— Да неужели отец и мать дороже тебе такой груды жемчуга?

Зажмурился парнишка, чтобы сверканье сокровищ не ослепило его. Кругом будто зарево полыхало; казалось, в комнате занялся пожар.

— Напрасно ты трудишься! — ответил мальчик. — Все равно не узнать тебе цену моему отцу и матери. Они мне дороже золота и жемчуга, дороже всего на свете!

Понял водяной, что ничем ему не утешить мальчишку, подождал, пока ребенок уснул, осторожно вынес его, сонного, из воды и положил на берег. Здесь дожидалась хозяина бедная одежонка, которую мальчик скинул перед тем, как прыгнуть в воду. Водяной отыскал в ней карманы, наполнил их золотом и жемчугом и скрылся.

Проснулся мальчик и увидел, что лежит на берегу у самой воды. Он встал и оделся. И тут же вспомнил про водяного и подводное царство. Сначала мальчик подумал, что все это ему приснилось, но, когда полез в карман и вытащил оттуда золото и жемчуг, понял, что был то не сон, а сущая правда. Бросился паренек домой к отцу и матери, к брату и сестрице и нашел всю семью в слезах: все уже думали, что он утонул. Зато и радости не было конца! Да еще и в доме теперь всего стало вдоволь — ведь мальчик принес из подводного царства скатного жемчуга да червонного золота. Семья распростилась с бедностью, узнала достаток. Построили себе счастливцы новый дом и зажили в нем припеваючи.

Мальчик по-прежнему ходил на реку купаться, да только теперь уж не плавал в разлив. Да и вообще старался мелководья придерживаться — туда водяному не добраться.

А водяной вернулся в свое подводное царство опечаленный. Он-то думал, что собрал в своих владениях самые ценные сокровища на свете. И вдруг оказалось, что у людей есть сокровища дороже золота и жемчуга. Есть у людей отец и мать, братья и сестры. А у водяного никого не было! Загрустил он и проплакал три дня подряд; от его рыданий сотрясались берега, а волны шумели, словно при наводнении. Потом водяной отправился осматривать каждый уголок своего царства, — может, где-нибудь затаились особые сокровища, какие до сих пор не попадались ему на глаза.

днажды в Истрии[45] у самого берега моря, пастушок пас нескольких коров да с десяток коз и овец.

Было уже за полдень, и солнце немилосердно жгло землю. Вдруг пастушок увидел, что на мягкой мураве спят три девицы. То были волшебницы-вилы[46]. Все три — раскрасавицы и до того друг на дружку похожие, что их и не различишь. Лежат они, не шелохнувшись, будто и впрямь спят сладким сном. Мальчику, понятно, и невдомек, кто они такие; он думал, обыкновенные девушки, утомились, мол, красавицы, гуляя на солнце, легли и заснули.

«А ведь солнце обожжет девушек! — подумал мальчик. — Жаль! У них такие белые лица! Дай-ка я пособлю им в беде!»

Влез пастушок на ближнюю липу, нарвал кудрявых веток, воткнул их в землю возле спящих, и девушки очутились в тени.

Скоро вилы проснулись. Увидели они липовые ветки, очень удивились и стали спрашивать друг друга, кто же укрыл их от солнечных лучей. На самом-то деле вилы отлично видели, кто о них позаботился, — ведь волшебницы никогда не спят, а лишь притворяются, будто спят. Спрашивали же они друг друга затем, что хотели проверить, отзовется мальчик или нет.

Но пастушок и не думал признаваться вилам — пустился он наутек, потому что не мог смотреть на их волосы: они сверкали, словно чистое золото! Однако в тот же миг все три вилы были уже возле него. Не удалось мальчику убежать от них. Красавицы спросили, что он хочет в награду за то, что укрыл их от жаркого солнца. Мальчик ничего не посмел попросить. Вилы решили подарить ему волшебный кошелек — в нем никогда не переводятся цехины. Но золотые монеты не понравились пастушку: он не знал, что такое деньги. А играть желтыми кружочками и любоваться на них ему вовсе не хотелось — куда занятнее возиться с живыми телятами, коровами да овцами: он любил их больше всего на свете.

Вилы и сами поняли это и сказали:

— Когда ты под вечер погонишь стадо к селу, за твоей спиной раздастся звон колокольчиков. Смотри же не вздумай оглянуться, пока не подойдешь к самому дому.

Сказали и сразу исчезли.

Тут только догадался мальчик, что перед ним были не простые девушки, а волшебницы.

Солнце все ниже клонилось к морю, и пастушок погнал свое стадо домой. Чем ближе он подходил к селу, тем сильнее становился перезвон колокольчиков за его спиной. Мальчик позабыл о том, что наказали ему вилы, и как раз на середине пути обернулся посмотреть, кто же гонит за ним столько скота. И увидел, как из моря выходят овцы, коровы и козы и бредут за его маленьким стадом. Но лишь только мальчик обернулся, скот перестал выходить из моря на сушу. Пастушок пригнал домой только тех, что успели выйти на берег. А послушайся он волшебниц, стадо его было б гораздо больше. Но пастушку и того оказалось довольно. Не обошел мальчик и своих бедных соседей — со всеми поделился скотом, которым его наградили вилы.

одного бедняка было пятеро ребятишек — мал мала меньше. Работал он с утра до ночи, а спать зачастую ложился голодным.

Вот нанялся он хлеб убирать. Встали работники в ряд и пошли по полю. До конца полосы доберутся — сидят, бедняка дожидаются.

Стыдно ему, что он отстает, а силы-то нету. Как закончит свою полосу, весь обливается потом — от слабости да усталости. А люди смеются. Так целый день и промаялся.

Вечером пошел он вместе со всеми в деревню и совсем уж до места добрался, да вспомнил, что оставил серп на ниве. Надо вернуться: без серпа-то куда же — ведь завтра опять на работу!.. Пока добирался до поля — стемнело. Вдруг видит: идет по жнивью какой-то парень незнакомый, колосья собирает да что-то бормочет тихонько. Бедняк притаился, стал слушать.

— Разве мне мало забот о моем господине? А тут еще собирай колосья за бедного парня, чье Счастье работать не желает!

Услышал такие слова бедняк, подбежал и схватил незнакомого парня:

— Ты кто такой? Зачем колосья воруешь?

— Я — Счастье, — ответил пришелец. — Я — Счастье хозяина поля. Вы тут колосья порастеряли, а я их собираю. А ты почему же вернулся? Добрые люди давно уже дома и садятся за ужин.

— Ах, братец, я свой серп потерял и вернулся поискать, — ответил бедняк.

— Да вот он, твой серп, у тебя на плече! — ответило Счастье хозяина. — Да-а, видно, лениво твое Счастье, коли ты собственного серпа на плече своем не замечаешь.

— Ленивое Счастье?..

— А как же! Ты разве не знаешь, что Счастье у каждого есть? Оно вместе с человеком родится. Да только твое Счастье нерадивое. Сидит целый день за широким твоим поясом да знай на тамбуре[47] играет. Оттого ты и ложишься не пивши, не евши. Да вот еще что: задумало твое Счастье нехорошее дело. Как только начнешь ты завтра утром жать, решило оно пробежать у тебя меж ногами, обернувшись трусливым зайцем. А ты серпом размахнешься да ногу себе и поранишь и больше работать не сможешь, тогда уж беднее последнего нищего станешь… Ты вот как сделай: возьми мешок подлиннее и к поясу привяжи его — так, чтобы отверстие-то между колен оказалось. Как вздумает Счастье шмыгнуть меж твоих ног — сразу и попадет в мешок. А ты излови его да отделай как следует дубинкой. Вот увидишь, исправится Счастье, и ты станешь, парень, богатым.

Наутро бедняк все так в точности и сделал: пришел на поле, изловил свое Счастье, вскинул мешок на плечо — и домой. А дома закрыл поплотнее все двери и окна и ну дубасить свое Счастье: бей-бей, бей-бей-бей!

— Ты что ж, так и будешь все время играть на тамбуре и сидеть у меня за поясом? Ты что ж, и вправду намерено мне только гадости всякие делать? Хочешь, как заяц, шмыгнуть у меня между ног, чтобы я себя покалечил? Вот я покажу тебе тамбур! Ты у меня попляшешь! А я буду бить по тебе, как по барабану.

Ох, и колотил он свое нерадивое Счастье да еще грозился его, лежебоку, в колодец закинуть!

Вопило и плакало Счастье, молило помиловать, клялось и божилось, что скоро станет бедняк богатеем, только пусть пощадит ленивое свое Счастье. А за это, мол, Счастье тамбур свой изломает и станет прилежно трудиться, чтоб в доме всего было вдоволь. Отколотил бедняк ленивое Счастье, развязал мешок и строго потребовал:

— Скажи сейчас же, что мне делать, чтоб разбогатеть. А пока я беден, победствуй со мной — я тебя в покое не оставлю, узнаешь мою нищету, помаемся вместе без хлеба.

Рассердился бедняк. То и дело хватал дубинку и, верно, до полусмерти избил бы несчастное Счастье, кабы не жена: очень ей жалко Счастья стало и вступилась она за него. Как муж замахнется, жена его за руку схватит и просит и молит: