— Бери-ка ты свою жену и садись с ней на летучую колесницу. Пролетает она сто ри в одно мгновение, живо переправитесь на тот берег, — и выкатил из сарая летучую колесницу. Помчалась она по воде, как по суше. В один миг перенесла их через широкую реку на тот берег.
Там переоделись беглецы в другие одежды. Вдруг слышат грохот большого барабана: додон-додон-додон!
Сошел полководец чертова войска с горы и завопил:
— Удрали, удрали!
Поскорее вскочил он на другую колесницу, что летит еще быстрей, и пустился вдогонку за беглецами.
Послышался стук и гром.
— О-Цуки-сама! Помоги! — в страхе взмолилась молодая жена.
Вдруг с неба слетел журавль и как бросится на чертову колесницу! Переломилась колесница пополам, и полководец чертей погиб.
Таматаро со своей женой благополучно вернулся домой и на радостях созвал всех родичей на пир. Дней пять пировали.
С тех пор стала молодая чета жить в счастье и довольстве, дети народились. Тут и сказке конец.
33. Атяя-химэ
В старину жили, не ведаю где, три брата, и звались они Итиро, Дзиро, Сабуро [75]. Однажды летним вечером прохлаждались они, обмахиваясь веерами. На веере самого младшего брата, Сабуро, была изображена красавица. Загляделся он на нее и воскликнул:
— Вы посмотрите только, до чего хороша! Неужели есть на свете девушка такой красоты?
Старший брат Итиро ответил:
— Есть-то, положим, есть.
— Ты правду говоришь? Где же, в каких краях живет она?
— Далеко отсюда, на Чертовой круче, и зовут ее Атяя-химэ. Красоты она неписаной.
— Ах, поглядеть бы на нее хоть единый раз!
— Да как же ее увидеть? Ведь никто не знает, где Чертова круча.
— А я все равно не успокоюсь, пока не увижу эту красавицу.
Начал Сабуро умолять свою матушку, чтобы дозволила ему пуститься в странствие. Еле-еле умолил и на другое же утро, чуть свет, покинул родной дом.
Долго бродил он, не зная устали. Нынче гору перейдет, завтра держит путь через долину. В одном краю спросит: «Не здесь ли Чертова круча?», в другом допытывается: «Не тут ли живет Атяя-химэ?» Но никто ничего не знал.
Вот однажды в какой-то день какого-то года Сабуро зашел отдохнуть в чайный домик у подножия высокой горы.
— Не знаешь ли, где Чертова круча? — спросил он у хозяина.
Тот ответил:
— Чертова круча? Да вон, погляди вверх, это и есть Чертова круча. Сто смельчаков поднимались на ее вершину, но назад ни один не вернулся. Тебе-то зачем понадобилось идти туда на верную погибель?
— Хочу встретиться с Атяя-химэ. Прощайте покуда.
Казалось, Чертова круча близко, до вершины рукой подать, а на самом деле Сабуро прошел тринадцать ри, пока добрался до середины крутого склона.
В лесу стоял дом. Сабуро заглянул в дверь. Девушка необыкновенной красоты разжигала огонь.
Дозвольте войти, — сказал Сабуро.
Девушка оглянулась.
— Я пришел сюда, чтобы увидеть Атяя-химэ. Может, вы ее знаете?
— Это я и есть.
Изумился Сабуро и смотрит на красавицу, глаз не спуская.
А девушка говорит с тревогой:
— Здесь страшное место. Отец мой — черт, он пожирает людей. Беги отсюда, пока не поздно!
— Никуда я не уйду. Сколько лет искал я тебя, исходил горы и долы и вот наконец нашел. Как же я могу расстаться с тобой?
Сабуро упрямо стоял на своем. Видит девушка, не уговорить упрямца, и спрятала его под своим подолом.
Вдруг загудела, загремела гора. Пришел черт устрашающего вида и стал жаловаться:
— Нынче не попались мне на зуб ни олень, ни обезьяна.
Тут увидел он у входа дорожные сандалии и спросил:
— Атяя, к нам пришел человек?
— Нет, никто не приходил.
— Почему же здесь сандалии?
— Ты, батюшка, бросил их когда-то, ну, а я подобрала.
— Ах, вот что! — и черт не стал больше спрашивать. Утром рано ушел он в горы на охоту. На другое утро тоже, и на третье…
Три месяца Сабуро прятался в доме черта. Крепко полюбили Друг друга Сабуро и Атяя-химэ. Понесла она дитя под сердцем. И вот наконец решил Сабуро бежать вместе со своей возлюбленной. Вынула Атяя-химэ гребень из своей прически и сломала пополам. Одну половинку дала Сабуро, другую оставила себе. Так был скреплен брачный союз.
Как только черт вечером крепко уснул, взялись молодые супруги за руки и побежали.
Но случилась беда. Наступила Атяя-химэ на сухую хворостинку, послышался громкий треск. Очнулся черт от сна и увидел беглецов.
— А, так вы бежать?! — заревел он и погнался за ними огромными прыжками. Настиг свою дочь черт-людоед и сожрал ее.
А Сабуро продолжал бежать что было силы. Черт же, погубив Атяя-химэ, со страшной быстротой понесся за ним в погоню.
Но Сабуро вынул из-за пазухи маленький ларчик. Мать на прощание дала ему этот ларчик с такими словами:
— Сын, мой, если будет тебе грозить погибель, открой этот ларчик и погляди на небо.
Сабуро открыл ларчик и поднял глаза к небу. И тут — о чудо! — стал он маленьким-маленьким жучком и спрятался в густых листьях.
Не смог черт найти Сабуро и пробурчал с досадой:
— Ну и быстрые же ноги у этого человечишки! Какая досада!
Вернулся черт на гору, а Сабуро принял свои прежний облик. Тринадцать ри отшагал он и снова вошел в чайный домик. Хозяин обрадовался:
— Ты целых три месяца пропадал. Люди уж говорили, что черт сожрал тебя, а ты жив и здоров.
Отправился Сабуро в обратный путь к родному дому. То-то обрадовались мать и братья! Конца не было рассказам! А как узнали они о гибели Атяя-химэ, заплакали от жалости.
Старший брат Итиро уж несколько лет как был женат, а детей у него все не было. Но наконец родилась у него маленькая дочка как раз незадолго до того, как вернулся Сабуро.
С каждым днем девочка становилась все красивей.
— До чего хороша! Как Атяя-химэ, — любовался на нее Сабуро.
Но у девочки с самого рождения правая рука была сжата в кулачок. Как ни старались, не могли разжать его.
Однажды Сабуро шутливо сказал девочке:
— А давай-ка, твой дядюшка разожмет кулачок, — и взял ее за правую ручку. Кулачок-то и разжался сам собой!
— Ах! — изумились все.
Видят: на маленькой ладони лежит половинка гребня. Сабуро приложил вторую половинку — в точности сошлось! То был, без всякого сомнения, гребешок Атяя-химэ.
Прошли годы. Девушка росла и делалась все более и более похожей на Атяя-химэ. А как выросла, стала женой Сабуро [76], и они зажили вместе в любви и счастье.
34. Лягушачья шапка
В старину жила, не ведаю где, одна старуха. Как-то раз брела она, согнувшись в три погибели, через поле по меже. А там змея злобно глядит на лягушку, вот-вот проглотит. Зашикала старуха, замахала руками, а змея даже не шелохнулась.
— Эй, змея, не тронь лягушку, — говорит старуха. — Послушаешься меня, я тебе мою дочку отдам.
Змея будто все поняла. Оставила в покое лягушку и скользнула в заросли травы. Лягушка встрепенулась, поглядела вокруг с радостным видом и — скок-скок — запрыгала прочь.
— Ну вот, как все хорошо обошлось, — вздохнула с облегчением старуха, похлопала себя по пояснице и заковыляла дальше. Но скоро взяла ее тревога.
— Ох, ведь не взаправду я дочку обещала, да слово-то вылетело, а змея — тварь колдовская. А-а, сказала я неслыханную глупость. Вдруг явится и потребует отдать дочку, мое единственное детище!
От таких мыслей старуха даже работать в поле как следует не смогла. Что делать, ума не приложит. Воротилась она домой поскорее. Дочка ее прядет, за ткацким станом: тон-тон.
Выбрала старуха самое красивое из платьев девушки.
— Доченька, надень это платье и набелись получше, — и опять впопыхах убежала.
Девушка не могла взять в толк, что все это значит, но нарядилась, набелилась.
Тут вдруг несет старуха новехонький гроб. Тяжело уселась, запыхавшись, и наконец поведала дочери страшную новость: сегодня непременно змея придет за ней.