— Ладно, идите отсюда, — сказал Джакопо. — Сейчас жокей придет, господин Гвидо. Нельзя к лошадям, я уж так пустил, по знакомству. Лошадь хиленькая, ноги слабые, иммунитет никакой, еще заразите чем-нибудь или сглазите. Да-да, господин Гвидо, проходите…

Он ворвался в конюшню, как маленький черный ветер — быстрый, гибкий, горбоносый, глянул зло и весело:

— Посторонних гнать! Что, опять младшие братья деверя шурина соседа старшего конюха?

— Брысь, малышня, — заторопился Джакопо.

Ребята ринулись к дверям, Джаноцца последняя. Гвидо дернул ее за руку, развернул к лампе:

— Синьорита, кто вы?

— Я сестра из Флоренции, — объяснила Джаноцца, вырывая руку. — Пустите, господин Гвидо, больно.

— Обознался… — пробормотал жокей и повернулся к лошади. Он что-то сказал ей тихо и радостно, и она ответила и засмеялась, дернув крыльями.

Мальчишки вышли на улицу расстроенные. Лошадь и вправду была слабая.

— Капитан контрады сейчас заседает с лейтенантами, вырабатывает стратегию, — сказал Паоло. — Может, перекупят Сеппио у Слонов.

— Не надо менять жокея, — вдруг сказала Джаноцца. — Это очень хороший всадник. Он все понимает…

— Ты-то откуда знаешь? — скривился Стефан. — Ладно, давайте думать, что делать.

Ребята сели на ступеньки в каком-то переулке.

— Ну, — сказал Стефан. — Кто что надумал?

— Порча или сглаз, — предложил Маттео. — Сглазим Черного Горбуна — он ослабнет и захиреет. И проиграет скачки. Нехорошо, конечно. Но главное — победа.

— Порчу наводить — не мужское дело, — заметил Джованни, и все посмотрели на Джаноццу.

— Я не умею, — пискнула та.

— Ты же из Флоренции? Раньше флорентийские ведьмы на всю Италию славились… Ну ладно, порча — дело сложное, а сглазить любой человек сможет, — продолжил Стефан. — Нужно только хвалить коня и смотреть на него дурным глазом. У кого из нас дурной глаз?

— У меня аж два глаза дурные, потому что близорукие, — похвастался Паоло.

— У меня левый глаз почти дурной, — сказал Маттео. — Потому что на нем ячмень был, только вчера прошел. Наверное, глаз еще немного дурной — «остаточные явления» называется.

— У меня тоже глаз должен быть дурной, потому что черный, — сказал Стефан. — По традиции все сглазивали… сглаживали… черными глазами.

— Это что, у меня одного глаз не дурной? — обиделся Джованни. — Ну уж нет, так не честно. Я тоже хочу.

— Ладно, все пойдем и сглазим, — подытожил Стефан. — Оптом, наверное, лучше выйдет. Еще что?

— Слабительное подсунуть, — придумал Паоло. — Я вчера по телеку комедию смотрел.

— Коню или жокею? — уточнил Стефан.

— Лучше жокею. Если накануне скачек вечером первого июля дать торт со слабительным, то он ничего не заметит, а утром будет того… ослабленным.

— Хорошо. Ты, Паоло, обеспечиваешь слабительным, а ты, Маттео, делаешь торт из мороженого.

Паоло был сыном аптекаря.

— Еще можно побег устроить, — сказал Паоло. — Я кино смотрел, «Железная маска». Если прокопать подкоп, то Черный Горбун убежит.

— Эй, ты как себе представляешь, лошадь по своей воле лезет в подземный ход? — изумилась Джаноцца.

— А ты не встревай. М-м-м… может, он любознательный и любит по подземельям лазать. Или можно крышу разобрать.

— Зачем?

— Ну… чтобы Черный Горбун вылез на крышу и ушел.

— От погони он уходил по крышам, — пробормотал Маттео, вспоминая последний шпионский боевик.

— Лучше дверь взорвать, — предложил Джованни. — Коню не придется лезть на крышу или под землю, он мирно уйдет по горизонтали.

— Взрыв — это громко, — возразил Стефан. — Все прибегут, нас поймают и побьют. Я не боюсь, конечно, но Черного Горбуна тоже поймают.

— Мы тихонечко взорвем, — уговаривал Джованни, который уже давно ничего не взрывал, а очень хотелось.

— Ладно, все строительные работы — взрывы, подкопы и разборки крыш — на Джованни, — сдался Стефан. — Инструмент у отца возьмешь.

Отец Джованни был строителем.

— А что ты придумала? — спросил Маттео Джаноццу.

— Я не знаю… ну вот можно ласку запустить в конюшню… — неуверенно сказала девочка. — В старые времена бывало: хозяин заходит утром в конюшню, а конь весь в мыле, храпит и бьется. И потом весь день плохо ездит. «Это на нем черт катался», — думает хозяин. А на самом деле в конюшню залезла ласка, такой маленький хищник, меньше кошки. Ласка бегает, мышек ловит. Конь ей без надобности — больно велик. А конь лесного зверя чует, боится, всю ночь бесится… конечно, утром он не работник. Если накануне палио запустить ласку…

— Где ж я тебе посреди города ласку возьму? — развел руками Маттео. — Они у нас и не водятся. Одни кошки.

— А если кошку запустить? — предложила Джаноцца.

— Глупости все это, — сказал Стефан. — Если мы накануне палио запустим в конюшню ласку, то как Черный Горбун будет есть отравленно-слабительное мороженое? У него аппетит пропадет, он будет на ласку отвлекаться и ничего не съест.

— А может, они подружатся и вместе поедят мороженого? — сказала Джаноцца. — И вообще вы торт собирались жокею давать, а не коню…

— Тьфу, я перепутал. Ты меня так заморочила своими ласками… то есть зверем лаской, я имел в виду. Ласки у меня, конечно, нет, но вот как сделаем: я принесу из дому кошку, и мы ее запустим сегодня в конюшню. Для репетиции. Если завтра на утреннем заезде Черный Горбун не придет первым, значит, кошка подействовала, и можно будет повторить на следующий день.

— Кошка лучше, чем ласка, — одобрил Джованни. — Больше и страшнее.

— А еще можно кошку раскрасить в пугающие цвета, — предложил Паоло. — Я по телеку смотрел: безобидная гусеница раскрасилась красными и желтыми полосками, и все птицы в обморок от ужаса попадали. «Отпугивающая окраска» называется.

— Если я нашу кошку раскрашу красными и желтыми полосками, то в обморок от ужаса упадет моя мама, — фыркнул Стефан. — Потому что это ее любимая кошка. Так что раскрашивать не бу… о-о-о!

— Что о-о? — подозрительно переспросил Паоло.

— Мы раскрасим ко-ко-коня! — Стефан аж заикался от собственной гениальности. — Зеленкой! Утром придут за Черным Горбуном, а он зеленый! Его не узнают! Или снимут с состязаний как заболевшего ветрянкой! Или чумой и оспой!

— И холерой, — подсказала Джаноцца.

— И холе… холера такая, как мы сразу не придумали! Если даже Горбуна не снимут со скачек, то все равно над Черепахами все будут смеяться!

— Я зеленку принесу, — обрадовался Паоло. — У нас много.

— Здорово, — одобрил Маттео. — Но нас в конюшню не пустят.

— Так Джованни все равно дырку в потолке будет делать, когда дверь взорвет и подкоп выроет, — сказал Стефан. — А мы через эту дырку в потолке просунем это самое… чем брызгают… ну пш-ш-ш…

— Чего?

— Я забыл, как называется, такое из него пш-ш-ш получается, когда красят…

— Пульверизатор? Краскопульт? — сообразил Джованни. — У отца есть! Заправим зеленкой, и Черный Горбун станет нежно-фисташковым!

— Все, пишем план, а то половину позабываем, — и Стефан порылся в карманах. Ручку он нашел, а бумажку дал Паоло — какой-то старый рецепт, в который он пирожное заворачивал. Стефан усердно трудился над документом, потом огласил:

«План сами знаете чего.

29 июня. Сглаз и запустить ласку.

30 июня. Утром смотрим, сработала ли ласка. Вечером Джованни роет подкоп, разбирает крышу, взрывает двери. Еще вечером полить сами знаете кого зеленкой.

1 июля. Вечером подсунуть мороженое жокею или коню. Ответственный Маттео. Все».

— Утро второго июля еще свободно, — заметил Маттео. — Может, еще что запланировать?

— Я думаю, хватит, — сказал Паоло. — Несчастный Черный Горбун будет зеленым, сглазенным, слабительным, испуганным страшной кошко-лаской и убежавшим из конюшни!

— Мы использовали химическое оружие (слабительное и зеленку) и биологическое оружие (ласку), — сказал Маттео. — Осталось ядерное.

— Ладно, уговорил, — кивнул Стефан. — Тебе, Маттео, поручается за три дня изобрести ядерное оружие и применить его в отдельно взятой конюшне. Но смотри — не очень ядерное, чтобы конь не пострадал!

Маттео почесал в затылке.

— Пошли сглазивать… сглаживать… сглазить, короче, — сказал он. — А то темнеет, скоро и не разглядишь, у кого какой глаз — дурной или не очень.

Сиена — очень подходящий город для коварных планов и преступных заговоров. Злодейские тупички, каменные мешки дворов, зловещий красноватый колорит улиц и прочий средневековый антураж весьма располагает пырнуть кинжалом или преподнести яд в золотом бокале врагу из соседней контрады. Когда ребята торопились по узкой, чуть шире бедер, улице к Черепаховой контраде, Джаноцца чувствовала себя так, словно шла по крайней мере свергать Медичи с тосканского престола. На повороте она столкнулась с монахом в рясе, подпоясанной веревкой… вернее, столкнулась бы, но монах в низко надвинутом капюшоне прошел сквозь нее, не заметив.