– Но почему так, Антон, почему?

– Да потому, что в их компьютерах, – он постучал себя по голове, – нет такого блока, который был бы ответственным за совесть. Даже крошечного нет. Им, Светка, нечем понять, что это такое. А знаешь, что у них вместо совести?

– Нет… – Глаза Угоши распахнулись еще шире. – Не знаю…

– У них в голове стоит автомат по подсчету денег!

– Но зачем им столько?! Вот мы в лесу вообще без денег обходимся и нормально, кстати, живем. Получше многих.

– В лесу без денег можно, а в городе – не получится, сама понимаешь. А зачем столько? Не знаю. Может, остановиться не могут? Или боятся, что без денег они – ничто. Пустота.

– Круглов, а ты хотел бы быть таким же богатым, как Бирюков?

– Не знаю… – задумался Антон. – Вообще-то можно.

– И что бы ты купил? – не отставала Угоша. Для нее, выросшей среди болот, деньги пока оставались самым загадочным предметом человеческого быта.

– О, много чего! Компьютер крутой, мопед, маме – пальто: она все время говорит, что ей старое так надоело, что уже тошнит, а новое дорого стоит… Еще… Знаешь, еще я дал бы денег маме Лешки Сазонова.

– Сазонов – это кто? – удивленно спросила Угоша, до сих пор считавшая, что знает всех Антоновых друзей и знакомых.

– Одноклассник. Бывший. Ты его не можешь помнить. Он до тебя был.

– А куда он делся во время меня?

– Никуда. Инвалидом стал. Ничего не видит и не слышит.

– Почему?

– Он карате занимался. Как-то возвращался с тренировки, к нему двое из их же клуба пристали, потому что Леха на соревнованиях одного из них с первого места спихнул. В общем, избили…

– Почему избили? Он же ни в чем не виноват! Это же соревнование! – ахнула кикимора.

– Какая ты, фея, наивная! У них мозги такие же, как у нашего любимого Бирюкова, – грустно улыбнулся Антов.

– И что было потом?

– Потом врачи сказали, что Лехе нужна операция, чтобы восстановить зрение и слух.

– Почему же ее не сделали? Не захотели?

– Скажешь тоже. Лешкина мама везде деньги собирала. В школе объявление повесила с номером счета в банке, куда деньги переводить. Но так и не собрала. Желающих раскошелиться оказалось слишком мало.

Угоша представила слепого и глухого мальчика Лешу Сазонова, его маму, хотела что-то сказать, и вдруг у нее из глаз потоками хлынули слезы.

– Не плачь, слышишь, Свет! – Антон легонько дотронулся до ее плеча. – Ну, пожалуйста!

В это время автобус, сделав последний разворот, затормозил на остановке, недалеко от дома Харитоновых.

Варя, увидав на пороге Антона и Угошу, всплеснула руками:

– Боже мой! Где вас носило! Братец! Иди скорее сюда, полюбуйся на этих чудищ-юдищ!

Генка вылетел в коридор.

– О! Тоха! Пипеткина! Наконец-то! – бросился он обниматься с Кругловым. Потом отстранился и критически осмотрел пришедших: – Н-да-а-а! Видок у вас, конечно…

– А что? – Угоша пригладила спутанные волосы.

– То! Будто вы не из Крыма приехали, а из мусорки вылезли. Что там с вами на этом юге делали?

– О! Ты даже представить себе не можешь, – засмеялась кикимора. – Нас морили в вагоне, жарили на солнце, валяли по земле вместе с собаками, потом топили в море и гоняли по песку и морским водорослям.

– А в завершение, – добавил Антон, – нами вытерли третьи полки плацкартного вагона. И вот мы здесь…

– Браво! Вы привезли?

Угоша утвердительно кивнула.

– Правда привезли? – оживилась Варя, терпеливо выслушавшая весь этот дружеский треп.

– Да. Сейчас покажу.

Угоша расстегнула молнию на сумке, аккуратно достала оба цилиндра и молча протянула их Харитоновым.

– И это все? – сморщил нос Генка. – А я-то думал!

– Ты ожидал, что Антон с Угошей привезут два ящика размером с железнодорожный вагон?

– Нет, не с вагон… А что, Варька, разве бактерий в этих штуковинах хватит, чтобы устроить завод?

– Хватит и еще останется. Генасик, они же размножаются! Сразу видно, что ты биологию не жалуешь.

– Это она меня не жалует, а не я ее, – парировал Генка, продолжая разглядывать доставшийся ему контейнер.

– Вот еще инструкция, – Угоша достала табличку с древнегреческими письменами. – Нам ее отдельно дали. Сказали, что никакие лабораторные исследования не докажут, что табличка изготовлена не в древности, а перед самым нашим отъездом.

Варя всмотрелась в записи.

– Вы там что-то поняли? – спросил Антон, внимательно наблюдавший за каждым ее движением: в последний момент он вдруг испугался, что инструкция может оказаться нечитаемой, или там будут указаны такие условия, что выполнить их никто из людей не сможет.

– Нет, конечно. Но древнегреческий легко перевести. Думаю, хороший специалист довольно быстро восстановит текст во всех подробностях.

– Варвара Евгеньевна, а давайте этому вашему профессору бактерии прямо сейчас отнесем! Чтобы целый день не терять, – предложила Угоша.

– Я не против, – кивнула Варя. – Мы с Генкой не успели вам рассказать, но Бирюков за ваше отсутствие умудрился произвести в котловине все необходимые замеры…

– Как же так?! Что же теперь будет?! – Угоша почувствовала, как в мгновение ослабли ее ноги, и опустилась на корточки. Антон метнулся к ней:

– Светка, что с тобой? Тебе плохо?

Кикимора отрицательно помотала головой.

– Она очень устала, – пояснил Антон и неожиданно для себя добавил: – Мне Пипеткина вчера жизнь спасла.

Когда Варя, захватив один из контейнеров, ушла к Сергею Юрьевичу, Антон посмотрел на Генку:

– Давай-ка, друг, посвящай нас в подробности всего, что тут произошло, пока мы в Крыму «отдыхали».

– С чего начинать? – с готовностью откликнулся Харитонов.

– Объясни, как Бирюков умудрился сделать замеры при живом Волчке, Шарике, Толе и целом классе борцов за справедливость?

– Слушай, а чего ты кипятишься? – возмутился Генка. – Сам ничего не знаешь, а орешь.

– Ладно, прости. Голодный, наверное. Я, когда есть хочу, всегда злой. У тебя в холодильнике что-нибудь для нас с Пипеткиной найдется? А то мы больше суток не ели.

– Ого! Так бы сразу и сказал, – Генка выбежал на кухню и вернулся с половиной нарезного батона и гирляндой сосисок. – Сосиски варить или так пойдет?

– Пойдет! – махнул рукой Антон, разделил гирлянду поровну, половину протянул Угоше: – Светка, держи километр сосисок! Вкуснотища!

– Ну вы жуйте, а я вам пока расскажу, чтобы ты, Антон, не возмущался, – начал Харитонов. – В общем, Шарик с Толиком через Волчка предупредили, что свалочник кого-то снова отправляет измерять котловину. В лесу приготовились. Волчок даже собственную семью привел, чтобы этих инженеров хорошенько попугать. Но Бирюков не совсем дурак, сообразил, что без приключений не обойдется, и вместе с инженерами прислал охранников. Человек десять, с оружием. Ну и…

– Понятно, – вздохнула Угоша. – Что могут зайчики с белочками против добрых молодцев? – Она замолчала, обвела глазами комнату.

– Свет, что с тобой? – тут же взволновался Антон, заметивший этот взгляд.

– Не знаю… Что-то мне, мальчики, уже минут десять сильно неспокойно. Нехорошее такое предчувствие… А давайте-ка позвоним Ларисе!

Генка принес мобильник:

– Звони.

Лариса ответила сразу и, едва поняв, с кем разговаривает, закричала:

– Это вы! Я знала, что вы успеете! Знала! Светочка, бегите скорее ко мне! – Угоша включила громкую связь. – Несколько минут назад к Толику примчался Шарик и сообщил, что Влад сейчас у отца. Они ругаются. Очень ругаются! Бирюков уже несколько раз повторил, что завтра с утра в лес пойдет тяжелая техника, чего бы это ему ни стоило! Влад упрашивает, чтобы он этого не делал. Светка, а нам как поступать? – Лариса всхлипнула.

– Ларисочка, не плачь! Мы привезли ту вещь, которую хотели. Мы…

– Дай-ка телефон, – протянул руку Антон. – Савельева, не разводи влагу и панику. Времени терять не будем. Голову тоже. Подходите всей командой к дому Бирюкова. Мы тоже скоро туда подтянемся. Мне очень хочется с Владом поговорить. Вдруг скажет, когда папашины инженеры в лес сунутся.

– Круглов, никаких инженеров не будет. Они еще накануне со своими теодолитами и линейкой весь лес облазали. Мерили, записывали. Теперь осталось деревья спилить, и можно мусор завозить.

– Я понял. Выходим. До встречи.

Когда-то Владу казалось, что самый надежный, самый умный, самый сильный и самый крутой – это его папа. И Влад очень старался походить на него. Во всем. Но теперь детская вера в отца рухнула. И, как любой обвал, оставила после себя пустоту и смятение.

Сегодня он пришел к отцу поговорить, а наткнулся на раздражение и грубость. Раньше это было бы воспринято как свидетельство силы. Сейчас заставило брезгливо поморщиться.

Отец назвал его хлюпиком, малолеткой, глупцом. Что ж, лучше быть хлюпиком, чем… Назвать отца тем словом, которое вертелось на языке, Влад не мог. Раньше бы – запросто, но после знакомства с Ларисой…