Однако потом она снова скривила физиономию в самом близком подобии улыбки, какое могла выдавить из себя, и сняла с подноса тарелку. Комнату тотчас заполонил восхитительный аромат наваристого куриного бульона, моркови, свежего масла. Рот Лайзл открылся сам собой. Такой роскошной еды – да еще в подобном количестве – она давным-давно не видала. Она сглотнула слюну…
– Ну ладно, хватит болтовни, – закладывая салфетку за ворот рубашки Лайзл, сказала Августа. – Ты вся вымоталась в дороге и, должно быть, с голоду помираешь. На-ка, поешь… – Она склонилась совсем близко к Лайзл, растянутый рот напоминал полумесяц. – Я хочу, чтобы ты была здоровой и сильной!
В одной руке у нее была тарелка, другой она зачерпнула большую ложку горячего супа – золотистая курочка, рис, морковка…
– Ну-ка, раскрывай ротик, – ворковала она. – Сделай «ам»!
Лайзл не очень-то нравилось, что ее собирались кормить, точно маленького ребенка, но голод все заглушил. Она открыла рот. Ложка начала приближаться…
– Нет, Лайзл! – внезапно крикнуло По. – Не надо! Не ешь!
Девочка поспешно захлопнула рот. Ложка ткнулась ей в подбородок, и бульон вылился на салфетку, а кусочки курицы и морковки вместе с зернами риса скатились Лайзл на колени.
– Глупая девчонка! – прошипела Августа, но тотчас опомнилась. – Открой ротик еще раз, дорогуша.
Лайзл покосилась на По. Привидение стояло у самой кровати, его контуры ярко светились от ужаса. Лайзл спросила:
– В чем дело?
– Ни в чем, – сказала Августа, решив, что падчерица обращалась к ней. – Просто пытаюсь свою сладенькую девочку супчиком покормить. Уж Августа его для нее варила, варила… Ну, давай скушаем ложечку?
И она вновь зачерпнула бульону.
– Помнишь, что твой папа сказал мне, когда я встретило его на Той Стороне? – быстро заговорило По. – Не надо было мне тот суп есть… Ну, вспомнила?
У Лайзл голова пошла кругом. Перед внутренним взором проносились картины: вот она наблюдает из чердачного окна за Августой, которая едет в больницу проведать отца Лайзл и двумя руками держит перед собой большую супницу. Вот Лайзл лежит на полу возле отопительной батареи и слушает, как этажом ниже сплетничают служанки. «Что бы люди ни говорили, не может она быть такой уж злодейкой! Хозяину вот своими руками суп каждый день варит и в больницу таскает… Сказывают, самолично его с ложечки кормит, чтобы ни единой капельки не пропало!»
Не надо было мне тот суп есть…
Ужас и ненависть завихрились в груди Лайзл, и этот вихрь породил всего одно слово, ясное, отчетливое и правдивое:
Убийство!
– Открывай рот! – сказала Августа.
– Нет! – вскрикнула Лайзл. Шарахнулась по кровати назад, упираясь спиной в подушки, и наподдала тарелку ногой. Та отлетела прочь и вдребезги разбилась о стену, оставив на ней недолговечную «фреску» из кусочков вареного лука и размякшей петрушки.
Августа в ярости вскочила. Схватила Лайзл за плечи и принялась трясти.
– Дура! – выкрикивала она. – Гадкая, никчемная, дрянная девчонка!
Она так трясла девочку, что у той лязгали зубы. И все-таки Лайзл нашла в себе силы крикнуть в ответ:
– Убийца!
Хватка Августы тотчас разжалась. Лайзл свалилась на смятые простыни и, вскочив, тотчас отбежала, отгородившись от мачехи хотя бы кроватью.
– Ты что сказала?
Голос Августы снова стал очень тихим и вкрадчивым, и на сей раз Лайзл вовремя распознала опасность. Впрочем, ей было все равно. Ее переполняла такая жгучая, раскаленная ненависть, что она не боялась. В эти мгновения она сама была нешуточно опасна.
– Убийца! – повторила Лайзл и так стиснула кулаки, что ногти впились в ладони.
Августа смерила ее взглядом. Обычно невыразительные глаза блестели, как у ядовитой змеи.
– Ты сама не понимаешь, что несешь, – холодно проговорила она наконец. – Ты ударилась головой и плохо соображаешь. Тебе надо поесть, потом поспать, и тогда утром ты почувствуешь себя лучше.
И Августа принялась собирать с пола осколки.
– Очень даже понимаю! – крикнула Лайзл дрожащим от ненависти голосом. – Ты моего папу убила! Ты давала ему яд, а мне все время врала! Даже не пустила меня к нему, когда он умирал!
Августа ответила не сразу. Лайзл успела решить, что сейчас мачеха начнет отпираться. Более того, где-то в глубине души она на это даже надеялась. Но Августа вдруг улыбнулась – страхолюдной улыбкой, похожей на оскал дикой кошки за мгновение до прыжка на добычу, – и Лайзл ощутила тонкое, ледяное лезвие ужаса, поняв, что все было правдой.
– Да, именно так, – тихо произнесла Августа. – Ты правильно догадалась. Это я убила его. Я травила его медленно, капля за каплей, чтобы никто ничего не заподозрил. Кто бы знал, чего мне стоило это долготерпение! Но я выдержала! – Оскал хищницы сделался еще шире. – А вот с тобой, милочка, мне церемониться не придется. На сей раз я все проделаю быстро…
– Не подходи! – сказала Лайзл и добавила, как плюнула: – Ненавижу!
Августа окинула падчерицу оценивающим взглядом, словно прикидывая, какого сопротивления от нее ждать.
– А знаешь, – сказала она затем, – я ведь тебя за глупенькую держала. Выходит, ошиблась… Однако теперь это неважно. – И она направилась к двери. – Сейчас я вернусь. И принесу еще одну тарелку. Я сварила этот суп для тебя, с двойной порцией масла. Обещаю, что вкуса яда ты даже не ощутишь. Людям ведь полагается наслаждаться последним ужином перед смертью, не так ли?
– Не стану я есть! – крикнула Лайзл. – И ты меня не заставишь!
Августа обернулась.
– Тогда голодай, – прошипела она. – Умирай медленно. Ты вольна выбрать себе род смерти, но запомни одно: живой ты из этого дома не выйдешь!
С этими словами она вышла наружу и захлопнула за собой дверь. Лайзл слышала, как провернулся в замке ключ. Тяжелые шаги удалились по коридору. Сделалось тихо…
Глава двадцать пятая
– Будь ты привидением, мы бы живо управились, – в тысячный раз повторило По.
– Да поняла я уже это, поняла, – устало ответила Лайзл.
– Я просто пытаюсь помочь…
– И это я тоже знаю. – Лайзл терла кулачками глаза. Она не ложилась всю ночь и страшно устала. – Извини…
– Ты точно уверена, что не можешь развоплотиться? Даже чуть-чуть?
– Уверена, – вздохнула Лайзл, тяжело усаживаясь на постель. Несколько часов она расхаживала по комнате туда и сюда – от кровати к запертой двери и оттуда к окошку, – но никакого плана собственного освобождения так и не придумала. Она угодила в ловушку, из которой не было видно ни малейшего выхода. Вторая тарелка супа – несомненно, отравленного, – остывала нетронутой на прикроватном столе. Лайзл знала, что Августа в кои веки сказала ей правду. Либо она рано или поздно съест этот суп, либо умрет с голоду.
И никаких надежд на спасение.
По подошло к столу, а потом проследовало непосредственно сквозь стол, словно демонстрируя, как это на самом деле легко.
– Будь ты привидением… – пробормотало оно.
Лайзл вдруг напряглась. Уставилась на По и смотрела на него так долго и пристально, что призрак занервничал, обратившись на всякий случай в едва различимую тень.
– По, – с ноткой изумления в голосе выговорила наконец Лайзл, – а ведь ты право!
– А я и не сомневалось, что право, – ответило По. Ему было слегка не по себе: очень уж непоследовательно вела себя Лайзл. То она читала ему нотации, а в следующий миг вдруг принималась хвалить! Вот и поди пойми их, этих живых. – Но ты ведь не привидение, верно? Так что толку рассуждать?
– Н-н-н-нет, – задумчиво выговорила Лайзл. В ее голове медленно обретал форму какой-то намек на идею, и она очень боялась, как бы едва показавшаяся мысль случайно не улетучилась. – Нет, я не привидение. Но это не значит, что я не могу им притвориться… на некоторое время!
– Не пойму я что-то, о чем ты, – сказало По. Лайзл изъяснялась загадками, а загадок По не любило.
– Я о Той Стороне! – сказала Лайзл и соскочила с кровати, синие глаза возбужденно сверкали. – Понимаешь теперь? Я смогу последовать туда за тобой. А потом мы выйдем обратно на Эту Сторону. Где-нибудь в другом месте, там, где нам уже не будет опасность грозить…
Некоторое время в комнате было очень тихо. Лайзл ждала, затаив дыхание. Замер даже Узелок, что было для него очень нехарактерно.
Затем По произнесло:
– Ничего не получится.
– Почему? – спросила Лайзл. – Почему не получится?
– Живые люди не могут проходить на Ту Сторону. Это неслыханно. Это невозможно проделать!
– Невозможно или просто не принято?
– И то и другое, – сказало По. Его мысли тоже потекли куда-то не туда, принимая неожиданный оборот. – Все равно не сработает. Ни под каким видом не сработает…
– Когда ты уходишь на Ту Сторону, – гнула свое Лайзл, – ты же проникаешь в какую-то щелочку или разрыв, так ведь?