В конце концов он присел на мраморную скамью и уже было собрался пожелать себе смерти, но, к счастью, вовремя остановился, иначе на этом нашу историю можно было бы считать законченной.

Ночная тишина и мягкий свет луны понемногу успокоили Мушкаделя, в голове его прояснилось, мысли начали приобретать некоторую стройность, и наконец он настолько пришел в себя, что смог произнести одну короткую, но очень важную фразу — он произнес ее машинально, не думая при этом о возможных последствиях.

— Ах, если бы я был умнее, — сказал он.

И наш герой мгновенно поумнел.

Перемена была столь стремительной и глубокой, что он едва не упал в обморок от полученного потрясения. Несколько раз вздохнув полной грудью, чтобы прогнать головокружение, он воскликнул:

— Боже мой, как все это просто! Почему я не догадался раньше? Я хочу стать человеком, достойным любви настоящей принцессы.

И он сразу почувствовал изменения, происходящие с его телом — оно стало более тонким и гибким, кулаки уменьшились до нормальных размеров, а лицо из круглого превратилось в овальное. Поспешив к берегу озера, он взглянул на свое отражение в его гладкой поверхности и при свете луны увидел… нет, не писаного красавца, но человека с правильными и благородными чертами лица — прямым носом, твердой линией губ, волевым подбородком и довольно большими, хотя и глубоко сидящими глазами.

— Так вот кого она может полюбить! — сказал он, удовлетворенный осмотром, и отправился к себе спать, как поступил бы на его месте всякий здравомыслящий человек.

А рано поутру Мушкадель вновь появился в саду королевского дворца. Теперь здесь не осталось и следов от того ночного пейзажа, что завораживал его своей холодной белизной — цветы и деревья сверкали капельками росы, переливались различными оттенками зеленых, красных, синих и желтых тонов, а поверхность озера нежно золотилась под лучами солнца.

Мушкадель подошел к окнам Пандоры и стал ждать — он теперь был достаточно умен, чтобы предугадать поступки принцессы-молочницы, которая наверняка должна была проснуться чуть свет, как это принято у всех молочниц. И впрямь, не прошло и пяти минут, как шторы в окне спальни раздвинулись и наружу явилась красная, измятая и еще больше опухшая после вчерашнего пива физиономия ее королевского высочества.

— Привет! — сказала она Мушкаделю, стоявшему под окном среди цветущих кустов роз. — Кто ты такой и зачем здесь шляешься?

— Я лучник, которого ты любишь. — ответил Мушкадель.

— Что за чушь! Это не ты, то есть ты — не он, — сказала молочница и громко зевнула, даже не попытавшись прикрыть рукой рот.

— Да нет же, это я, Мушкадель.

— Неужто? — с сомнением пробормотала принцесса.

— В таком виде я тебе не нравлюсь? — спросил он.

— Ни капельки, — фыркнула краснощекая толстуха, — с такой-то постной рожей? И потом, я терпеть не могу брюнетов.

— Но я не собираюсь превращаться обратно в рыжего лучника.

— Не собираешься? А как же быть со мной? — растерялась молочница. — Кого мне теперь любить?

— Слушай меня внимательно и постарайся понять, — сказал Мушкадель. — Ты можешь всю жизнь оставаться в своем теперешнем виде и любить лучника, которого больше не существует, но ты можешь также принять свой прежний облик, и тогда я понравлюсь тебе гораздо больше, чем сейчас нравится тот здоровенный мужлан.

— Вот так фокус! — пробормотала молочница, вертя на пальце жемчужное ожерелье принцессы. — Впрочем, если моего милого лучника больше не существует… В конце концов надо же мне кого-нибудь любить, пусть даже и такого чернявого хлыща, как ты… Ничего не поделаешь, давай сюда кольцо.

Мушкадель бросил ей кольцо, и она, надев его на руку, сказала:

— Хочу стать прежней принцессой Пандорой!

В тот же миг он увидел в окне прекрасную принцессу, которая, ахнув, стыдливо закрыла лицо ладошками.

— Посмотри на меня, — сказал Мушкадель. — Быть может, теперь я покажусь тебе более достойным твоей любви.

— Я не знаю, — прошептала принцесса, поглядывая в щелку между тонкими розовыми пальчиками. — Тебе лучше спросить об этом у папы.

— Я предпочитаю спрашивать у тебя, — сказал он и, цепляясь за побеги плюща и выступы стены, взобрался к ней на подоконник.

И тогда принцесса дала ему свой ответ.

Уже на следующий день они сыграли веселую и пышную свадьбу, на которой было полным-полно гостей; да и все прочие жители королевства, не попавшие на торжественную церемонию, в тот день также не остались внакладе, получив за счет казны по куску сочного ростбифа и по большой порции сладкого сливового пудинга.

По окончании свадебных торжеств Мушкадель и его молодая жена пришли на берег озера, и он, размахнувшись, забросил волшебное кольцо как можно дальше — почти на самую середину. Сверкнув напоследок к лучах яркого солнца, кольцо с тихим плеском исчезло под водой. Там, на дне озера, оно находится и по сей день. Вы даже можете попытаться его найти, если не пожалеете времени на поиски. Вероятно, многие из вас при определенных обстоятельствах были бы не прочь изменить свой привычный облик, превратившись в кого-нибудь другого; и я не исключаю того, что это превращение может оказаться для вас (а также и для всего остального мира) весьма полезным и поучительным.

Однако Пандора и Мушкадель были так счастливы друг с другом, что не видели ни малейшего повода к переменам, и поэтому просто выбросили волшебное кольцо в озеро. Таково золотое правило, которого должен придерживаться всякий хороший хозяин — ни к чему держать дома когда-то, может быть, и приносившие пользу, но теперь уже ставшие абсолютно ненужными вещи.

Люси была очень хорошей девочкой, да и брат ее Гарри был в целом не так уж плох — для мальчишки, разумеется, — хотя взрослые нередко называли его оболтусом. Они успешно учились каждый в своей школе, а дома не могли пожаловаться на отсутствие родительской любви и внимания. Возможно, Люси бывала иной раз недостаточно бойкой, а Гарри, случалось, вел себя с сестрой чересчур грубо, вдобавок ко всему обзывая ее «нюней», «рохлей» и «тюфтей». Впрочем, Люсиль далеко не всегда оставалась в долгу — буквально накануне того момента, с которого начинается наш рассказ, она назвала Гарри «подлым извергом». Такие слова нечасто можно услышать из уст хорошо воспитанной девочки, однако мы не должны упускать из виду обстоятельства, при которых они прозвучали. Я полагаю, отчасти это было вызвано вполне естественным желанием доказать Гарри, что с она не «тюфтя» и не «рохля» — с «нюнями» выходило сложнее, поскольку Люси успела уже их распустить, — но все же главным поводом послужили конкретные действия Гарри, закопавшего свою сестру по пояс в землю среди зарослей крыжовника в отдаленном углу сада. Надо сказать, что Люси добровольно залезла в узкую яму, выкопанную коварным Гарри, который уверил ее, будто бы таким образом она сможет быстрее вырасти, а сам немедля схватил лопату, засыпал яму землей, да еще плотно утрамбовал ее ногами. Оказавшись в ловушке, Люси расплакалась, за что тут же была поименована перечисленными выше прозвищами, и только после всего этого употребила выражение «подлый изверг». Гарри это выражение не понравилось; более того, он счел себя оскорбленным и посему гордо удалился, оставив Люси «произрастать» в окружении колючих кустов крыжовника. Поплакав еще немного, она попыталась себя откопать, но это ей не удалось; тогда она пришла в необычайную для столь нежного создания ярость и наверняка затопала бы ногами, если б только смогла вытащить их из земли. Отчаявшись освободиться своими силами, Люси начала громко звать на помощь и кричала до тех пор, пока не пришел ее дядя Ричард, который произвел спасательные работы и, крайне неодобрительно отозвавшись о поведении Гарри, дал Люси два пенса в качестве компенсации за понесенный ею моральный ущерб. И вот, спустя полчаса, потребовавшихся няне для того, чтобы очистить ее платье от садовой земли, Люси вышла со двора на поиски удовольствий, доступных обладателю капитала в два новеньких медных пенса. Ей позволяли выходить со двора одной, поскольку интересовавшие ее магазины и лавки располагались неподалеку от дома на той же стороне улицы, и ей не надо было пересекать проезжую часть.

— Я потрачу оба пенни на себя одну, — рассуждала Люси. — Пусть Гарри остается ни с чем. Я ему еще не так отомщу — вот найду что-нибудь, что он не любит, и подброшу ему это в стакан с молоком!

Вообще-то она не была мстительной и злопамятной девочкой, но в данном случае Гарри заслуживал самого жестокого наказания. Медленно идя вдоль магазинных витрин, Люси соображала, какую вещь Гарри не любит больше всего на свете. Сама она больше всего на свете не любила гусениц и червяков, но Гарри был к ним вполне равнодушен. Так уж эти мальчишки устроены — они совершенно неспособны различать прекрасное и отвратительное.