закрыл глаза. «Хватайте меня, тащите! Забирайте серую маечку. У меня нет сил даже смотреть на вас». Ёжик лежал как мёртвый и ждал, что его вот-вот сгребут в охапку чьи-то грубые лапы.

Но вдруг у самого уха кто-то шепнул:

— Прячься! За мной! Скорее!

Серёжик открыл глаза и увидел зелёную ящерицу с глазами цвета жареной картошки.

Она шмыгнула в нору, почти незаметную под кривыми корнями. Серёжик протиснулся за ней. Ящерка, оглядываясь, побежала вперед. Серёжик бросился следом. Наконец она остановилась и, понизив голос, медленно произнесла:

Ящерица пристально посмотрела ему в глаза и прищурилась:

— Понял?

Серёжик покачал головой:

— Чепуха чепуховская!

На всякий случай он сделал шаг назад.

«Какая-то сумасшедшая ящерица! — подумал ёжик. — Несет околесицу. Такая начнёт кормить песком и будет говорить, что это пряники…»

Новая знакомая хмыкнула:

— Чепуха то, что ты стоишь сейчас и боишься!

Она ударила хвостом и, закружившись, юркнула под землю.

Серёжик покраснел. Он знал, что некоторые ящерицы умеют читать мысли.

Ну и не говорила бы глупости!

А то дверь растечётся, завтра станет вчера, а деревья куда-то улетят! Серёжик вздохнул и побежал на свет, который виднелся в конце длинного земляного коридора.

Выглянул из норы: тихо, лишь незабудки колышутся от лёгкого ветерка. Серёжик осторожно выбрался наверх. Куда идти? Домой — нельзя: поймают. Папы, бабушек с дедушками, тёть и дядь у него нет. А ёжики, что носят зелёные кеды, не могут взять к себе ёжика в серых тапочках.

В голове вертелись глупые стихи ящерицы. Вообще-то Серёжик плохо запоминал стихи, а эти, липучие, сами прицепились:

Очень хотелось есть. С каким удовольствием Серёжик бы съел тот борщ, от которого вчера морщил нос!

Он проверил карманы в надежде найти хотя бы крошечку хлеба. И с удивлением вытащил ключ. Тот засиял на солнце голубыми и красными лучами, и это было так чудесно, что Серёжик улыбнулся.