А его, очень правый собрат, так и остался стоять на месте: гладкий, аккуратный, обыкновенный… Как скука.
Глянь-ка на него, сам убедишься.
Про любовь
Выключатель был маленький-маленький.
К тому же – чёрный, и, как говорили, – плоский.
Лампочка была большая-большая. К тому же – яркая, и одетая в столь прекрасный и модный абажур, что нет ничего удивительного – Выключатель в неё влюбился.
Ему очень нравилось, что она то вспыхивала – и тогда казалась весёлой и беззаботной, то гасла – и тогда представлялась задумчивой и нежной. К тому же, у неё были такие прекрасные формы, а эта широкополая шляпа-абажур – с ума сойти! В общем, Выключатель очень страдал.
Лампа висела в центре комнаты, а Выключатель торчал в углу, откуда мог только вздыхать. Лампочка кокетливо подмигивала. Но быть вместе они никак не могли. Никогда.
Оконное Стекло было никакое. Его даже никто не замечал. Смотрели, казалось бы, на него, а говорили что-нибудь вроде: «Какая сегодня хорошая погода». Или: «Посмотри, какой на улице смешной щенок». А про Оконное Стекло никто никогда ничего не говорили хорошего, разве ругали иногда: «Стекло, – ворчали, – опять грязное». Было отчего разозлиться и обидеться.
К тому же, Оконное Стекло считалось дальним родственником лампочки, и судьба Лампочки всегда казалась ему более светлой.
И вот однажды Оконное Стекло сказало: «Послушай, друг Выключатель. – Выключатель и Оконное Стекло никогда не дружили, но когда говорят что-нибудь неприятное – часто лгут. – Послушай, друг Выключатель, – повторило Оконное Стекло для пущей убедительности. – Ты хоть знаешь, по кому вздыхаешь, наивный? Ты хоть знаешь, что Лампочка без тебя жить не может?»
Выключатель очень обрадовался и испугался. Так всегда бывает, когда дело касается любви.
– Ты же её король, её начальник, её предводитель, – Оконное Стекло даже задрожало от волнения. Когда хочешь сделать гадость – тоже волнуешься. – Если ты захочешь – она будет светиться. Не захочешь – погаснет. Было бы только твоё желание – и она начнёт мигать каждую секунду или не гореть вовсе. Что ты страдаешь? Она – твоя слуга, подчинённая, рабыня. А ты по ней вздыхаешь, дурачок…
От удивления Выключатель ушёл в себя – выключился – и тотчас погасла Лампочка.
– Что ты мне сказал? Как ты можешь так называть её! – вышел из себя Выключатель, и Лампочка включилась.
– Ну, убедился? – радостно задребезжало Оконное Стекло.
– Это правда, ты так зависишь от меня? – спросил Выключатель Лампочку, потому что влюблённые верят только друг другу.
– Правда, – вздохнула Лампочка и будто потускнела. – Теперь ты можешь издеваться надо мной и делать со мной, что хочешь. Теперь ты понял, как я завишу от тебя, и любовь превратится в рабство.
– Вот так-то… А то вздыхают тут, спать не дают, – очень противно дзинькнуло Оконное Стекло.
– О чём ты? – улыбнулся Выключатель. – Значит, на самом деле мы не далеки друг от друга, и это всё обман? Значит, мы связаны? Значит, самой судьбой уготовано нам быть вместе. Оказывается – мы с тобой муж и жена. И теперь мы будем жить с тобой очень счастливо: когда ты захочешь, только скажи мне – вспыхнешь ярким светом. Устанешь, – будешь отдыхать. Я стану защитником твоего света. И сторожем.
– Вот дурак-то! – выругалось Оконное Стекло. Так часто бывает: когда нечего сказать – ругаются.
На этом можно было бы поставить точку, но если уж быть правдивым до конца, надо добавить: Лампочка эта никогда не перегорала. Все вокруг удивлялись: как неправдоподобно долго горит эта Лампочка. Все вокруг, наверное, просто не знали: эту Лампочку любят…
Про Ленивца
Однажды Мальчик болел. Потому что простудился: насморк и кашель. И всё потому, что по лужам ходил босиком и мороженое ел. Если б он это по отдельности делал: поел бы мороженое, потом бы чинно разулся, по лужам бы ходил босиком – может, и не заболел бы. Но он совершил два таких поступка. Потому и заболел.
И загрустил. Потому что – заболел. А ещё потому, что телевизор смотрел. А там всё про грустное показывали: про людей. Потому что про привычное – потому и грустное. Людей и в окошко можно увидеть.
И вдруг – нате вам! – про зверей. Да ещё про австралийских! Мальчик сразу перестал грустить – стал на экран смотреть.
Мальчик смотрит, как Кенгуру бегает.
А Кенгуру смотрит, как Мальчик болеет. Жалеет его. И говорит своим кенгурятам: «Никогда не ходите босиком по лужам. А уж если пошли – ни за что не ешьте при этом мороженое».
И вдруг видит Мальчик: Ленивец висит на дереве. И ничего не делает! Висит себе вниз головой, потому что ему так удобней – и не делает ничего!
Мальчик не утерпел, конечно, сильно уменьшился и прыгнул в телевизор. Потому что очень хотел. Захотел, уменьшился и прыгнул.
Попал в Австралию и сразу рядом с Ленивцем повис.
И вот висят они вдвоём вниз головами.
Мальчик говорит:
– Привет!
А Ленивец не отвечает. Причём, с таким видом не отвечает, будто важным делом занят. Хотя на самом деле просто вниз головой висит.
Тут мимо Собака Динго бежит и говорит:
– Привет! Ты чего здесь висишь – умный, что ли?
А Мальчик не отвечает. Потому что он же тоже ленивец.
Собака Динго на него посмотрела уважительно и дальше бежит.
Тут мимо Крокодил ползёт и шипит такие слова:
– Ты что, новенький ленивец? И такой же умный?
Мальчик ничего не отвечает. Потому что Ленивец не отвечает. А он, Мальчик, потому что тоже ленивец и тоже не отвечает.
А тут вдруг никто не ползёт.
И тогда Мальчик спрашивает у Ленивца:
– А что, мы – ленивцы – самые умные?
Ленивец не ответил сначала, но потом сказал всё-таки. Наверное, ему слова эти приятно было произносить, вот он их и произнёс.
– Мы, ленивцы, – ответил Ленивец, – самые умные. К нам всегда за советом идут. Потому что мы висим целыми днями и думаем. У нас, у ленивцев, мыслей очень много – мы ими делимся всегда. К тому же, все на жизнь смотрят головой вверх, а мы, ленивцы, головой вниз. Это создаёт неожиданный взгляд.
Тут Мальчик почувствовал, что у него кровь к голове приливает, и подумал: «Наверное, это неожиданный взгляд пришёл».
Спрыгнул с дерева и домой пошёл. Потому что дома лучше.
Но теперь, если Мальчику надо про что-то подумать – он сразу вниз головой повисает. Потому что так думается лучше.
Кстати, после Австралии Мальчик сразу выздоровел – потому что климат там хороший.
Только одного никак понять не мог – хоть и висел вниз головой многократно – как же это он всё понимал, что ему в Австралии говорили? Неужели он на самом деле ленивцем был, причём, австралийским? Совершенно непонятно.
Вот и вся история.
Монолог Микрофона
Что в нашем доме находится?
То, что в нашем доме находится.
А ещё что в нашем доме находится?
То, что в телевизоре находится.
Вот ведь какое дело: оно, вроде как, в телевизоре. А, с другой стороны, так нам знакомо, что как бы и у нас в доме.
Например, Микрофон на тоненькой ножке. Всякий его видел, всякий знает. Но мысли Микрофона никому не ведомы.
Мне один раз, да и то случайно, удалось узнать, что думает Микрофон:
– Ой! Ну, только не надо ко мне приставать, пожалуйста. Не надо ко мне подходить и орать в меня всякую ерунду. Орать не надо, я вас очень прошу.
Я могу так кричать, что трибуны стадиона лавками заткнут свои уши. Я могу так орать, что раскаты грома покажутся вам шёпотом небес. Я – король звуков, царь грохота…
Но эти звуки чужие. Этот грохот не мой.
Я могу изгибаться, чтобы вам было удобнее поднести меня к своему рту, а потом вопить вашим голосом ваши же мысли.
Но если бы вы знали, как я мечтаю прошептать, тихо-тихо прошептать собственные слова. Тихо-тихо. Собственные.
…Так думает Микрофон на тоненькой ножке.
Но мысли Микрофона никого не интересуют. Не для того он создан, чтобы думать.
Он создан, чтобы в него орать.
Про перламутровую Пуговицу
А теперь встань, пожалуйста, и попроси у мамы коробочку, в которой лежат пуговицы. Ведь в каждом доме есть такие коробочки. Ты погляди: каких только пуговиц здесь нет!
Но только той, про которую я тебе расскажу историю – нет точно. Потому что она в другом месте живёт.
Впрочем – послушай. Жила-была принцесса. Обычная такая принцесса: капризничала всё время и балы устраивала. Просто, что ни неделя – то бал, а что ни бал – то новое платье, будьте любезны! Знаешь, принцессы они вообще такие странные: почему-то считают, что хорошая жизнь – это когда много платьев. Вот глупые!
Но одно платье у принцессы было самое любимое. За что уж она его полюбила? Может, за кружевной белый воротник, пеной лежащий вокруг шеи? Может быть, за пышные белые оборки, превращающие капризную принцессу в прилежную девочку? А может быть, за перламутровую пуговицу, которая и была главным украшением платья?