— Это не торт.

— А я тебе говорю — это торт; ты что, итальянского языка не понимаешь?

— Ладно, хватит! Давай лучше посидим да поразмыслим. Со змеем не вышло, может, что другое надумаем.

Несколько часов спустя:

— Диомед, я Дедал. Прием.

— Я Диомед. Докладывайте. Прием.

— Их тысяча двести сорок семь. Снова поднялся к верхней поверхности наблюдаемого объекта. Нахожусь на высоте шестьсот пятьдесят четыре метра над уровнем моря…

— Как вы сказали?

— Нахожусь на высоте шестьсот пятьдесят четыре метра над уровнем моря. А что?

— А то, что вы несомненно пьяны. Утром, когда вы впервые обследовали объект, вы доложили, что находитесь на высоте девятьсот восемнадцать метров. Чем вы объясняете разницу?

— Я не объясняю. Могу лишь определить её: девятьсот восемнадцать минус шестьсот пятьдесят четыре равно…

— Ну хватит. Кончаю приём.

И генерал подкрепил слово «кончаю» здоровенным ударом кулака об стол.

— Так вот какое дело, синьоры, — обратился он к присутствующим, — загадочный космический корабль приземляется.

Потянулось напряжённое ожидание, оно длилось до самого заката. Таинственный объект постепенно, метр за метром, терял высоту. К тому же часов около трёх дня, слабо колыхаясь, он начал перемещаться на северо-восток. «Диомед» с облегчением вздохнул: хорошо хоть, противник не намеревается снизиться на крыши и балконы и раздавить посёлок.

По примерным расчётам приземление должно было состояться на горе Коко — каменистом голом бугре, который возвышался над школой. Ребятишки бегали туда играть в любую погоду. На плоской верхушке бугра стоял соломенный шалаш абруцских пастухов, которые спускались зимовать со своим скотом в долину, а на середине склона — простой загон из колючей проволоки, куда загонялись на ночь овцы.

Что до генерала, то он охотно сократил бы время выжидания и открыл огонь. Но директивы правительства — а оно вот уже несколько часов поддерживало контакт с великими мировыми державами — категорически гласили: прибегнуть к оружию лишь в том случае, если неведомые пришельцы из космоса нападут первыми; воздерживаться от всяких враждебных действий во избежание жестоких ответных мер, чтобы не привести к плачевному концу первую встречу человечества с существами другого мира; быть начеку, готовыми ко всему.

Вот почему, когда намерения летающей тарелки прояснились, «Диомед» развернул свои боевые порядки вокруг холма по фронту в несколько километров. Пушки, огнеметы, танки, ракеты класса «Земля — Земля» взяли в кольцо осады гору Коко, когда непонятная штука мягко и беззвучно опустилась на неё, полностью очистив тронутое закатными красками небо.

— Прощай торт, — вздохнула Рита, наблюдая за манёврами осадных средств и сглатывая слюнки.

— Вот сумасшедшая! — пробормотал Паоло. — Тебе говорят: это космический корабль.

— Открой глаза! Не видишь, что ли, он весь внизу шоколадный. А сверху розовый, жёлтый, зелёный. Вкуснющий торт!

— Нет, это, наверное, цвета марсианского флага.

— Давай поспорим? Я говорю: торт; ты говоришь: космический корабль. Кто победит, тот забирает все карманные деньги на неделю.

— На месяц, — поправил Паоло.

— Хоть на целый год, хочешь? — подхватила Рита.

— Год это долго…

— Ага, струсил! А я вот нисколечко не боюсь.

— Ладно, на год так на год, — вспыхнув, ответил Паоло. — Ну, а теперь пойдём смотреть, что это такое.

Тут настал Ритин черёд призадуматься.

— А ты думаешь, нас пропустят?

Паоло не ответил. Он уже некоторое время смотрел в сторону Мальяны на пустынную дорогу, по которой брело стадо баранов под присмотром двух пастухов. Они шли с пастбищ, с жёлтых холмов Агро, изрытых заброшенными песчаными карьерами. Как всякий вечер, они возвращались на закате к горе Коко, проходя через весь посёлок.

«Хотел бы я посмотреть, как баранов будут загонять в подвал, — усмехнулся про себя Паоло. — И собаку тоже».

Но вооружённые силы ни о чём таком и не помышляли. Они стояли к Трулло спиной и видели перед собой лишь гору Коко и диковинную штуку, которая прикрывала её, словно огромная шляпа. Бараны сплошной кучей с блеянием продвигались вперёд, и когда какой-нибудь один отбивался от стада, норовя ущипнуть на обочине пучок травы, собака подбегала и загоняла его обратно в строй. Зорро, который продремал весь день на балконе, приветственно гавкнул своему собрату, но тот даже не обратил на него внимания — занят, мол, не до тебя.

— Возьми с собой совки, — сказал Паоло, вдруг что-то надумав. — Те, что ты брала на море в прошлом году. А я возьму карманный фонарик.

— Зачем? — удивилась Рита.

— Хочу выиграть спор. Ну, а если трусишь, не ходи.

— Вот ещё! Обязательно пойду!

— Тогда так: помнишь Хитроумного Одиссея?

— Ты хочешь, чтобы я про папу не думала?

— Дурочка, я про настоящего Одиссея говорю. Сколько раз я тебе про него рассказывал. Как он вышел из пещеры Полифема.

— А, он уцепился за шерсть на брюхе барана, по-твоему, мы тоже так сможем!.. Только ведь я у барана под брюхом не помещусь…

— И не надо. Пошли.

— А маме оставим записку?

Синьору Чечилию тревога застала в доме больного, и, перед тем как спуститься в погреб, она выбежала позвонить своим отпрыскам и велела им спрятаться у соседки. Оставить ей записку значило признаться, что они её не послушались.

— Мы вернёмся домой раньше неё, — сказал Паоло.

Рита не была в этом уверена, но, не раздумывая, последовала за братом. Сейчас главный был он. Бросив взгляд на Зорро, который всё лаял на баранов, она взяла совки и вышла вслед за Паоло на лестницу.

Их никто не остановил в подъезде, никто не задержал на улице и не посадил под замок.

Паоло пропустил стадо и пристроился ему в хвост. Сестрёнка последовала за ним. Сторожевой пёс недоверчиво зарычал, но тут же бросился за ягнёнком, нарушившим строй. Пастухи, не оборачиваясь, спокойно приближались к холму. Похоже, они и думать не думали, что сегодняшний вечер особенный, что на их знакомой тропинке стал заслоном целый отряд пожарников, а на верхушке горы Коко разлеглась диковинная штуковина, от которой у всего мира дух занялся.

— Вы куда? — вдруг крикнул один из полицейских, услыхав у себя за спиной топот стада.

— Добрый вечер, синьор лейтенант. Разве нельзя? Мы же пастухи, идём со стадом.

— А ну-ка, заворачивайте назад, ну!

Остальные полицейские обернулись и добродушно расхохотались. И это была их ошибка, как объяснил потом Паоло Рите. Бараны шуток не понимают. В двадцати метрах перед собой они видели лишь свой холм и привычный загон, который примет их на ночь. Они бы ещё послушались своих поводырей, но один был несмышлёный мальчонка, а другой туг на ухо. И не успели полицейские втолковать пастухам, что подниматься на холм нельзя, как упрямые да ещё напуганные бараны, толкаясь, напирая и отчаянно блея, прорвались сквозь ряды осадного воинства, подняв к небу тучу пыли.

— Делай, как я, — вполголоса приказал Паоло Рите. — Живее.

Он под шумок прошмыгнул на четвереньках в середину стада, и этого было достаточно — об остальном позаботились бараны. Они подхватили и понесли его вверх по склону — его и Риту с ним вместе. Когда прошёл первый страх, ей даже понравился такой способ передвижения, и она страшно веселилась, бодая баранов головой в их тёплые шерстистые бока.

«Ещё посмотрим, чей черепок крепче», — думала она, скача на четвереньках. Сухие сучья и камни царапали и обдирали ей руки и коленки, и ей стало так жалко себя, что по её щекам скатилось несколько слезинок, хотя она совсем не чувствовала боли.

— Давай сюда! — услышала она голос Паоло.

Чуть повыше загона виднелась низенькая полуразвалившаяся каменная кладка, и Паоло уже спрятался за ней, как за окопным валом.

— Здесь нас никто не увидит, — сказал Паоло. — Поднимемся вот по этому каньону.

«Каньон» был овраг на склоне холма, прорытый дождями и оползнями.

— Ты взаправду хочешь туда? — боязливо спросила Рита и поглядела на верхушку горы.

Чуть повыше, метрах в двадцати над ними, темнел край диковинной штуки. Теперь, когда до неё было так близко, Рита даже про себя не осмеливалась называть её тортом: она вдруг стала для неё чем-то таинственным, Штукой с заглавной буквы.

— Если хочешь, жди меня здесь.

Паоло был уверен и полон решимости, словно Колумб, вступающий в Новый Свет. Но Рита справилась со страхом и сказала:

— Нет, пойду!

Недолгий молчаливый подъем вверх по склону — и вот уж до Штуки остались считанные шаги. Вблизи бок её имел зловещий вид неприступной стены.

— Я пойду первым, — сказал Паоло. — Дам знак — поднимайся ко мне. Услышишь крик — не пугайся.