— Добрый сэр, прошу прощения, но мое имя Дакфонтейн Дилворти, не будете ли вы добры объявить правильно еще раз?

Судье пришлось согласиться. Это вызвало смех и возгласы одобрения в адрес зайчихи:

— Так его, мисс! Пусть будет повнимательнее, старый черт!

— Девчонка-то за себя может постоять, а? Судья потребовал тишины и провозгласил:

— Хва-астовство начина-а-а-а-ется!

Все замерли. Дотти молча и неподвижно стояла в середине ринга. Бахвал пошел вокруг нее, как бы выбирая, откуда напасть. Вдруг он сделал сальто, затем — великолепный прыжок, и вот он уже стоит вплотную к Дотти, не сдвинувшейся с места. И король начал:

— Я могучий монарх с гигантских гор! Я король Бахвал Большие Кости! Что ты на это скажешь, крошка?

Дотти как будто его не замечала. Она бодро помахала друзьям:

— Во какой умный! Свое имя знает. И длинное. Интересно, долго он его учил?

По толпе зрителей прокатился смешок.

Бахвал затопал ногами так, что пыль поднялась столбом. Потом подпрыгнул выше головы Дотти. Она стояла все так же неподвижно. Бахвал выгнул грудь и забарабанил по ней:

— Я безрассуден и бесстрашен! Рожден в безлунную ночь, под грохот грома и сверкание молний!

Дотти аккуратно смахнула с лап кружевным платочком пыль, поднятую Бахвалом, и ответила:

— Ой, какая ужасная погода! Надеюсь, вы не промокли?

Снова по толпе прокатился смех, на этот раз — более громкий. Королю пришлось выждать, пока толпа успокоится. Он стоял, крепко стиснув челюсти.

Он приблизился к Дотти вплотную и, глядя прямо ей в глаза, завопил:

— Ты смотрела когда-нибудь смерти в глаза, кррррошка? Смотри, э-э, вот прекрасный случай!

Толпа затаила дыхание, ожидая ответа. Дотти тоже буравила противника взглядом:

— Э-э-э, да вы как-то осунулись, сэр. От крика да от прыжков… Смерть вам пока не угрожает, но… может быть, у вас болит животик?

Толпа взорвалась криками и хохотом. Звери хватались за животы и утирали слезы.

— Га-га-га! У короля болит животик! Ай-ай-ай!

Бахвала трясло с головы до ног. Пожирая Дотти глазами, он вытянул вверх лапы, как будто собираясь сокрушить соперницу. Дотти одобрительно кивнула:

— Физкультура всегда помогает, сэр! Моя матушка всегда советовала упражняться, чтобы не болел живот.

Ну-ка, лапки вверх — лапки вниз, дышите носом, не сутультесь, сэр!

Она шевельнулась, как раз когда лапы Бахвала резко опустились, и одна из них ударила Дотти по плечу. Толпа взорвалась:

— Нечестно! Нарушение правил!

— Он ударил соперницу!

Несколько зайцев, Груб, барон Драко, судья рванулись на ринг. Зайцы и Драко сдерживали Бахвала, Груб обнял зайчиху за плечи. Судья, втиснувшись между соперниками, заорал:

— Дисквалификация! Ваше величество нарушили правила! Никто, говорю я, не имеет права ударить соперника в соревновании по Хвастовству! Вон с арены сей же момент, ваше величество, вы удаляетесь!

Бахвал подхватил плащ и удалился, расталкивая толпу.

Дотти окружила ликующая толпа. Ее подняли на плечи и обнесли несколько раз вокруг ринга. Звери вопили, топали, свистели. В лесу отдавалось эхо. Гурт и Резвый махали ей лапами, когда ее проносили мимо. Старый заяц был вне себя от радости:

— Ах, какая она молодчина, здорово себя держала, Гурт, во!

— Ху-урр, наша мисс Дотти победила по праву, но главное впереди, Бахвал опа-асен, опа-асен… Ху-урр.

Когда ликование поутихло, лорд Броктри проводил победительницу обратно в лагерь под ивами. Не обращая внимания на ее протесты и требования еды, Броктри и Гренн уложили ее в лодку землероек. И еще приставили к ней сторожей, чтобы своенравная Дотти не вздумала ослушаться их приказа. Лог-а-Лог Гренн следила за соблюдением правил бдительнее любого барсука.

— Тебе нужен сон, а не еда. Плюнь на еду. Забудь о ней вообще. Завтра тебе перепадет столько еды, что смотреть на нее не сможешь. От восхода до заката, шутка ли! Длинный день предстоит, так что закрой глазки. Ребята, стерегите ее крепче!

Леволап и Лапоплет пропали сразу после окончания соревнований. Гренн же присоединилась к остальным только за ужином.

— А что, эта заячья парочка еще не вернулась?

Барон Драко уставился во тьму:

— Исчезли. Участвуют, должно быть, в каком-нибудь предзнаменовании… праздноменовании… праздновеновании!

Гренн не могла сдержать улыбки. И Мирклворт пояснила:

— Не обращайте внимания на наши ученые слова, дорогая. Драко имеет в виду, что зайцы где-нибудь на вечеринке. Да вот и они!

Зайцы-двойняшки влетели в лагерь и сразу набросились на ужин, словно не ели вечность.

Гурт нетерпеливо постучал рабочими когтями:

— Ребята, ребята! Работа, работа! Как дела с работой?

Зайцы дружно засмеялись, как будто крот удачно пошутил.

— О, работа, само собой, во…

— Я бы сказал, что все отлично.

— Точно! За три бутыли светлого сидра старина повар душу продаст.

Внезапно рассердившись, Драко повернулся к ним:

— Так вот куда делись мои три бутыли! Такой сидр!

Я берег его для Дня Иглы…

Мирклворт привычно смахнула своим топором очередной кусок иглы от облачения своего супруга.

— Не ной, Драко. Разбудишь Кеглюна. Если мы хотим, чтобы зайчиха победила, надо жратвовать… жертвовать чем-то.

— Да, жертвы неизбежны, во… — усмехнулся Резвый.

Броктри вытащил меч и положил его у костра.

— Надеюсь, ваш с Грубом план удастся, Гренн, — сказал он.

Вытащив рапиру, Гренн воткнула ее в землю и улеглась рядом.

— И я надеюсь. Ведь он стоил Гуосим последнего бочонка старой сливово-свекольной. А уж такого зелья во всей земле не сыщешь. Одна капля — и любая болезнь прочь, хоть голова, хоть живот…

Зайцы доедали последние ватрушки.

— Ну, тогда все получится, во!

— Да, если Дотти не забудет свою роль.

Утро удалось на славу, яркое и солнечное. Руро, прищурившись и прикрыв глаза лапой, подняла голову и с интересом уставилась в небо:

— Как будто уже середина лета, а не второй день сезона. Как, Резвый?

— Ох, боюсь, еще припечет этим летом! Как бы все не выжгло! — Он завидел Дотти, сопровождаемую друзьями на соревнование по Обжорству, и ободряюще крикнул: — Как настроение, красавица? Выше нос, во!

Зайчиха только буркнула:

— Это уже не красавица, это ее скелет.

Резвый сочувственно улыбнулся:

— Понимаю, но помни: не наваливайся на еду, сохраняй спокойствие и присутствие духа. Это твой верный шанс, во Толпа зрителей расступилась, чтобы пропустить Дотти на арену. Бахвал со своими приближенными уже явился. Всю ночь они изобретали оправдания своему повелителю и теперь Бахвал сам уже верил, что оказался безвинно пострадавшей стороной.

В центре ринга поставили стол и два стула. На столе находились лишь две тарелки, два кубка. Король уже восседал на стуле. Дотти тоже заняла свое место за столом. Бахвал откинулся назад, наклонил стул на задние ножки и ехидно улыбнулся:

— Н-ну-у, наконец. Лучше поздно, чем никогда. Не бойся, я тебя не трону, милашка. И на твои фокусы не клюну.

Дороти вытащила чистый платок, в котором принесла набор столовых приборов. Она вежливо поприветствовала соперника:

— Желаю вам доброго утра, сэр. Надеюсь, у вас хороший аппетит.

— Не беспокойся, э-э, все съем, крошка, до крошки, ха-ха. И еще с удовольствием поужинаю у себя дома.

Дотти тщательно протерла свой кубок. Увлеченная этим занятием, она все же пробормотала:

— О, я рада за вас, сэр.

Беседу прервало появление на ринге судьи, за которым следовала вереница помощников с тележками, нагруженными едой и напитками. Голос судьи не потерял свой зычности.

— Внимаааааание!!! Все присутствующие! Сегодня — день соревнования в Обжорстве! Выбор блюд предоставляется участникам, так же как и выбор напитков! Никакие выплевывания, выбрасывания или выплескивания не допускаются! Соревнование продлится до заката! Если! Один! Из! Участников! Не! Сойдет! Раньше! Стааааарт!

Помощники начали приносить блюда с едой. Леволап, украдкой подмигнув Дотти, поставил поближе к ней множество салатов, овощных и фруктовых.

Лапоплет откупорил бочонок сливово-свекольной, наполнил кубок Бахвала и подошел к Дотти. Но зайчиха прикрыла свой кубок лапой:

— Мне, пожалуйста, воды или холодного мятного чая.

Ваш напиток мне кажется слишком крепким.

Бахвал пригубил свой кубок и облизнулся:

— Горными скалами клянусь, добрая капля! Н-ну-у, что ж, если она крепка для береговой крошки, то для короля Бахвала в самый раз!

Он наполнил тарелку салатом, добавил кусок сыра и луковый пирожок и приступил к делу. Дотти поняла, что он тоже голодал, готовясь к этому дню. Она положила себе салат и сделала усилие, чтобы не слишком торопиться и жевать раз тридцать — как учила ее в детстве мать.

Бахвал проглотил вино и потребовал добавки. Изо рта его свисали листья салата и перья лука, а он размахивал вилкой и поучал Дотти: