— Господи боже, а вдруг в меня пульнут?
— Поднимайся ко мне, никто в тебя не пульнёт.
— Постой, на вот совок: если это торт, проделаешь в нём дырку, и мы спрячемся внутри.
Паоло нехотя принял совок. Ведь взять совок — это всё равно что отречься от всех своих убеждений. Да и смешно как-то выйти навстречу пришельцам из космоса с детским совком в руке. «У них наверняка какой-нибудь смертоносный луч, дезинтегратор, и чего только нет!» — думалось ему.
Но он всё же взял совок — и правильно сделал, потому что на верхушке горы Коко его ждали не марсиане и не венерианцы, готовые раздавить его, словно козявку; и не было никакого космического корабля, хоть сколько-нибудь похожего на те, что он видел в фантастических фильмах. Там ждал его торт — только и всего.
Можно было даже не обладать тонким чутьём, чтобы услышать его запах, вернее, сотни, тысячи запахов, разнообразных и пьянящих. Паоло воткнул совок в стенку торта и мигом вырубил в ней нишу для себя и сестрёнки.
Рита напряжённо прислушивалась, ожидая, когда брат позовёт её, а на нее градом сыпались куски марципана и слоёного теста, лились водопады сладкого вина и ручьи наливки. Тут уж она не стала терять даром времени и принялась отведывать всё, что валилось ей под руку, и до того увлеклась, что Паоло пришлось трижды окликнуть её.
— Иду, иду! — отозвалась она с полным ртом и юркнула в ароматную нишу.
Паоло быстро замуровал вход глыбой засахаренного бергамота, оставив лишь маленькое окошечко для воздуха и света.
— Ну что, убедился? — спросила Рита и откусила от стены кусок побольше.
— Ладно уж, ты победила. Это торт. Я тебе заплачу.
— Ещё как заплатишь, для чего ж ещё и спорить! Не будешь зря бросаться словами.
— Ладно, я тебе должен. А теперь не мешай мне работать. Ну-ка подвинься, хочу проложить галерею. Надо исследовать весь торт. Ты что думаешь, я сюда обжираться пришёл?
— Фу, какой! У нас под ногами с полметра шоколаду, мы сидим в гроте из слоёного теста, нам тут безопаснее, чем Пиноккио в брюхе акулы, а у тебя все исследования на уме!
— Ну, ты лопай, а я буду копать.
— Ладно уж! — снизошла Рита. — Буду помогать тебе другой рукой. Для еды мне и одной хватит.
Паоло и Рита без труда проходили слои крема, сливок и миндальной нуги. Они перескакивали через ручьи густого сиропа, переходили вброд лужи смородинного сока, и луч их фонарика выхватывал из темноты маленькие гроты, промытые в недрах торта потоками ликёра, совсем как реки Карста, уходя в толщу гор, промывают там естественные пещеры и акведуки.
Время от времени на их пути вставали огромные, как тумбы, засахаренные вишни. Паоло, которого жажда открытий, как мотор, гнала всё вперёд и вперёд, обходил их, ну а Рита знай себе набивала сочной мякотью рот. Одной рукой она рассеянно помогала пробивать галерею, другой ощупывала стенки из глазированных каштанов, пыталась запихнуть в рот большущий, как тыква, фаршированный орех и пробовала на зубок диковинные камни, которые попадались ей под ноги, — это были по большей части жареный миндаль и орехи.
— Давай, давай, — время от времени поторапливал её Паоло. — Да нет же, не здесь, вот так копай, по радиусу надо идти, только тогда доберёшься до центра.
— Ах, как жалко! Вон оттуда, справа, потянуло холодком… Должно же тут быть мороженое!
— Эх, не взял я с собой компас, вот бы ориентироваться!
— А зачем? Тут повсюду торт: на север и на юг, на запад и на отток.
— Надо говорить не отток, а восток. Сколько раз я тебя учил!
— Ладно уж, знаю, что ты отличник! Зато кто мне проспорил? Фу, фу, в этом месте слишком много ликёру. Не опьянеть бы. Ай! Полилось… Ну-ка, попробую… Точно: не вода, а марсала. Караул, тону! Нет, ничего, всё в порядке. Топаем по бисквитам! Правду сказать, мне больше нравятся миндальные: они крепче.
Паоло не переставая работал совком и молча перечислял про себя материалы, которые ему приходилось обрабатывать: «Малиновое варенье… изюм… крем… фисташковое мороженое…»
Вдруг он остановился и схватил Риту за руку — тревога!
— Гаси фонарь! — шёпотом приказал он.
— Да ведь ничего особенного тут нет. Что случилось?
— Тише! Вон, посмотри.
Из стены перед ними, сквозь проделанное совком отверстие, пробивался тоненький лучик света.
Рита заглянула в дырку: там за стенкой была пещера… А посреди пещеры при свете электрического фонарика, воткнутого в апельсиновый цукат, сидел человек и что-то лихорадочно писал на листах бумаги, лежавших у него на коленях.
— Да ведь это Джеппетто! — прошептала Рита.
— Ну да, а ты Фея с синими волосами… Не мели чепухи. Дай мне подумать.
Паоло и Рита поочерёдно прикладывались к наблюдательному оконцу. Так прошло две минуты.
— Ну как, подумал?
— Нет ещё.
— Скажи хоть, о чём думать, тогда я тоже буду думать вместе с тобой. Ждать просто так — скучно!
— Ладно, пока будем звать его синьор Джеппетто, ведь надо же как-то его называть, — ответил Паоло. — Но кто он такой? Что он тут делает? Как сюда попал?
— Я почём знаю. Может, как мы, так и он. И потом, видишь: он пишет — значит, он писатель. Журналист.
— Ну ладно, теперь у тебя есть о чём думать? Думай да помалкивай, пока он нас не заметил.
Рита притихла и стала лизать стенку из мороженого. Но в ту же минуту тишина взорвалась, словно бомба.
— Это Зорро! — воскликнула Рита. — Прибежал по нашим следам.
— Всё погибло, — сказал Паоло тоже во весь голос: он так взволновался, что позабыл про всякую осторожность.
Зорро с радостным лаем бросился к ним, а Паоло припал к отверстию да так и обмер: таинственный синьор Джеппетто вскочил на ноги и стал испуганно озираться по сторонам.
— Молодец, Зорро! — прошептал Паоло.
Пёс улёгся и завилял хвостом.
— Синьор Джеппетто услышал, — сказал Паоло. — Он обходит пещеру, осматривает стены…
— Похоже, пора смываться.
— Постой. Мне хочется установить…
— Ну да, вот он сейчас сам нас «установит», тогда узнаешь!
— Тихо. Он подходит сюда.
Загадочный обитатель торта, осматривая стены пещеры, подошёл вплотную к отверстию, и Паоло мог рассмотреть его вблизи. Это был староватый, лысоватый, сутуловатый — словом, во всех отношениях чуточку «атый» человек, вот разве что стёкла очков у него были не толстоватые, а прямо-таки толстенные, толщиною в палец, а за ними сверкали необычайно живые чёрные глаза. На нём был длинный широкий балахон, нечто среднее между халатом продавца и фартуком аптекаря. На шее болтался похожий на тряпку галстук, измятый воротник был расстёгнут.
— Бежим, Паоло!
Но Паоло словно прирос к глазку в стене и даже не шелохнулся, когда «синьор Джеппетто» навёл на него свои окуляры. С обеих сторон стены — а она, как мы знаем, была из фисташкового мороженого — две пары любопытных глаз сверлили друг друга взглядом. У Паоло душа в пятки ушла, но он не сдвинулся с места. А загадочный и, ясное дело, не настоящий синьор Джеппетто, похоже, ничуть не испугался. Он крикнул раздражённым голосом:
— Сквак сквок карапак пик!
Такие примерно звуки услышали Паоло и Рита. А также голос Зорро — он вскочил и залаял.
— Брек брок караброк пок! — выкрикнул старикан и принялся обеими руками расширять отверстие. В несколько секунд он проделал в стене окошко и выглянул в него, не переставая квакать на своём непонятном языке.
— Бежим! — крикнул Паоло и попятился назад, не спуская глаз с лица в квадратном окошке посреди зеленоватой стены, освещённой дрожащим лучом фонарика в руке любопытной Риты.
И тут он увидел, или ему почудилось, что за стёклами очков мелькнула улыбка… Ну, а потом они повернулись и ну нарезать во все лопатки по галерее, так что пятки засверкали. Задыхаясь, продирались они сквозь топи сиропа, ликёра и мармелада, с разбегу налетали на стенки из сливок и слоёного теста.
А вон и свет блеснул там внизу… Уже ночь, но все прожекторы зажжены и наведены на торт… Паоло лихорадочно соображал, пробивая отверстие для выхода, потом бросил фонарик под гору и крикнул:
— Зорро, возьми!
Зорро не заставил повторять приказание; он с лаем выскочил из галереи и помчался за фонариком вниз по склону, верный старой игре, которой Паоло и Рита обучили его. Лучи прожекторов, рассекая воздух, вмиг обратились на него. Внизу поднялась страшная суматоха.
Замысел Паоло оправдался. Они побежали вниз по склону, оставленному во тьме словно взбесившимися прожекторами.
— Ну, вот и выбрались…
— Ой, мамочки! — вдруг воскликнула Рита. — Ботинок потеряла!
— Где?
— Не знаю, наверное когда спускались с горы. Пойти поискать, что ли?
— Умница! Тебя сцапают, и всё откроется.
— А торт съедят! Нет уж, ну его, этот ботинок.
Мамы дома не было. Она пришла полчаса спустя, когда «Диомед», уверившись, что марсиане не проявляют враждебных намерений, разрешил обитателям выйти из подвалов.