“Как две руки мои отбиты,
Дай хоть с мизинца ноготок!”
На всем скажу рукой сердитой
Раздергивает жар-платок.
Рвет надвое платок-ширинку,
И, голову пригнув к плечу:
“На, барабанщик, половинку!
Другая будет трубачу”.
* * *Песнь прежалостную тут мы споем:
Как прощалась Царь-Девица с конем.
Как дружочка за загривок брала,
Сахарочку в рот брусочек клала,
Целовала как, огня горячей.
Промеж грозных, промеж кротких очей,
Прижималась как – щекой золотой
К конской шее лебединой, крутой...
Повязавши как шнурком поясным,
В ножки кланялась поклоном земным,
Как покорно – что гайдук-есаул —
Белый конь в ответ колено согнул,
Как пригнушись, чтоб не слышал никто,
Сотворила ему речь на ушко.
* * *И еще-то мы прибавим к сему,
Как все слезки до единой ему
Сцеловала – ровно брат-ей-жених —
С карих ласковых очей дорогих,
Как все жилы напружились на лбу,
Себе в кровь как закусила губу.
Как по сходням взошла
Стопудовой пятой,
Как прах с ног отрясла,
Как махнула рукой.
Полк замертво свалился пьяный.
Конь пеной изошел, скача.
Дух вылетел из барабана.
Грудь лопнула у трубача.
* * *“Что за костер это мчится в степях синих вод?”
– То сваму счастью навстречу красотка плывет.
“Кто ж у ней славно так правит рулем-кораблем?”
– Море им правит, так вот он и прет напролом!
“А под шатром-то, с лицом-то как шар золотой,
Что там за Воин – за Ангел – за Демон такой?
Каску хвостатую ветр ему сшиб набекрень,
Ростом-то – башня, в плечах-то косая сажень!
В хладной пучине, чай, крестит купецкую тварь?”
– Мчит на смотрины, а имя ему – Дева-Царь.
“Как это?” – Так это! – “Что ж за краса без косиц?”
– Кос всюду досыта! А светлолиц, круглолиц, —
Солнцу на ревность! – “Уж больно плеча высоки!”
– А поясочек-то! Перстень берет в пояски!
Спорить-то нечего! Каб не свобода-душа:
Кабы не плечики – вся б в перстенечек прошла!
Так, почаевничав позавчерашним хвостом,
Спор-заводили-беседу акула с китом.
* * *Отдыхает зыбь-красотка
От ночи своей от ндравной.
Идут ровно, идут славно,
Идут славно, идут ходко.
Словно месяц в полнолунье —
Звон собой все море занял.
Струнки, струнки-говоруньи,
Жилочки мои бараньи!
Лежит Царский сын на спинке,
Гусельки зажал любовно,
Ходят пальцы без запинки,
Ходят славно, ходят ровно.
В чудный час передвосходный
Мой совет тебе – кто б ни был!
Меняй страстный путь на водный!
Бросай бабу, – иди к рыбам!
Говорят: яд рыбий горек,
Говорят: яд бабий – тоже!
Да по крайности не спорит,
Как с нее сдираешь кожу!
Бабе: дура! она: родный!
Ты ей в рыло, она: милый!
Не теряй на подлость силу
В чудный час передвосходный!
Эх вы, царские сыночки!
Эх мы, сосны-чернолесье!
– Ни денек тебе, ни ночка,
Ни заря тебе, ни месяц.
Ни корабь тебе, ни зыбка,
В ней ни муж тебе, ни дева,
Ни гармонь в pyкax, ни скрипка,
Ни те вправо, ни те влево...
Вдруг как вскочит корабь-лодка,
Как припустится с прискоком!
Уж не ровно, уж не ходко:
Идут скоком, идут боком.
Уж такая дурь да дикость,
Новгородское аж Вече!
“Ну-кось, дядька, погляди-кось:
Ай корабь какой навстречу?”
Отвечает тот, осклабясь:
(Дух учуял Царь-Девицын!)
“Ни в волне мозгов, ни в бабе!
Стало – нечего дивиться.
В море плыть – не землянику
Брать, аль в шахматы-бирюльки!
То – корабь тебе, то – люлька!
Лучше песню затяни-ка”.
Тот поет, а рев вокруг-то:
Точно львица с львом сцепилась!
Привстает гусляр по грудку:
“Что за притча? Ай взбесилось?
До зари-то, глянь, час цельный,
А волна-то, глянь, – кровь-кровью!”
– Пой, сыночек, на здоровье! —
“Нет уж, – не до колыбельной!”
Хлябь-то тигрой полосатой:
Вал пурпурный, вал червонный...
– Спи, сыночек, час-то сонный!
– “Нет уж, дядька, не до сна тут!”
Хочет встать, а тот булавку
Ему в шиворот – как вгонит!
Хочет встать, а сон-то клонит,
Как ягненочка на травку,
Как купца валит к прилавку...
Спит...
Тут как вздрогнет жук навозный,
Раб неверный, тварь иудья:
С кораблем-челном – грудь с грудью —
Жар-Корабь стоит, гость грозный.
* * *То не солнце по златым ступеням —
Сходит Дева-Царь по красным сходням.
Под военной да под веской стопой
Чуть не треснул весь челнок скорлупой.
Руки в боки – ровно жар-самовар!
Зычным голосом речет: “Где гусляр?”
Дядька в ножки ей – совсем обопсел!
Аж по-пёсьему от страху присел.
Д’ну по доскам башкой лысой плясать!
Д’ну сапожки лизать, лоснить, сосать!
Д’как брыкнёт его тут Дева-Царь по башке:
“Что за тля – да на моем сапожке?”
Д’как притопнет о корабь каблучком:
Дядька – кубарем, в волны – ничком!
“Будешь помнить наш сапог-леденец!
Где гусляр – сын царский – знатный певец?”
Шипом-свистом тот с коленочек: – Спят-с!
“Я б за свист тебя змеиный – да бац
По щеке – да вот боясть-то кака:
Змеем-гадом провоняет рука!
– Тише, волны, синеморская рать!
Голосочку мне сваво не слыхать! —
Где ж он?” – Духом вам представлю всю суть, —
Лишь изволите коленку согнуть! —
Смотрит: не шелк-янтарь – мусор-товар:
На дне – с гуслями в обнимку – гусляр!
Взглянила – д’как расхохочется!
В ладошечки – д’как всплеснет
“Я-чай, еще в пеленки мочится,
Пустышечку еще сосет!
Без перстня, без попа, без венчика,
Ну, было мне о чем тужить!
Не думала я себе младенчика
От взгляду одного нажить!
Забыла я тебе пеленочек, —
Прости меня за недосмотр!
Смотрю-ка на тебя, миленочек:
Смотрины-то смотреть – не смотр!”
И водит всё —
По бровочкам,
По лобику
Рукой.
“Молоденький!
Да родненький!
Да плохонький какой!
В серебряном нагрудничке,
И кольчики занятные.
И ничего, что худенький, —
На личико приятненький”.
Сгоняет муху с бровей,
Равняет руку с своей.
“Как суха корочка!
Как есть – без мякиша!
Твоя-то – перышко,
Моя-то – лапища!
И каждый пальчик-то
Как царь закованный!
А моя – черная
Да бесперстнёвая!
Твоя – ковры расшивать,
Моя – дубы корчевать”.
И к люботе припав
Лбом смуглым сводчатым —
По волосочкам-то
Да по височкам-то...
“Твои-то тонкие,
Лен – волосенки-то!
А мои – конские,
Что струны – звонкие!
Дай, вошку поищу,
Головку почешу.
Уж такого из тебя детину вынянчу,
Паутинка ты моя, тростинка, шелковиночка!”
И гласом гневным вдруг:
“Ох, старый змей-паук!
На живодерню гож:
Дурной уход ведешь!
Чай, по снегам водил
Ступнями босыми,
Поил не допьяна,
Кормил не досыта...
– Тонее тросточки!”
А дядька-хитростник:
“Были бы косточки, —
Мясцо-то вырастет!
Что ж, что весом плох, зато стройнее сосенки!
По плечо тебе, небось, – такой высоконький!”
Та грудочкой склоняется,
Тот ручкой заслоняется, —
Чтоб солнышко ему, должно,
Личика не нажгло.
– Гляжу, гляжу, и невдомек:
Девица – где, и где дружок?
Ты расплетись, веревьице!
Где юноша? Где девица?
Тот юноша? – лицом кругла,
Тот юноша? – рука мала:
Одной косы две плёточки,
Две девицы-красоточки.
Да больно вид-то их таков, —
А ну-ка двое пареньков?
Тот девица? – глядит насквозь!
Тот девица? – коленки врозь!
Одной руки суставчики,
Два юноши-красавчика.
Чтоб не испортил нам смотрин
Неверный разум наш Фомин. —
Где царь не приложил печать,
Там надо надвое решать:
Кто сам с косой да в юбочке —
Тому пускай – два юноши.
Кто вокруг юбок веется —
Тому пускай – две девицы.
А ну как зорче поглядим —
И вовсе все обман один,
И вовсе над туманом – дым,
Над херувимом – серафим?
Спим...
* * *И ладит, и гладит,
Долг девичий плотит.
Ресницами в самые веки щекотит.
Чай, синие очи-то,
Как по морю плыть!
И видеть-то хочется,
И жалко будить.
Над ухом аукает: