— Окружайте! Надо его схватить!
Парень набил четвёртую трубку. Стоит и курит. Юрак-еру думает: «Почему он стоит? Нас не боится? Смерти не боится?» Юраки его окружают, ещё немного — и возьмут в кольцо. Тут парень пустил своих оленей. Как ветер они полетели, легко вырвались. Юраки стреляют, но разве их стрелы догонят? Юрак-еру говорит:
— Однако, этот парень — удалец. Если все у них такие, то зря едем. Не повернуть ли назад?
Люди его говорят:
— Нет, погонимся следом!
Парень вечером к своим приехал. За один день обернулся. Лёг спать. Утром отец спрашивает:
— Ну что, врагов видел?
— Видел, — отвечает парень. — Они на хребте Бухуча. Меня хотели взять, окружили, да я вырвался. Олени хорошие.
— А как двухлетка, за матерью поспевает?
— Бывает, отстаёт, но вместе тянут, — отвечает парень.
Отец говорит:
— Готовиться надо. Послезавтра враги придут. Надо людей собрать, рассказать. Надо оленей подальше угнать.
На другой день юраки пришли. Юрак-еру, их предводитель, с двумя помощниками прямо к Колё в чум пришёл. Колё говорит:
— Старуха, угощай гостей.
Старуха много мяса сварила, гости поели. Юрак-еру говорит:
— Мы пришли, поэтому ты, Колё, назначай срок, когда начнём игру. Мы издалека пришли, нам бы день отдохнуть.
Колё говорит:
— Мы вас не звали. Вы сами пришли. Отдыхать я вам не дам. Завтра утром начнём.
Утром юраки подняли красное полотнище. Колё поднял тоже красное полотнище. Сыну своему говорит:
— Одевайся, пойдёшь впереди всех.
Сын надел железную одежду, взял оружие, пошёл. С юрацкой стороны навстречу ему вышел их удалец. Он сразу одну за другой две стрелы выпустил. Наш и выстрелить не успел, упал. А тот идёт и стреляет, идёт и стреляет. Наши люди падают, падают. Колё-предводитель думает: «Что делать?» Был у него работник-дровокол. Целыми днями только одно делал — дрова рубил. Вся одежда его смолой пропиталась. Был он на вид худенький, маленький. Колë-предводитель к нему прибежал, говорит:
— Выручай, Сесаку, собирайся, одевайся! Твоего хозяина, моего сына, убили. Иди воевать. Если победишь юраков, дочь тебе отдам без калыма и половину моих оленей!
Сесаку не хочет идти, плачет. Его в железо одели, лук и стрелы дали. Он пошёл. И начал стрелять. Как одну стрелу пустит — три-четыре юрака падают. До ночи стрелял. Потом всю ночь стрелял. Утром Колё смотрит: на юрацкой стороне народа почти не осталось. Осталось человек двадцать. Юрак-еру красное полотнище опустил, чёрное поднял, сдался. А Сесаку остановиться не может, всё стреляет. Юрак-еру кричит:
— Надо его как-то унять, а то он женщин и детей постреляет!
Колё говорит дочери:
— Скорее одевайся, иди уйми его, а то он ничего не помнит, свой народ сейчас начнёт бить.
Дочь оделась, все украшения на себя надела и пошла. Такая красавица — глаз не отвести! А Сесаку уже повернулся назад — свой народ готов бить. Колё с дочкой подошли, за лук его схватили, образумили.
— Иди в чум, вот тебе моя дочь, — говорит Колё.
Стали народ считать. Наших двести осталось.
Юрак-еру говорит:
— A у меня только пятнадцать воинов.
Юраки подобрали убитых, сложили на нарты. Юрак-еру говорит:
— Хотели ваших женщин забрать. Но вы победили. Что возьмёте?
Колё говорит:
— Ничего не надо. Своих убитых вези. Не оставляй на нашей земле.
Юрак говорит:
— Сколько людей убито! Больше я с войной не приду. На другой год в гости приду, а воевать не буду. Давайте в мире жить.
Больше юраки с войной не приходили.
СЕЛЬКУПСКИЕ СКАЗКИ
ИЧЕКОЧКО И БОГАТЫЙ КУПЕЦ КОРСЭ
Шустрый Ичекочко жил с бабушкой в чуме на берегу реки. Бабушку звали Имилямиля. Ичекочко ловил рыбу. Тем они и кормились. Паренёк знал только свой берег, на ту сторону реки не ходил, бабушка не разрешала. Она часто повторяла:
— На ту сторону не ходи, худо будет.
Настала осень. Пришли холода. Ичекочко по первому льду пошёл ставить сети под лёд. Посмотрел на другой берег. Там — хорошие дома. «Бабушка говорила: туда нельзя, худо будет», — подумал Ичекочко и пошёл на ту сторону. Подошёл к дому, заглянул в окно и видит: сидит за столом человек, пишет. Это был богатый купец Корсэ. За ним на стенах висели связки шкур — соболя, песцы, горностаи. Ичекочко побежал назад к своим сетям. Вытащил он всего две рыбки — карася и плотичку. Принёс их домой.
— Что так долго, Ичекочко? — спрашивает бабушка. — Куда ходил?
— Я никуда не ходил, только на реке у сетей был, — отвечает Ичекочко.
— Я была на реке, тебя там не видела, — говорит бабушка.
Пришлось пареньку сказать правду. Бабушка говорит:
— Я знаю этих людей. Они злые и жадные. Больше туда не ходи.
— Больше не пойду, — отвечает Ичекочко. А потом говорит: — Я лягу посплю, я очень устал. А ты рыбу поджарь. Сама съешь плотичку, а мне оставь карася.
Бабушка Имилямиля насадила рыбу на рожни[76] и стала жарить над костром. Когда поджарила, съела карася. Внуку оставила плотичку. Ичекочко спал очень долго. Проснулся и спрашивает:
— Бабушка, ты зажарила рыбу?
— Да, зажарила, — отвечает бабушка.
— Дай мне моего карася, — говорит Ичекочко.
— На, возьми.
— Разве это карась? Он маленький! — говорит Ичекочко. — Это не карась, а плотичка!
— Ты очень долго спал, — говорит бабушка. — Вот твой карась и усох.
— Нет, бабушка, это неправда! — рассердился Ичекочко. — Ты съела моего карася! Ты меня обманула! А раз так, я ухожу от тебя. Буду жить один.
Бабушка Имилямиля говорит:
— Не уходи, Ичекочко. Не сердись. Одному тебе не прожить. Ты ещё не вырос. Кто-нибудь тебя убьёт.
Но Ичекочко не стал слушать и вышел из чума. «Куда пойти? — подумал он. — Пойду-ка я на ту сторону реки к купцу Корсэ, у которого так много шкурок. У него найдётся для меня какая-нибудь работа». И он пошёл на другой берег реки. Бабушка выскочила из чума и закричала:
— Вернись, Ичекочко! Не ходи туда! За рекой живёт злой купец Корсэ! Он тебя убьёт!
Но Ичекочко не оглянулся. Он подошёл к дому купца и заглянул в окно. Тот увидел паренька и кивнул ему: мол, заходи. Ичекочко вошёл в дом. Старик спрашивает:
— Кто ты, парень, откуда и куда идёшь?
Ичекочко говорит:
— Я — сирота. У меня никого нет. Я иду издалека.
Вошёл слуга купца и говорит:
— Парень всё врёт. Он живёт за рекой с бабушкой. Вон виден их чум. Парня зовут Ичекочко.
— Ах вот ты кто! — взревел Корсэ. — Тебя-то мне и надо! Ты — дьявол, который уносил моих дочерей. Семь дочерей у меня родилось — все они умерли. Это ты за ними приходил, ты уносил их души! Ну, а теперь тебе пришёл конец.
Ичекочко вспомнил, что говорила бабушка. Он заплакал. Потом сказал:
— Зачем говоришь такие слова, старик Корсэ? Я никогда не ходил на твою сторону.
— Кто же ещё виноват, если не ты? — сказал Корсэ. — На той стороне, кроме тебя, никто не живёт. А дьявол, конечно, приходил оттуда, потому что у нас дьявол не живёт!
— Не убивай меня, — попросил Ичекочко. — Лучше возьми меня на работу. Я буду стрелять для тебя соболей и горностаев.
— Ты дьявол, и ты сбежишь, — сказал Корсэ. — И не будет от тебя никаких соболей, никаких горностаев! Эй, слуги! — крикнул он. — Посадите этого дьявола в кожаный мешок и крепко завяжите. Я утоплю его в проруби.
Прибежали слуги, посадили паренька в кожаный мешок и крепко завязали.
— Теперь отнесите его на реку к проруби, — приказал старик Корсэ. — Пусть он до ночи полежит, помёрзнет, а потом я сам столкну его в воду.
Взяли слуги мешок с парнем, отнесли к проруби, положили на лёд. Сами ушли. Лежит бедный парень в мешке. Холодно ему, голодно. Смерть близка. Вдруг он слышит: нарты едут, собаки лают. Ичекочко запел:
Хороша моя затея,
Скора я разбогатею!
Соболя и горностаи!
Как я вас пересчитаю?
В нартах ехал купец. Он спешил к большому купцу Корсэ. Купец остановил собак. Откуда песня? Кто разбогатеет? Где соболя и горностаи?
А из мешка снова раздаётся весёлый голос:
Хороша моя затея,
Ах как я разбогатею!..
Купец подбежал к мешку, спрашивает:
— О чём ты поёшь? Где соболя и горностаи? Кто ты? Почему в мешке?
— О, я счастливый человек, — отвечает Ичекочко. — Ровно в полночь хозяин воды начнёт выбрасывать из проруби на лёд драгоценные шкурки — чёрных соболей да белых горностаев. И всё для меня, потому что я сижу здесь в мешке и славлю его имя.
Купец говорит:
— А не уступишь мне своё место? Я за него отдам тебе все мои товары вместе с нартами и собаками.
Ичекочко задумался. А потом говорит:
— Ну ладно, развязывай! Мне ведь много не надо. Он выбросит тысячу соболей — что я с ними буду делать? Я их и пересчитать не смогу. Я ведь считаю только до десяти.