— Ах, мой кувшин!.. — побледнев, вскрикнул князь.
— Хе-хе, зато руку спасли! — сказал старик.
Все посмотрели: в руке у него было крепко зажато столько тянучек, что, конечно, пролезть сквозь горлышко кувшина рука уже не могла.
БЕЛЕНА
перевод Б. Бейко
днажды бродячий торговец шелком остановился на ночь в харчевне.
Жена хозяина харчевни была женщина жадная да завистливая. Увидела она за спиной у торговца увесистый тюк и думает: «Хорошо бы он забыл у нас свою ношу, мы бы тогда поживились!»
Посоветовалась она с мужем. А тот в жадности не уступал жене и к тому же слыл хитрецом. Вот он и говорит:
— Нет лучшего средства, как накормить его беленой. От белены люди сразу глупеют и делаются забывчивыми.
Сказано — сделано. Сбегала хозяйка в поле и нарвала там столько белены, что еле унесла в охапке. Потом она намешала этого зелья во все кушанья, даже рисе беленой сварила, и накормила постояльца. Торговец от всего этого совсем одурел и с раскрасневшимся лицом, тяжело отдуваясь, всю ночь пролежал в постели без сна. А наутро, чуть только забрезжил свет, он торопливо поднялся и ушел из харчевни.
Хозяйка сразу бросилась в его комнату.
«Ну, наверное, все нам оставил!» — подумала она и, заранее предвкушая находку, принялась неторопливо «сматривать спальню торговца. Но, кроме постели, в ней ничего не оказалось.
— Ведь сколько белены скормила, а толку никакого! — сетовала хозяйка.
— Не может этого быть! — возразил ей муж. Он тоже вошел в спальню, осмотрел ее, но ничего не нашел. Некоторое время хозяин харчевни стоял, о чем-то раздумывая, и бормотал про себя: «Не может быть, чтобы он после белены чего-нибудь не забыл. Не может быть». Потом он вдруг хлопнул себя по коленям и закричал:
— Ну, конечно! Забыл! Забыл!
— Забыл?.. Что же он забыл?
— Заплатить за ночлег!..
ГЛУПЫЙ ЗЯТЬ
перевод Б. Бейко
ришел глупый зять в гости к родственникам жены. Те его и тем и другим потчуют, а на закуску подали ему рисовых лепешек. И такие эти лепешки были вкусные — ну, прямо язык проглотишь!
Ест зять, пальцы облизывает и думает: «В жизни такого не пробовал!»
— Что это за кушанье такое чудесное? — спрашивает он.
Рассмеялась теща и говорит ему:
— Так ведь это данго[50], неужели не знаешь?
— Ах, данго!.. — смутился зять. — Знаю, конечно знаю!
А сам думает: «Как только вернусь домой, сразу же заставлю жену настряпать мне таких данго».
Поблагодарил зять тещу за гостеприимство и отправился в обратный путь.
Идет и, чтобы не забыть дорогой, все время твердит: «Данго, данго…»
Попалась ему на пути глубокая канава. Разбежался он: «Эх, доккуисё!»[51] — и перепрыгнул. Да так и стал повторять: «Доккуисё, доккуисё», а слово «данго» забыл.
Пришел он домой, и еще не переступил порога, а уже приказывает жене:
— Сделай мне доккуисё! Понимаешь? Доккуисё!
Испугалась жена: «Уж не случилось ли чего с мужем?»
— Ну, как ты погостил, хорошо ли тебя встретили? — спрашивает она.
А муж и слушать ни о чем не хочет.
— Сперва доккуисё сделай, да побыстрее!
— О чем ты говоришь? Какое доккуисё? Я такого не знаю.
— Как не знаешь? Брось свои шутки, скорее принимайся за дело!
— Но ты же глупости говоришь!
— Глупости? Доккуисё, по-твоему, глупости? — окончательно вышел из себя муж. Набросился он на жену с кулаками и давай ее колотить.
Не вытерпела жена, заплакала:
— За что же ты меня бьешь? Посмотри, какую шишку на голове посадил, с данго будет!
— Вот, вот, я и говорю — данго! Понимаешь? Данго! Уж очень они мне понравились! — радостно подхватил муж.
HEОБЫЧНЫЙ СУД
перевод Б. Бейко
днажды обронил скупец кошелек. Было в нем сто золотых. Нашел этот кошелек честный человек и отдал его чиновнику. Приходит скупец в присутственное место заявить о своей потере, а чиновник показывает ему кошелек и спрашивает:
— Не твой ли это?
Обрадовался скупец, заулыбался.
— Он самый! — говорит. Протянул было к кошельку руку, но чиновник остановил его.
— Нет, погоди. Где это видано, чтобы потерянное возвращали даром? Ты должен отблагодарить того, кто нашел твои деньги.
Не хотелось скупцу отдавать кому-то деньги. Заглянул он в кошелек и говорит:
— Тут всего только сто золотых, а я потерял сто двадцать. Не иначе как этот человек уже взял себе двадцать золотых.
— Что ты выдумываешь! — возмутился тот, кто нашел деньги. — В кошельке было ровно сто кобан[52].
— Нет, сто двадцать! — не унимался скупец.
Спорили они, спорили, а конца спору и не видно. Что было делать чиновнику? Повел он их к правителю. Выслушал обоих правитель, а потом и спрашивает скупца:
— Ты уверен, что у тебя в кошельке было сто двадцать золотых?
— Да, господин, я хорошо помню, было ровно сто двадцать.
— Ну, тогда этот кошелек не твой. А раз он не твой, пусть деньги возьмет тот, кто их нашел. Тебе же лучше самому пойти поискать свои сто двадцать кобанов. Ищи лучше! Может быть, и найдешь!
РАССЕЯННЫЙ
перевод В. Марковой
ил в городе Сэмбоку один человек, на редкость рассеянный и суматошливый. Много раз попадал он из-за этого впросак.
Как-то раз собрался он пойти в храм бога Инари на праздник и говорит своей жене:
— Жена, завтра я пойду в храм бога Инари. Приготовь мне с вечера моти[53] на дорогу. Мне идти далеко.
Утром он встал рано, до рассвета. Жена еще лежала в постели.
— Жена, а жена! Где моти?
— У окна.
А ему послышалось: «У очага!»
Пошарил он у очага и нашел круглый горшочек, в котором жена держала краску — зубы чернить[54]. Впопыхах он решил, что отыскал моти.
— Жена, а жена! Где платок — завязать моти?
— На полочке.
А ему послышалось: «На постели».
Поискал он на постели, нашел широкий женин пояс и думает — платок. Завязал в него горшочек.
— Жена, а жена! Где мой кинжал?
— В ящике комода.
Не нашел он в темноте комода, а нашел лоханку. Достал из нее пестик и засунул за пояс.
— Жена, а жена! Где моя плетеная шляпа?
— Поищи на кухне.
Поискал он на кухне, нашел соломенную корзину и надел себе ее на голову.
Потом стал обуваться. Один носок надел на ногу, другой на метлу. Правую ногу обул в соломенный сапог, а на левую надел сандалию с деревянной подошвой.
Пошел рассеянный по дороге. Начал белый день заниматься. Дошел он до одной деревни, а там люди смеются:
— Глядите! Глядите! Вон идет какой-то чудак с корзиной на голове. И откуда только у него такая невиданная шляпа!
Он подумал:
— Про кого это говорят?
Оглянулся назад, никого нет.
— Неужели про меня?
Снял шляпу, взглянул — вот тебе и раз! Это не шляпа, а корзина. Забросил он ее подальше в траву.
Шел, шел, и снова деревня на дороге. Опять люди смеются:
— Смотрите, как этот прохожий обулся! С пьяных глаз, что ли? Носок один, да и обувь разная!
Поглядел — правда. На одной ноге у него сапог, на другой — сандалия. Отошел он от деревни, разулся, забросил в траву сапог и сандалию и пошел босиком.
Опять деревня на дороге. Люди на него показывают:
— Смотрите, какое грозное оружие! Вот чудак, пестик за пояс заткнул!
Посмотрел — и в самом деле у него за поясом деревянный пестик. Отошел он от деревни и забросил пестик в поле.
Пришел рассеянный в храм, видит, у ворот храма амулетами торгуют. Было у него с собой сто мон. За амулет хотел отдать три мона, а на остальные выпить и погулять, да опять впопыхах ошибся. Три мона оставил себе, а девяносто семь бросил в ящик для сбора денег. Что будешь делать? Взять назад совестно, а на три мона не попируешь. Пошел он на горку позади храма, где народу не было. Развязал узелок с едой — глядь, а там вместо моти пустой горшочек.
Схватил он горшочек и как швырнет его с досады! Покатился горшочек, ударился о камень и разбился.
Стал рассеянный сворачивать платок, — что это! — длинные завязки болтаются. Посмотрел, а это не платок, а женин пояс. Бросил рассеянный пояс, точно обжегся.
Смотрит, халат на нем надет шиворот-навыворот. Надел он его как следует и побежал с горки. А есть как на грех все больше хочется. Не до праздника ему стало, не пошел он на храмовое представление[55] и повернул домой.
Попалась ему по дороге лавка. Выставлен перед ней белый валун, похожий на рисовую лепешку, в знак того, Что здесь торгуют лепешками.
Спросил рассеянный:
— Почем лепешки?
Ему говорят:
— Три мона.
«Куплю, — думает, — одну. У меня как раз три мона».