— Ну ещё бы! — с жаром воскликнул Паддингтон. — Только играть я не умею, разве что на расчёске, и то не очень хорошо, потому что она за усы цепляется.

— А переворачивать мне ноты ты сможешь? — спросил мистер Клоув.

— Ну вообще-то, — сказал Паддингтон, с сомнением разглядывая свои лапы, — нам, медведям, это не очень-то с руки, но, если вы мне будете говорить, когда надо, я могу попробовать.

Мистер Клоув принял решение.

— Ты мне подходишь, — кратко сказал он. — Пошли.

— «Безобразия», как же! — сердито восклицала миссис Бёрд, отмахиваясь от администратора сумочкой. — Никакие это не безобразия. Просто ему здесь понравилось.

— Ваш медведь улюлюкал, да ещё в бельэтаже! — настаивал администратор. — И к тому же заляпал пастилой одно из лучших мест.

— Незачем тогда её продавать, — парировала миссис Бёрд. — Тут уж вы сами виноваты.

— Вы мне вот что скажите: где он сейчас? — требовал администратор. — Пора начинать следующую картину. Мы и так уже на пять минут опоздали. Где ваш медведь?

Брауны тревожно переглянулись. Они-то знали, что Паддингтон может быть где угодно. Однако ответить никто не успел, потому что в эту минуту со сцены донёсся смутный рокот; он всё нарастал, переходя в мощные аккорды, от которых задрожали стены. Публика разразилась аплодисментами.

— Не может быть! — воскликнул администратор. — Ведь это Реджинальд Клоув играет «Правь, Британия»![29] Одной рукой!!!

И они увидели, что свет в зале погас, а на сцене в розовом луче прожектора возник орган.

— Господи помилуй! — вскричала миссис Бёрд, вцепившись в сиденье. — Да вот же этот медведь, только что это он там делает?

Когда Паддингтон въехал на сцену на органе, выглядел он как триумфатор. Он хотел было помахать лапой Браунам, но дело, порученное ему мистером Клоувом, не позволяло отвлекаться. Был, правда, неприятный момент, когда от волнения медвежонок перевернул сразу две страницы, и мистер Клоув вдруг с удивлением обнаружил, что вместо «Правь, Британия» играет мелодию из «Гондольеров», но он тут же поправился, и в общем ликовании никто ничего не заметил. Публика хлопала после каждой вещи, но вот наконец, к великому огорчению Паддингтона, мистер Клоув нажал какую-то кнопку, и орган начал плавно опускаться. Но прежде чем он окончательно скрылся из виду и замерли последние ноты, раздался взрыв аплодисментов, а кое-кто даже закричал «Бис!».

А потом все говорили, что, как ни хороша была последняя картина, настоящим гвоздём вечера был всё-таки орган. Даже администратор «Подиума», казалось, был доволен и лично сводил Браунов за кулисы.

— Думаю, немногим медведям довелось прокатиться на органе, — задумчиво сказал Паддингтон по дороге домой. — Да ещё выехать на нём из-под пола.

— А я думаю, — сказал мистер Браун, — что немногим людям довелось приклеиться к стулу, на котором медведь оставил пастилу. — И он сурово поглядел на Паддингтона.

Но глаза у медвежонка были прикрыты, не потому, что он засыпал на ходу, он просто представлял себе, как перед сном возьмёт в лапы свой дневник. Ему очень понравилось кино, и надо было хорошенько обдумать, как бы получше описать все события этого вечера.

— Два дня! — в ужасе вскричала миссис Браун, глядя на доктора Мак-Эндрю круглыми глазами. — Вы серьёзно хотите сказать, что нам придётся целых два дня лежать в постели?

— Угм, — подтвердил доктор Мак-Эндрю со своим шотландским акцентом. — Инач' я за последствия н' ручаюсь. Вы подцеп'ли на редк'сть противный вирус.

— Но миссис Бёрд нет дома, она только завтра вернётся, — простонала миссис Браун. — Джонатана с Джуди тоже нет. Остаётся… остаётся один только Паддингтон.

— Два дня, — повторил доктор Мак-Эндрю, защёлкивая замок на портфеле. — Ни секундочкой менш'. Нич'го, дом за эт' время не рухнет. Одно я вам скажу точно, — добавил он с порога, лукаво глядя на мистера и миссис Браун. — С гол'ду вы не умрёте. Этот ваш мишк' — б'льшой любитель покуш'ть.

Он притворил дверь и отправился вниз сообщать новости Паддингтону.

— Ой, господи, — простонал мистер Браун, — мне, кажется, уже хуже!

Паддингтон сразу понял, какая на него ложится ответственность. Он внимательно выслушал всё, что сказал доктор Мак-Эндрю, и тщательно записал его указания. Проводив доктора до дверей и попрощавшись, он поспешил на кухню за своей хозяйственной сумкой на колесиках.

Обычно походы на рынок затягивались у Паддингтона надолго. Он любил остановиться и поболтать с лавочниками, которые давно знали его в лицо. Паддингтон слыл разборчивым покупателем, и продать ему что-нибудь считалось особой честью. Но на сей раз он едва-едва успел забежать за своей утренней порцией булочек.

Час был ранний, и мистер Крубер ещё не открывал лавку, поэтому Паддингтон завернул его булочку в бумажку, написал сверху, что не сможет сегодня прийти на «послезавтрак», и сунул пакетик в почтовый ящик.

Быстренько купив всё, что надо, медвежонок забежал в аптеку за лекарством, которое прописал доктор Мак-Эндрю, и покатил сумку к дому номер тридцать два.

Ему не так уж часто разрешали помочь по хозяйству, а уж о том, чтобы самому готовить обед, и речи быть не могло, так что ему не терпелось поскорее взяться за дело. Кроме того, совсем недавно миссис Бёрд купила отличную чёрную волосяную щётку, и Паддингтону ужасно хотелось проверить, хорошо ли она сметает пыль.

— В старом переднике миссис Бёрд Паддингтон выглядит прямо как заправская хозяйка, — заметила миссис Браун. Она сидела в постели с чашкой в руках. — И как мило с его стороны сварить нам кофе!

— Очень мило, — согласился мистер Браун. — Если бы ещё не эта булка с мармеладом…

— Да, ломти немного толстоваты, — не могла не признать миссис Браун. — Паддингтон сказал, это аварийный завтрак. Хотела бы я знать, что он имел в виду! Будем надеяться, что всё в порядке.

— Честно говоря, мне это не нравится, — проворчал мистер Браун. — В доме всё утро на удивление тихо — такое впечатление, что наш косолапый друг опять что-то учинил. — Он принюхался. — И потом, откуда-то пахнет палёным волосом…

— Ну, булку всё равно придётся съесть, — оборвала его миссис Браун. — Паддингтон поделился с нами своим любимым мармеладом, это нельзя не оценить. Не вздумай оставить что-то на тарелке, потом греха не оберёшься!

— Но здесь целых шесть кусков! — запротестовал мистер Браун. — Да и вообще, я не очень-то люблю мармелад. А кроме того, уже почти двенадцать, потом и обедать не захочется![30]

Он красноречиво посмотрел на окно, а потом снова на тарелку.

— Нет, Генри, — остановила мужа миссис Браун, угадав, о чём он думает. — Птичек кормить ты не будешь. Вряд ли они станут есть мармелад. И потом, — добавила она, — Паддингтон предупредил, что обед запоздает, так что лучше оставить булку про запас.

Миссис Браун тоскливо посмотрела на дверь.

— Хотела бы я знать, что там внизу творится. Неизвестность хуже всего. Когда Паддингтон прибегал к нам, у него вся мордочка была в муке.

— Если хочешь услышать моё мнение, — изрёк мистер Браун, — чем меньше ты будешь об этом знать, тем лучше. Спокойнее будет.

Он задумчиво глотнул из чашки и тут же подскочил как ошпаренный.

— Генри! — укорила его миссис Браун. — Осторожнее! Не пролей кофе на одеяло!

— Кофе?! — взревел мистер Браун. — Ты хочешь сказать, вот это — кофе?!

— Я ничего не хочу сказать, — успокоила его миссис Браун. — Так сказал Паддингтон. — Она отпила из своей чашки и скривилась. — Действительно, очень странный вкус.

— Странный! — взорвался мистер Браун. — Да просто отвратительный! — Он всмотрелся в чашку, потом осторожно поковырял в ней ложкой. — И ещё какие-то зелёные ошмётки плавают.

Съешь булочки с мармеладом, — предложила миссис Браун. — Отобьёт неприятный вкус.

Мистер Браун бросил на жену тоскливый взгляд.

— Два дня! — проговорил он, обречённо откидываясь на подушки. — Целых два дня!..

А внизу планы Паддингтона приходили всё в больший и больший беспорядок. То же самое можно было сказать о кухне, прихожей, столовой и лестнице.

Началось всё с того, что он приподнял уголок ковра, чтобы вымести оттуда сор, и обнаружил на полу старые газеты. Если бы он не уселся их читать, ему не пришлось бы так спешить с уборкой. И тогда он был бы осторожнее, когда чистил щётку миссис Бёрд над газовой горелкой.

А если бы он не подпалил щётку миссис Бёрд, он был бы внимательнее, когда варил кофе.

Паддингтон очень сконфузился из-за кофе и страшно ругал себя за то, что не попробовал его, прежде чем отнести наверх. Одно его утешало — для себя он сварил какао.