Действительно, при малейшем дуновении дерево качалось, издавая скрип и потрескивание. И вдруг, от налетевшего порыва ветра, оно жалостно заскрипело, треснуло и начало заваливаться. Йенс оказался на приличном расстоянии, и успел отскочить от падающих ветвей. А после этого восхитился: «Вот так волшебство! Спасибо, Радуга-Птица, тебе за твой чудесный дар»! А ведь не услышь я этого разговора, то меня бы точно прихлопнуло этим гигантом!
В другой раз Йенс услышал, как громко кричала пара лазоревок. Они жаловались, что двое вооруженных до зубов людей вломились в заросли орешника, где находилось их гнездо. Люди так раскачали кусты, что сбросили почти достроенное гнездо на землю. И теперь всю работу им придется начинать сначала. Йенс свернул с тропинки, тихонько обошел вокруг, и действительно увидел двух вооруженных разбойников, поджидающих путников как раз возле той тропинки, где он ходил к своей лесной лачуге.
Тихо, чтобы его не услышали, он вернулся обратно и бросился к городской страже. Охранники хоть и отвечали только за ворота, но взялись помочь перепуганному юноше. Стражники окружили засаду, где скрывались разбойники, и схватили их так ловко, что те не успели сделать ни единого выстрела. Начальник стражи похвалил Йенса за хороший поступок, а Йенс еще раз восхитился: «Ай да чудо-птица, ай да волшебный дар»!
А в третий раз, Йенс сидел у себя в мастерской, шил сапоги, и услышал, как разговаривали две вороны. Одна из них выглядела уставшей, как будто только что прилетела издалека. Она рассказывала приятельнице, местной вороне странные вещи:
— А еще в тех краях есть ферма, на которой живет старая одинокая женщина. Она сильно болеет. Сын у нее живет в городе, работает день-деньской, чтобы ей на лекарство заработать. Только вот беда: пилюли-то у нее есть, а встать налить воды, чтобы выпить лекарство, она не может. Настолько ей плохо.
Как услыхал эти слова Йенс, то тут же закрыл мастерскую и поехал к матушке. Приехал, и увидел: все, что рассказала ворона, оказалось правдой! Он принес воды, дал матушке выпить лекарство, затопил печь, приготовил еду и накормил матушку. А после этого он собрал ее скромные пожитки, заколотил дверь фермы, и увез матушку к себе.
Всю дорогу он ехал и приговаривал: «Подумаешь, что в лачуге.
Зато, мы станем жить вместе, и всегда сможем помочь друг другу». И еще, изредка, тихо добавлял что-то совершенно непонятное: «Спасибо тебе, Радуга-Птица, за твой чудный дар»!
Долго, почти полгода они жили в лесу, в лачуге Йенса. А к весне, удалось удачно продать их старую ферму. К этим деньгам они добавили те, что заработал Йенс и купили большой дом. Теперь они могли жить в прекрасном доме и не платить деньги за аренду мастерской. А вскоре они с матушкой и вовсе выкупили всю мастерскую у соучредителя.
Матушка совсем поправилась и забыла про ту страшную болезнь, что постигла ее.
А по осени Йенс посватался к хорошей девушке из купеческой семьи.
И на свадьбе, когда молодые выходили из церкви, вдруг все небо раскрасилось всеми цветами радуги. А Йенс тихо произнес: «Спасибо тебе, Радуга-Птица, за твой волшебный дар». А сверху раздалось удивительное щебетание, но понял его только Йенс. А говорила птица вот что: «Настоящее добро никогда не пропадает. Оно прорастает ростками, и рождает новое добро».
Пока я это рассказывал, я и не заметил, как вошел в раж, и уже говорил громко, декламируя во весь голос. Когда рассказ закончился, в зале повисла тишина. Никто не стучал вилками, не разговаривал. Вот так да! Это получается, что меня слушал весь трактир? Мне как-то даже неудобно стало. Приехал спасать одного человека, а сам вместо этого себе бенефис устроил. И тут кто-то захлопал в ладоши, кто-то крикнул:
— Здорово! Какая замечательная история!
— Вот и в наш трактир стали заходить писатели! У нас теперь уже второй свой сказочник есть!
Ко мне подходили люди, жали мне руку, похлопывали по плечу и говорили о своем восхищении. И мой давешний знакомый, ради которого я и залетел в этот девятнадцатый век (по-другому не скажешь), тоже восхитился:
— Да, дружище, ты меня растрогал. То, что ты рассказал, мне очень понравилось! Завтра же я тебя сведу к моему издателю, и он твою сказку непременно опубликует! У тебя есть записанный вариант сказки?
— Нет, к сожалению.
— Сразу чувствуется настоящий сказочник, — подмигнул он мне. — Не записываешь сказку на бумагу, пока она не станет совершенной? Узнаю мои собственные замашки. Ничего, сейчас придешь, запишешь, а завтра мы отнесем твою рукопись издателю, и, клянусь моим цилиндром, что ему придется раскошелиться! Ты, кстати, где остановился?
— Да пока нигде.
— Я так и понял. Приезжий, начинающий писатель, без денег в кармане. Как мне это знакомо! Я и сам так год назад начинал. Значит, я тебя сейчас поселю в гостиницу.
— Спасибо, но мне нечем расплатиться.
— Не беда. Я же говорил, что я сегодня богач.
— Нельзя же так раздавать деньги посторонним людям!
— Ты, дружище, уже считай мой знакомый. А еще, ты мой собрат по перу, писатель. И потом, я тебе сейчас просто дам денег взаймы, а завтра тебе издатель заплатит гонорар, и ты вернешь мне долг, идет?
От него исходила такая бурная доброжелательность, что спорить оказалось просто невозможно. Через полчаса я уже сидел в гостиничном номере за столом, и воевал с гусиными перьями, чернильницей и керосиновой лампой. А еще мне приходилось постоянно подкладывать дрова в маленькую печурку. Поленья горели плохо, дымили, и дым щипал глаза. Я записывал сказку и усмехался: насколько же проще жить нам, людям двадцать первого века, не обремененным этими бытовыми неудобствами.
К полуночи я закончил рукопись, последний раз подложил дров и лег спать с чувством выполненного долга. Завтра мой новый знакомый никуда не поедет, так как поведет меня к издателю. Разбойники нападут на дилижанс без него, он не погибнет, и все закончится хорошо. Засыпая, я думал о том, что запах от дров сладкий и тягучий.
Я еще, отсветы огня, пляшущие по стенам, на самом деле разноцветные, а не только желтые и красные.
Проснулся я среди ночи от ужасной головной боли. Первое, что мне бросилось в глаза, это включенная электрическая люстра. Я спал у себя дома и держал в руках раскрытую книгу «Малая литературная форма Европы конца 19 века». Ну вот, как всегда: заснул с книжкой в руках!
Читал долго, спал при свете, оттого голова и болит.
Вот только откуда взялся запах горящих дров? Померещился от того, что во сне печка приснилась? Я принюхался. Действительно, пахло дымом. Окинул глазами комнату: ничего не горит. Наверное, с улицы затянуло, опять где-то жгут листву. После этой правильной мысли все мистическое моментально улетучилось вместе с остатками волшебного сна.
Я уже хотел убрать книжку и окончательно ложиться спать, как вдруг заметил: на открытой странице вместо сказок следующего автора, которого я не стал читать, стояла четвертая сказка понравившегося мне автора! Я потряс головой: «Брррр»! Неужели я до четырех считать разучился? Сонливость как рукой сняло. Я опять взял книжку и начал читать.
Прочитав вступление, я поразился. В нем автор говорил, что это сказка его доброго друга по имени Шульц. Дальше описывалось, что автор этой сказки погиб. Отравился в гостинице угарным газом. А он взял на себя смелость опубликовать эту сказку, чтобы устроить достойные похороны бедняге Шульцу. И дальше следовала сказка про Радугу-Птицу из моего сна. Я подумал и успокоился. Все сходится, просто я читал, уснул во время чтения, и дальше мне приснилось все то, что я перед этим прочитал.
И ни в какой девятнадцатый век я не путешествовал. А мой любимый автор пятого октября сел в дилижанс, поехал к матушке и на него напали разбойники. Я перелистал несколько страниц назад, чтобы убедиться в правоте моих рассуждений. Но, то, что я там обнаружил, привело меня в состояние шока! Оказывается, автор после похорон своего друга Шульца, только двадцатого октября поехал к матери. И дилижанс, в котором он ехал, проезжая по горной дороге, попал под камнепад.
Вот это да! Я резко сел и схватился за голову. Опять у меня из-под ног исчезало ощущение реальности происходящего. Я мог не дочитать один рассказ и уснуть — это запросто. Мог увидеть прочитанное во сне — это тоже легко объяснялось. Но вот то, что после моего сна содержание книги изменилось — это не укладывалось в моей больной голове!
Что же получается? Я все-таки совершил путешествие в прошлое, подружился с неизвестным мне ранее автором, и попытался его спасти?
Да, получается, что все так и происходило. Я попробовал его спасти, но не смог. А почему? Наверное, мне следовало просто его предупредить, чтобы он опасался этой поездки? Да, Радуга-Птица, сказал я сам себе. Не смогли мы с тобой спасти моего друга, а жаль.
Вот уж кто-кто, а он-то в первую очередь достоин помощи. А мы с тобой не справились. Вернее, это я сплоховал.