— Дорогая, — обратился к ней как-то муж, — неужели твои обязанности никогда не кажутся тебе досадливым бременем или источником безграничной тоски? Неужто ты не испытываешь утомления, неподвижно сидя на одном месте и укрывая собою яйца, лишив себя развлечений и удовольствий, воздерживаясь от игривых дерзостей и смешных дурачеств? Неужто не одолевает тебя скука?

— Нет, — ответила жена, — не особенно.

— Но разве сидеть на яйцах удобно?

— Нет, — призналась лебедь. — Но я готова терпеть временные неудобства ради юных лебедей, которым предстоит появиться на свет.

— И долго тебе еще сидеть?

— Понятия не имею, — вздохнула лебедь. — Но наши соседи утки, как я погляжу, своих малышей уже вывели, да и краснокрылые дрозды тоже; а позавчера вечером на берегу охотилась жена полосатого скунса — с нею было четверо маленьких скунсов. Думаю, что и мне осталось недолго ждать. Надеюсь, что все сложится хорошо и скоро мы увидим наших детей — наших прекрасных маленьких лебедят.

— А разве голод никогда не мучит тебя, разве не терзает тебя жажда?

— Бывает, — отвечала жена. — Кстати: спущусь-ка я попить.

Стоял теплый денек, ярко светило солнце. Лебедь решила, что яйца могут спокойно полежать несколько минут без нее. Она поднялась. Сначала она забросала яйца пухом, скрывая их от холода и посторонних глаз. Потом сошла с гнезда, ступила в воду и Сделала несколько жадных глотков. Выплыв на мелководье, она опустила голову ко дну и пощипала нежных водорослей. Затем приняла душ, окатив себя водой, и выбралась на поросший травою берег, чтобы привести в порядок оперение.

Лебедь чувствовала себя превосходно. Она и не подозревала, что появился враг. Она не замечала рыжего лиса, притаившегося в частых зарослях кустарника и следившего за каждым ее движением. К озеру лиса привлек плеск воды. Он надеялся, что это гусь. Но, поведя носом, почуял лебедя. Она стояла к нему спиной, и он начал медленно подкрадываться. Она, конечно, слишком велика для него, ему ее не унести, но он решил, что все равно ее загрызет, чтобы ощутить вкус свежей крови. Лебедь-муж в это время неторопливо скользил по глади озера и первым заметил лиса.

— Берегись! — протрубил он. — Берегись лиса, он подкрадывается к тебе в эту самую минуту, когда я обращаюсь к тебе! Его глаза сверкают, всклокоченный хвост вытянут, как струна, он так и стелется по земле, он жаждет крови! Ты в смертельной опасности, надо действовать, не медля!

Пока лебедь произносил эту изящную предупредительную речь, произошло нечто весьма удивительное. Как только лис изготовился прыгнуть и вонзить клыки в лебединую шею, в воздухе просвистела палка. Она стукнула лиса прямо в нос, он подскочил и стремглав кинулся в Лес. Лебеди терялись в догадках. Вдруг ветви кустов заколыхались, и из зарослей выступил Сэм Бивер, тот самый мальчик, что приходил сюда месяц назад. Сэм ухмылялся. В руке он держал другую палку на случай, если лис вздумает вернуться. Однако лис не имел ни малейшей охоты возвращаться. Ужасно разболелся нос, да и аппетит на свежее лебединое мясо пропал.

— Привет, — тихо сказал Сэм.

— Ко-хо! Ко-хо! — ответил лебедь.

— Ко-хо! — вторила его жена.

Озеро зазвенело от их трубных голосов — победной песни об изгнании врага, торжественной, радостной песни.

Их голоса потрясли Сэма: говорят, они напоминают звуки валторны. Он не торопясь двинулся вдоль берега к тому месту недалеко от островка, где земля слегка вдавалась в озеро, и уселся на свое бревно. Теперь лебеди поняли, что их сомнения напрасны, что Сэм их друг. Он спас жизнь прекрасной лебеди. В нужный момент он оказался рядом, и в руках у него была палка. Благодарность наполнила их сердца. Лебедь-муж подплыл к Сэму, вышел на берег, встал рядом и, грациозно изогнув шею, дружелюбно посмотрел на него. Потом осторожно вытянул шею и почти коснулся его. У Сэма не дрогнул ни один мускул, хотя от волнения и радости сердце его выпрыгивало из груди.

Лебедь же скользнула по озерной глади к своему гнезду и снова уселась согревать яйца. Она была счастлива, что осталась жива.

Вечером, перед сном, Сэм достал тетрадку и ручку. Вот, что он написал:

По-моему, нет ничего замечательней в целом мире, чем гнездо с яйцами. Яйцо — ведь в нем заключена жизнь! — совершеннейшая вещь на свете. Оно прекрасно и таинственно. Яйцо куда лучше, чем теннисный мяч или кусок мыла. Кусок мыла всегда будет куском мыла, пока не сделается таким маленьким, что никому не будет нужен, и его не выбросят вон. А вон яйцо когда-нибудь станет живым существом. Лебединое яйцо расколется, и из него выйдет лебеденок. Гнездо почти такое же прекрасное и таинственное, как и яйцо. Откуда птицы знают, как строить гнездо? Ведь ее никто никогда этому не учит. Откуда же она знает, как строить гнездо?

Сэм захлопнул тетрадь, пожелал папе спокойной ночи, задул лампу и забрался в постель. Некоторое время он лежал, раздумывая, откуда птица знает, как строить гнездо. Вскоре его глаза закрылись, и он уснул.

Ночью лебеди показалось, будто она слышит легкое постукиванье под скорлупой. В предрассветный час она уже не сомневалась, что у нее под крыльями что-то шевелится, словно кто-то маленький копошится. Может, наконец-то, на свет появились птенцы? Ведь яйцо не может шевелиться, поэтому лебедь решила, что под ее крыльями есть кто-то новенький. Она сидела не шелохнувшись и все ждала, ждала… Муж был рядом, оберегая ее от возможной опасности.

Заключенный в скорлупку лебеденок должен потратить немало сил, чтобы выбраться наружу. И никогда бы он не выбрался, не дай ему Природа сильную шею и крошечный зуб на кончике клюва. Зуб этот очень острый: с его помощью птенец продалбливает дырку в прочной скорлупе. Главное — продолбить дырку, остальное просто. Получив возможность дышать, лебеденок начинает вертеться и крутиться в разные стороны, пока не высвободится совсем.

Лебедь знал, что вот-вот станет отцом, и ждал этого события с огромным нетерпением. При мысли об отцовстве его душа наполнялась гордостью и вдохновением. Он заговорил с женой.

— Вот я скольжу по-лебединому плавно, — произнес он, — а вся природа вокруг дышит редкостной красотой. Небеса медленно озаряются дневным светом. Над самой озерной гладью нависают облака тумана. Туман неторопливо устремляется ввысь, подобно дыханию в морозный день, — а я все скольжу и скольжу по-лебединому плавно, и птенцы появляются из яиц на свет Божий. Я скольжу и скольжу. Утренний сумрак рассеивается. В воздухе разливается тепло. Туман исчезает. Я скольжу и скольжу, по-лебединому плавно. Птицы заводят утреннюю песнь. Лягушки, квакавшие всю ночь, умолкают. А я все скольжу, не останавливаясь ни на миг, скольжу, подобно лебедю.

— Конечно, ты скользишь, подобно лебедю, — заметила жена. — А как еще ты можешь скользить? Не можешь же ты скользить, подобно гусю?

— В самом деле. Ты совершенно права. Благодарю, дорогая, за то, что ты меня исправила.

Лебедь был слегка обескуражен благоразумным замечанием жены. Ему нравилось произносить витиеватые, изысканные фразы, нравилось представлять, как по-лебединому он скользит. И он решил, что лучше ему побольше скользить, а говорить поменьше.

Все утро его жена слышала постукивание из скорлупы. То и дело она чувствовала, как что-то под ней шевелится. Это было странное ощущение. Так долго — целых тридцать пять дней! — яйца лежали без движения и вот теперь ожили. Лебедь понимала, что правильнее всего сидеть тихо.

Когда день склонился к вечеру, терпение лебеди было вознаграждено. Она глянула вниз, и там, в перьях, показалась крошечная головка — первый ребенок, первый птенец. Мягкий и пушистый. Цветом он не был поход на родителей — серый. Лапки были желтые, как горчица. Ясные глазки блестели. Пошатываясь на нетвердых лапках, птенчик выбрался из-под оперения матери и встал рядом с ней, с удивлением глядя вокруг, на неведомый мир. Мать ласково заговорила с ним, и ему так радостно было слышать ее голос. Радостно вдохнуть свежего воздуха после многодневного пребывания в скорлупе.

Лебедь, весь день глаз не сводивший с гнезда, заметил маленькую головку. Сердце его подскочило от счастья.

— Птенец! — воскликнул он. — Ну, наконец-то! Теперь я — отец, я принимаю на себя приятное бремя ответственности, тяжкий долг, который и есть отцовство. О сын мой, радость моя, что за блаженство видеть твое личико, полускрытое перьями матери твоей, ограждающими тебя от опасностей! Что за счастье видеть тебя здесь, под этим чистым небом, средь тихих, мирных вод этого озера, при свете долгого весеннего дня!

— Почему ты вдруг решил, что это сын? — удивилась жена. — Да будет тебе известно, это дочка. Как бы то ни было, это птенец, живой и здоровый. Я чувствую под собой и других. Возможно, все пройдет хорошо. Может быть, вылупятся даже все пятеро. Это станет ясно к завтрашнему дню.